Оливия Уэдсли - Принцесса Востока

Бесконечная печаль, еще усугубленная благоухающей прелестью летнего вечера, наполняла душу Каро при мысли о горе, постигшем ее. Слабый свет угасавшего дня походил на ее печальные мысли об ушедшем счастье и утраченных надеждах.

Невольно она вспомнила о том, что все окружающее осталось таким же, что ничто не изменилось вокруг, в то время как она сама испытывала такую тоску и разочарование. Знакомая комната, в которой она находилась, приобрела для нее какую-то прелесть теперь, когда она должна была покинуть родной дом. С какой любовью она и Джон устраивали свое жилище перед свадьбой. Для этой комнаты она выбирала мебель сама и обставила ее и свою спальню по собственному вкусу, так как Джон предоставил ей полную свободу в выборе. Дом и весь инвентарь некогда принадлежали семье Джона, но обстановку этих комнат Джон с любовью подарил Каро. В этот час ее комната напоминала ей безвозвратно ушедшее счастье, словно видения прошлого смотрели на Каро из всех углов.

Как много значила сила привычки! Кушетка, на которой она отдыхала, когда Джон так часто подходил к ней и целовал ее; большой камин, перед огнем которого они сидели вдвоем; портрет Джона над камином, перед которым Джон останавливался иногда, распевая забавную, глупую песенку:

Высоко почтенный,

Такой разумный,

Такой красивый

Молодой человек!

Вспомнив эти слова, она снова увидела красивое, смеющееся лицо Джона, поющего слова из модной оперетты. Это было в первый год после их женитьбы.

Самая большая трагедия любви заключается в том, что любовь проходит и остаются лишь одни воспоминания о пережитом счастье и магической силе прошедшей страсти. Каро старалась спокойно думать о Джоне, каким он был теперь, но воспоминания о прошлом возбудили в ней такую горечь, что она была близка к слезам.

Она стояла в надвигающейся мягкой темноте, освещенная слабым отблеском уличных фонарей, захлестнутая волной печальных воспоминаний.

Наверху в большой, прохладной спальне горничная Каро складывала ее вещи. На кровати лежала целая гора платьев, завернутых в белую пену папиросной бумаги. Весь пол был уставлен коробками, картонками и чемоданами различных размеров.

Нагнувшись над коробкой, в которую она укладывала туфли, Сариа наблюдала исподтишка за своей госпожой. Она всегда была безупречно одета, безупречно вежлива и спокойна. Ее шелковистые волосы отливали медью. Она была очень привязана к Каро и прекрасно знала цену ее мужу.

Бросив пытливый взгляд на Каро, она поднялась с пола, подвинула стул к зеркалу и предложила ей сесть. Когда Сариа начала расчесывать темные, блестящие волны ее волос, Каро нагнулась к зеркалу, разглядывая свое отражение. При мягком свете горящих свечей почти не было видно следов слез на ее лице.

Рассеянно Каро неожиданно произнесла:

– Как приятен свет от свечей.

– Да, конечно, но свечи устарели, – согласилась Сариа. – Если их все же употребляют, несмотря на прогресс, на изобретение электричества, это только доказывает, что многим приятен их свет и что многие хотят отдохнуть от всего нового и вернуться к старому, хотя это иногда невозможно.

Она внезапно остановилась, словно боясь сделать какой-нибудь вывод из своих слов, и быстро добавила:

– Заколоть волосы бриллиантовыми шпильками?

– Нет! – почти резко ответила Каро.

Она не хотела носить те украшения, которые ей подарил Джон.

Когда Сариа помогала ей надеть платье, Каро незаметно сняла все свои кольца и быстро спрятала их в ящик…

Обед в Савой-отеле прошел очень удачно. Ни Каро, ни ее отец не вспоминали больше о Джоне. Они говорили о знакомых, живущих в различных городах, в которых Каро должна была останавливаться во время своего путешествия.

Протанцевав до одиннадцати часов, они покинули отель и решили отправиться в гости к Рите.

– Я рад, что она свободна и может сопровождать тебя, – сказал сэр Джорж, – но я бы не мог путешествовать с ней. Ее голос! Я думаю, что многим ее голос нравится, но я предпочел бы, чтобы он был более ясным и звонким. Иногда мне кажется, что только благодаря ее голосу Тэмпест стал исследователем таких дальних стран.

– Он стал им еще до того, как узнал Риту, – ответила Каро.

– Насколько я знаю, он продолжает путешествовать, – сказал сэр Джорж.

