Оливия Уэдсли - Принцесса Востока

– Сегодня ночью, когда взойдет луна, мой караван уходит на восток.

– Но почему ты решил теперь предпринять эту поездку по пустыне? – спросил Роберт.

Темнота ночи, душевная усталость и тоска, давившая его, невольно заставили Сфорцо сказать брату:

– Я приехал сюда, чтобы разыскать миссис Клэвленд и увезти ее в Каир. Ее муж умер. Они должны были развестись. Я люблю ее, я полюбил ее с первого мгновения, как увидел ее.

Роберт ничего не ответил.

После небольшой паузы он спросил:

– Джиованни, ты знаешь, где находится миссис Клэвленд?

– На вилле «Зора», находящейся около деревушки по имени Руспа.

«Значит, он ничего не подозревает», – подумал Роберт, не зная, что сказать ему. Единственный человек в мире, которого он любил, был Сфорцо. Джиованни был старше его на двенадцать лет, и для Роберта старший брат был идеалом. Сфорцо воспитал его и относился к нему с отеческой нежностью. Они редко виделись за последние годы, но их глубокая привязанность друг к другу лишь возрастала при разлуке.

Они вышли на улицу. После недолгого молчания Сфорцо спросил:

– Где находится Руспа?

– Недалеко от моего лагеря, – ответил Роберт.

– Как долго нужно ехать туда?

– Во вторник вечером ты сможешь увидеть миссис Клэвленд. Но нам придется торопиться, чтобы быть там к этому времени.

– Что собой представляет вилла «Зора»? – спросил Сфорцо.

В его голосе не было и тени подозрения.

– Почему ты не спрашиваешь, кому она принадлежит? – резко спросил Роберт.

Он не мог перенести этого дальше, не хотел больше скрывать истину.

Услыхав, как Сфорцо глубоко вздохнул, Роберт произнес, стараясь говорить обычным голосом:

– Гамид эль-Алим – владелец виллы. – Затем он продолжал уже гневно: – Он находится там, в пустыне. Они проводят время вместе. Я проезжал мимо виллы и хотел заехать к ней, но не сделал этого, так как узнал о его присутствии. Что ты сможешь сделать? Ничего! Она любит его. Ведь она выехала из Каира после его женитьбы или незадолго до нее.

– Его женитьбы? – повторил Сфорцо задыхающимся голосом. Но сейчас же, однако, овладел собой. –  Я ничего не знал об этом.

– Неужели? – спросил Роберт.

Он не находил слов, страдая за брата. Он вспомнил тот вечер, когда они обедали втроем в Шепхэрд-отеле: Каро, Сфорцо и он. Роберт вспомнил, какой она была изящной, прелестной и как она понравилась ему. Его поражало, что такая женщина могла полюбить Гамида, и это унижало ее в его глазах. Он знал, каким гордым и самолюбивым был его брат, сколько страданий он должен был испытать из-за своей любви к этой женщине, недостойной его.

Они подошли к каравану, который их ожидал около какой-то высокой стены. При их появлении заржала лошадь.

– Это Нано, – объяснил Роберт с гордостью.

Он взобрался на своего верблюда, и Сфорцо последовал его примеру. Под громкие крики погонщиков с шумом и лязгом караван тронулся в путь, подымая облака песочной пыли. Когда высокая стена осталась далеко позади, взошла луна, огромная, кроваво-красная, багровый шар на темном фоне иссиня-черного небосвода.

Сфорцо не сознавал окружающего, не слышал, что творится вокруг, и лишь думал об одном, мучительном и страшном. Теперь он узнал о том, чего опасался, что вызывало в нем дикие вспышки ревности. В коротких словах Роберт сообщил ему правду, свершившийся факт. Горечь и презрение наполняли его душу. Презрение к самому себе терзало его.

«Безумный, – говорил он себе. – Ведь я любил в ней лишь образ, который я создал себе. Разве возможно, чтобы ей было неизвестно, в чьей вилле она живет и какому человеку она доверяет?»

Безжалостная действительность разбила его мечту, уничтожила его счастье. Он старался забыть, не думать о том, что было для него страданием. Все эти дни в пустыне она провела с Гамидом эль-Алимом. Может быть, в этот момент Каро стояла около него, находилась около Гамида. У него захватило дыхание, словно раскаленное железо коснулось его груди.