Их провели в гостиную, которая была вся уставлена сиренью и цветами миндаля. Миссис Тэмпест пела у рояля.

Несмотря на то что ее голос многим не нравился, она пела очень хорошо. Она с восторгом встретила сэра Джоржа и Каро.

Они попросили ее, чтобы она окончила свою песнь, и Рита исполнила их просьбу. Затем она встала и подошла к камину, украшенному цветами.

Рита была маленького роста, стройная и темноволосая. У нее были красивые глаза и умное лицо, которое так прекрасно поддается фотографии и в жизни кажется более красивым, чем многие хорошенькие лица. У нее был мальчишеский вид, придававший ей больше очарования, и она носила великолепные украшения.

Рита была дочерью канадского миллионера, и ее замужество с бедным исследователем вызвало много толков, особенно то обстоятельство, что Барри Тэмпест продолжал путешествовать и после женитьбы. Когда ее жалели по поводу долгого отсутствия мужа, Рита выслушивала дружеские соболезнования и в душе смеялась над ними. Она вышла замуж после тридцати лет, потому что заранее нарисовала себе идеал мужа, которого она хотела бы иметь. В таком муже она могла быть уверенной и сумела бы хранить ему неизменную верность.

В Барри Тэмпесте она нашла свой идеал. Это был человек необычайной доброты и кротости, не замечавший ее слабостей, не мешавший ее затеям и совершенно не заинтересованный в ее богатстве. Он был необыкновенно честен по натуре, совершенно чужд мелочности и тщеславия и считал Риту непогрешимой. Во всем он видел прекрасное и возвышенное. У него была необыкновенно красивая наружность, и он считался одним из лучших ученых по естествоведению. Его любили все: женщины, дети и даже животные. Сын их учился в университете. Они оба обожали его. От матери сын унаследовал ум, от отца – наружность.

Когда Каро попросила Риту сопровождать ее во время ее путешествия, Рита тотчас же согласилась.

– Конечно, я поеду с вами во Францию, Италию, Египет и даже дальше. Если же Барри вернется во время моего отсутствия, он поедет за нами и привезет с собой Тима, у которого начинаются каникулы.

Она не спросила даже, какая причина побуждает Каро оставить свой дом на неопределенное, долгое время как раз в начале сезона; она также не поинтересовалась, что по этому поводу думает Джон. Рита многое знала о Джоне и о многом догадывалась. В этот вечер она говорила обо всем, только не упомянула о дне отъезда. Хотя сэр Джорж и находил, что у нее неприятный голос, но, по мнению Каро, она, очевидно, нравилась ему, потому что он продолжал сидеть с ней, смеясь и разговаривая. В действительности голос миссис Тэмпест не был неприятным, а скорее странным – низким и тихим.

Было уже поздно, когда Каро наконец вернулась домой, но она только была рада этому. Она отворила дверь ключом – слуги уже спали, и в доме царила мертвая тишина.

Ей казалось странным, что она возвращается так поздно. Раньше она всегда ожидала Джона. О, как это случилось? Почему Джон увлекся Сильвией Беннет? Почему? Как жестока жизнь!

Она заперла входную дверь и с болью в сердце поднялась по лестнице в свою комнату. Завтра она будет в Париже, и эти стены, окружающие ее, и все эти предметы и привычки, заполняющие ее жизнь, исчезнут навсегда.

Прохладный ветер раздувал мягкие занавеси на окнах ее комнаты. Маленькая лампа под темным абажуром горела около ее кровати. В прохладном воздухе носился запах духов и пудры. Она сняла платье, накинула легкий капот и распустила волосы.

Последняя ночь… на целый год. Где был Джон? Словно откликнувшись на ее зов, он появился около нее. В неясном освещении она увидела его глаза, гневные и умоляющие, полные любви и страдания.

Он обвил ее руками, прежде чем она успела произнести слово, и его губы искали ее рот. Прерывистые слова, произнесенные шепотом, достигли ее слуха:

– Моя… ты моя… ты не можешь забыть… клянусь тебе… я сдержу свою клятву. Вернись ко мне, Каро, Каро!..

Однажды он уже звал ее так, после первой ссоры.

Как далекое эхо, в ней проснулось воспоминание о прошедших годах, разрывавшее ей сердце. Невольно она смягчилась, и с интуицией влюбленного Джон понял ее минутную слабость. Униженное смущение, испытанное им раньше, сменилось чувством торжества.

– Я люблю тебя… я люблю тебя… – прошептал он.

Звук его голоса, такой знакомый и родной, звал Каро, словно манил во сне, далекий, еле слышный. Но ее душа на этот раз осталась холодной.

Она высвободилась из его объятий быстрым движением.

– Джон, пожалуйста, пожалуйста, уходи.

– Уйти?.. – повторил он.

И подлинная его натура проявилась в следующих словах:

– Было бы смешно, если бы я это сделал.

Он снова пытался обнять ее, но она его оттолкнула:

– Не трогай меня, я не потерплю этого.

Затем слова ее полились быстрым потоком:

– Джон, будь великодушным хоть раз. Ведь наступил конец. Дай мне уйти, дай мне унести светлую память о тебе на всю жизнь. Если бы я могла, я бы все начала сначала. Но я не могу. Моя душа разбита. Может быть, я недостаточно добра, чтобы все простить. Может быть, я могла бы простить, но забыть – никогда! Воспоминания останутся в моей душе и не дадут мне покоя. Дай мне уйти, дай мне свободу. О, Джон, будь добр ко мне, не забывай меня…

Джон схватил ее за руку.

– Перестань, – начал он, – ради бога перестань. Хорошо, ты уедешь. Я это заслужил. Я знал, что ты никогда не поймешь. Можно изменять, но сохранить любовь в своем сердце. Ты думаешь, что это не так? Тебе непонятны мои слова. Иногда я думаю, хочу думать, что неизменная любовь, наполняющая сердце человека, и есть наивысшее проявление верности. Мои воспоминания о тебе останутся навсегда прекрасными и незапятнанными. Вот и все. Может быть, это и глупо… Прощай!

Он подождал мгновение, затем вышел.

Входная дверь захлопнулась за ним внизу, и вслед за тем раздался звук отъезжающего автомобиля.

Переезд по Каналу оказался спокойным. В Кале пришлось долго ждать, и остаток пути до Парижа был необыкновенно скучным.

Раньше Каро всегда думала, что путешествие является лучшим развлечением, отвлекающим от воспоминаний и тягостных мыслей. Теперь же оно ей показалось нескончаемым.

Под конец жаркого, пыльного дня в розовом закате показался Париж, чарующий, шумный и яркий.

– Каждый раз, когда я подъезжаю к Парижу, мне кажется, что это мое первое посещение, и в то же самое время я рада, что знаю Париж так хорошо, – сказала Рита.

Очутившись одна в большой комнате отеля, Каро устало начала ходить взад и вперед. Теперь только она поняла, что она свободна, что все осталось позади, и чувство безграничного одиночества овладело ею. Она села на диванчик в стиле Рекамье, покрытый кружевным чехлом, и взяла свою собачку на руки. Появившаяся Сариа с мягкой улыбкой объявила, что ванна готова. Каро встала, обрадовавшись ванне, что вполне естественно после пятичасового путешествия в летней пыли.

Когда Каро оделась, Рита вошла из соседней комнаты:

– Мы отправимся пообедать к Фуке, на террасу. Сегодня чудная ночь.

Автомобиль быстро повез их по шумным улицам, и Каро перестала себя чувствовать такой одинокой. Но ресторан оказался переполненным, и они поехали в другой, где их повели к столику, стоявшему около плетеных перил террасы, с которой открывался вид на Булонский лес, темную феерию переплетающихся теней, мягких, мигающих огней города и далеких звезд.

Рита заказала обед с умением распоряжаться, свойственным ей. Как большинство женщин, много путешествовавших в своей жизни, она прекрасно знала обычаи чужих стран и всюду имела много знакомых. Она раскланялась с некоторыми дамами и заговорила с молодым человеком, вскочившим с места, когда она и Каро прошли мимо его столика.

Козимо Лиар низко поклонился и подошел к ним. Рита знала его давно. Он был дипломатом, типичным представителем этого круга: ленивый и вежливый, очень легкомысленный и довольно красивый, с безупречными, любезными манерами.

– Куда вы отправляетесь сегодня? – спросила миссис Тэмпест.

– Я еще не знаю. Думаю, в какое-нибудь место для увеселений, но не по собственному желанию, а по долгу службы.

– Вы слишком много работаете, – улыбнулась Рита. – Вы выглядите усталым, Козимо мио.

Светлые, красивые глаза Лиара искрились смехом.

– Смейтесь надо мной сколько угодно, но эту неделю я действительно много работаю. Я должен развлекать его светлость, Гамида эль-Алима; это очень трудная задача, поверьте мне. Он силен, как Геркулес, и любопытен, как мальчишка.

– Где он? – спросила Рита с интересом.