Все эти годы он ждал, зная, что придет настоящая любовь, а теперь…

Он никогда не знал, что ревность может быть таким безмерным страданием. Он презирал за это других, считал это слабостью, а теперь он видел Каро и Гамида вместе, представлял себе выражение его глаз, слышал тон его голоса…

Часы проходили. Наступил рассвет, и громкая молитва правоверных арабов вознеслась к небу. Караван сделал привал, и они подкрепились финиками и кофе. Затем они снова двинулись в путь по безграничным песчаным равнинам, где изредка росли чахлые кустарники и желтые груды песка образовали волнистые дюны. Далеко на востоке возвышалась темная цепь невысоких гор. Жара все возрастала.

Вдруг неизвестно откуда, из золотисто-голубоватой дали показалась кучка всадников, направляясь к каравану. Роберт отдал какое-то распоряжение. Верблюды остановились, и арабы собрались около них.

– Набег, – коротко объяснил Роберт брату. – Достань свой револьвер. Люди очень храбрые, посмотри на них.

Сфорцо оглянулся и увидел темные, мрачные лица арабов, готовящихся к бою. Холодная решимость, дикая ненависть светились в их глазах, жажда крови и битвы искажала их лица.

Нападающие врассыпную приближались к ним и начали стрелять. Один из арабов был ранен. Пуля попала в одного верблюда, затем в другого. С диким криком нападающие налетели на караван. Два араба упали со своих коней, которые встали на дыбы от испуга.

Роберт выстрелил в предводителя нападающих – высокого всадника в белом одеянии, расшитом золотом. Тот покачнулся и упал с лошади. Арабы перешли в наступление. Сфорцо и Роберт дрались в их рядах.

Сфорцо почувствовал острую боль в руке, увидел, как Роберт упал на колени, потом снова поднялся и бросился вперед. Около Сфорцо упал сраженный пулей человек. Затем он услыхал слово «буря», после которого наступила внезапная тишина. Он оглянулся. Нападающие исчезли.

Роберт схватил его за руку.

– Самум! – прокричал он и бросился на землю, потянув его за собой.

Сфорцо показалось, что на них надвигается высокая стена песка. Он лежал около Роберта, и горячий песок засыпал ему рот, глаза, мешая дыханию и паля огнем. Ветер свистел, принося с собой непроницаемые облака песочной пыли. Затем наступила тишина. Кругом не слышно было ни звука.

– Все прошло наконец, – раздался голос Роберта, охрипший, еле слышный.

Сфорцо поднялся, и вслед за ним поднялись арабы. Роберт осмотрел свою лошадь, затем, перевязав раны у своих людей, велел собираться в дальнейший путь.

Когда Роберт подошел к брату, он воскликнул:

– Ты ранен?

Он осмотрел раненую руку Сфорцо, залил рану йодом и тщательно перевязал ее.

– Вот теперь все в порядке.

– Очень больно, – не то с улыбкой, не то с гримасой сознался Сфорцо.

– Рана легкая и скоро заживет, – уверял его Роберт. Затем он добавил: – Мы опоздали и не доберемся сегодня до нашей цели. Я отдал распоряжение остановиться на ночь в оазисе Орназа. Люди устали.

Сфорцо подошел к своему верблюду. Караван отправился в дальнейший путь.

– Сегодня, – сказал Гамид, – я покажу вам настоящую жизнь пустыни.

Он посмотрел на Каро, освещенную яркими лучами солнца, и загадочная улыбка мелькнула на его губах.

Каро глядела на розы, распускающиеся золотистыми венчиками.

– Вы знаете, у меня сегодня последний свободный день, – сказала она рассеянно. – В субботу я уезжаю в Каир, и завтрашний день мне придется провести в приготовлениях к отъезду.

Гамид молча посмотрел на нее, любуясь ее белоснежной кожей, мягким блеском ее волос, нежными, белыми руками, которые притрагивались к лепесткам красных и желтых роз. Кровь сильно билась в его жилах, когда он думал о ней, о ее нежной красоте, которая сводила его с ума.

Он оглянулся вокруг: голубело далекое небо, в желтом блеске сверкала пустыня. Он мечтал о движении, о быстром беге в сияющую даль. Его лошадь терлась головой о его плечо. Он обнял ее красивую голову и погладил ее.

Одетый в костюм для верховой езды, Гамид уговаривал и Каро переодеться.

– Это самый удобный костюм, – убеждал он, – хотя часть пути вам придется проехать на верблюде в паланкине.

– Я, пожалуй, переоденусь, – согласилась Каро. – Но мы должны вернуться к десяти часам. Сариа будет очень беспокоиться, если мы опоздаем. Иначе нельзя. К десяти часам я должна быть дома. Так заявила мне Сариа.

– Прекрасно, – согласился Гамид.

Ожидая Каро, он нервно закуривал папиросу за папиросой и бросал их, не докурив до конца. Ему не пришлось долго ждать, но ему казалось, что время тянется бесконечно. Он нервничал, но ни на одно мгновение не колебался, правильно ли поступает. Он не хотел задумываться над этим вопросом, он лишь мечтал о выполнении своего желания, самого страстного желания, которое он испытывал когда-либо в жизни.

Он никогда не мечтал ни об одной женщине так, как мечтал о Каро. Она была недоступной в своем холодном спокойствии и не сознавала своей власти над ним, что лишь усиливало его страсть. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что, кроме дружбы, она не испытывала к нему никаких других чувств, и ее ровные дружеские отношения усиливали ее очарование. Он знал, что страсть еще никогда не просыпалась в ней, но что такие женщины, как она, были способны любить глубокой, пламенной любовью.

Каро вышла в сад и подошла к лошадям. Гамид посадил ее в седло, вскочил на лошадь, и они выехали в пустыню по направлению к востоку.

Каро помахала хлыстом Сариа, которая вышла в сад, чтобы, по обыкновению, проводить свою госпожу. Они быстро удалились, и фигура Сариа скрылась из виду.

– Как дивно все вокруг: воздух, небо, пустыня, поездка, которая предстоит нам. Куда вы везете меня, Гамид?

– В мой лагерь. Я хочу показать вам его. Я думаю, что мы сможем вернуться к десяти часам.

В его голосе прозвучала нотка, удивившая Каро.

Она обернулась и внимательно посмотрела на него. Гамид громко рассмеялся, и его беспричинный смех смутил ее.

– Почему вы смеетесь? – спросила она.

– Я вспомнил слова Сариа, которая назначила час вашего возвращения.

Они ехали некоторое время молча, пока не оставили деревню далеко позади.

– Мы никогда еще не ездили этой дорогой, – заметила она.

– Нет, – коротко ответил Гамид.

Они продолжали путь молча.

Пламенные краски заката загорались в небе, когда Гамид внезапно обернулся к ней и невольно воскликнул:

– Как вы красивы!

Слова сорвались с его губ, словно крик наболевшей души.

Каро посмотрела на него, улыбаясь. Его восторженное замечание не оскорбило ее, потому что казалось таким искренним.

– Как вы молоды, – ответила она шутя.

Гамид покраснел. Выражение его лица смягчилось:

– Такие слова женщины говорят только из чувства нежности.

Его замечание прозвучало словно предупреждение.

Но Каро лишь пожала плечами. Завтра все будет позади, завтра она вернется в Каир, а оттуда в Италию, в Париж, и Гамид навсегда исчезнет из ее жизни. Может быть, она снова встретится со Сфорцо, может быть!..

Наступили сумерки, легкие и прозрачные. Словно по мановению волшебной палочки из песчаных дюн появились люди с верблюдами. Небо пламенело в ярких красках, и розоватые отблески заката падали на землю золотыми и янтарными полосами.

Гамид помог Каро взобраться в паланкин, затем последовал вслед за ней внутрь его. Верблюд поднялся и двинулся в путь.

– Хотите закурить папиросу? – спросил голос Гамида из бархатной темноты.

Он достал свой портсигар и крошечную золотую зажигалку. Запах дыма наполнил узкое пространство. Каро отодвинула занавес и взглянула в темнеющее фиолетовое небо.

– Какая дивная ночь! – сказала она.

Гамид повторил ее слова. Он наклонился к ней, притронувшись к ее руке. Каро отодвинулась. Он пробормотал извинение, но она знала, что прикосновение к ее руке не было случайным.

«Я не должна была ехать с ним, – подумала она с нетерпением. – Во всяком случае, это приключение скоро будет позади».

Верблюд шел вперед. Каро показалось смешным, что она сидела в паланкине, словно восточная женщина. Она хотела, чтобы путешествие кончилось поскорее.

– Наверно, уже очень поздно? – заметила она. – Может быть, вернуться, не увидев вашего замечательного лагеря?

– Уже недалеко, – ответил Гамид спокойно.

Но, несмотря на его уверения, нигде не было видно и следа лагеря. Кругом простиралась пустыня: безбрежное серовато-белое пространство, а над ним высокий свод темнеющего неба.

Каро невольно вздрогнула. Гамид взял ее руку. Каро чувствовала горячее биение его крови, и казалось, что волнующий жар его сухой, сильной ладони передавался ей.

По возможности спокойно она сказала:

– А… ваша рука такая теплая: надеюсь, я не простудилась, я вздрогнула от холода.

– Я могу дать вам лекарство в моем лагере, – ответил Гамид, все еще не выпуская ее руки.