— Очень надо!

Он рассмеялся. Он мог понять Майка — тому было под тридцать, собственный дом и счет в банке, но им с Шелли только по двадцать два. Они оба не относились друг к другу серьезно. Правда...

Не так давно Шелли плакала, когда он уходил от нее домой. Она сказала, что он использует ее, что они почти не разговаривают и он даже не пытается быть внимательным к ней, если только они не в спальне. Это было неправдой. Джейми был всегда с ней очень добр и заботлив. Разве что они по-разному понимали эти слова. Или все время, пока они были вместе, она ждала, чтобы он выкинул что-то такое, что до сих пор не приходило ему в голову.

— Она сказала, что хочет за меня замуж?

Сара кивнула.

— Только умоляю тебя, пообещай мне, что ты не позволишь этому случиться.

— Конечно, нет! Я не хочу... в смысле, естественно, когда-нибудь захочу, но не сейчас и не... Я даже не знаю... Я ее, наверное, люблю, я так думаю, но...

— Просто пообещай мне.

Их взгляды встретились.

— Я обещаю, что я не женюсь на Шелли.

Она кивнула.

— Умница. Хороший мальчик.


5

Пять с половиной лет назад, когда Сара еще жила под крышей родительского дома, она получила почтовую открытку. Это было в первый рабочий день после рождественских праздников, а значит, спустя два дня после ее дня рождения, так что в почтовом ящике было несколько открыток, адресованных ей.

Первая была от бабушки Сары по материнской линии. На ней был изображен букет желтых цветов, а внутри открытки было стихотворение о пробуждающейся женственности. Вторая открытка была от тети Глэд и дяди Рика. На ней тоже были цветы, но, к счастью, никаких стихов. На ней просто было написано «Счастливого шестнадцатилетия!». Третья была от бабушки и дедушки по отцовской линии. Они жили в Тасмании, и Сара никогда с ними не встречалась, но каждый год получала от них поздравительную карточку и двадцать долларов. В этом году, к ее удивлению, сумма возросла до двадцати пяти.

— Эй, мам! Бабушка и дедушка Кларк прислали мне в подарок двадцать пять баксов! Они однозначно поняли, что мне уже нужно больше денег, потому что я взрослая.

Ее мать оторвалась от книги на минуту, чтобы посмотреть на нее.

— Шестнадцать лет — это еще не тот возраст, когда можно называть себя взрослой. Сара, если это приведет к очередному разговору о том, что ты хочешь пойти работать, то лучше прекратим это сразу.

— Я просто хочу, чтоб у меня были карманные деньги. Ты ведь всегда говоришь, что мы должны научиться быть ответственными и независимыми.

По правде говоря, Саре требовались деньги на выпивку, травку и одежду, которую ее мама уж точно бы не одобрила.

— Сара, я не хочу больше это обсуждать. Как только ты окончишь институт, у тебя будет работа, а до тех пор изволь об этом забыть. Все. Разговор окончен.

Она вернулась к книге.

Надувшись, Сара открыла последнюю посылку. Открытка была простым белым глянцевым листком с одной-единственной золотой розой, тисненной золотом на обложке.

Внутри элегантным почерком было написано: «Твои прекрасные шестнадцать лет... я никогда не забуду тебя».

Сара несколько секунд не могла вдохнуть. Несмотря на то, что карточка была не подписана и — она проверила конверт — на ней не было обратного адреса, Сара знала этот почерк так же хорошо, как свой собственный. Это был тот же самый почерк, которым были когда-то написаны слова «Ты звезда» и «Отличная работа, но не забывай указывать источники». Позже этот почерк все чаще появлялся на обрывках бумаги, говоря: «Я все время отвлекаюсь, глядя на твои коленки» и «Пропусти сегодня тренировку по футболу, мне необходимо еще раз поцеловать твои плечи...»

Она однажды призналась ему, когда они лежали, обнявшись, после секса, что очень боялась остаться нецелованной в шестнадцать лет. Она сказала, что боялась, что никому никогда не понравится, что ни один мужчина ее не захочет, и она станет очень умной, но одинокой ученой женщиной. У нее будет несколько образований и уйма кошек

Он ответил, что, когда ей исполнится шестнадцать, ее поцелуют столько раз, что она будет смеяться над своими былыми страхами. Еще он сказал, что, когда ей исполнится шестнадцать, она уже забудет о его существовании. Она ответила, что этого никогда не случится, и говорила совершенно серьезно.

Воспоминания о нем заставили ее лицо вспыхнуть, а взгляд затуманиться.

Она сидела, не двигаясь, изо всех сил стараясь унять дрожь в ногах, пока ее мать не отвлечется от чтения опять и не заметит, что с ней что-то не так.

Она вглядывалась в открытку до тех пор, пока слова не начали расплываться перед ее глазами. Всего несколько слов! Неужели он не мог написать еще хоть два слова? Неужели ему было трудно хотя бы написать свое имя? Не потому, что она не поняла бы, кто это, нет, просто потому, что это было его имя. Неужели он не мог подарить ей хотя бы это?

Сара встала, держа в руках поздравительные открытки и двадцать пять долларов.

— Можно мне пойти к Джейми?

Мать посмотрела на нее поверх книги и нахмурилась.

— Ты много времени стала с ним проводить в последнее время. Ты с ним встречаешься?

Сара скорчила рожицу, хоть мать все равно этого не видела.

— Ты же запрещаешь мне встречаться с мальчиками.

— Вот именно.

Сара провела пальцем по золотой розе.

— Вот именно. Так можно мне пойти?

— Да, Сара. Но, пожалуйста, переоденься. Если ты придешь к Джейми в таком наряде, он может не принять всерьез то обстоятельство, что я запрещаю тебе встречаться с мальчиками.

Сара удивлялась, как ее мать умудряется знать, во что она одета, если почти не смотрит на нее. Кроме того, Джейми никогда не относился к ней как к девушке. Она могла заявиться в гости в одном белье, а он только поинтересовался бы, не хочет ли она поиграть в «Нинтендо». В любом случае она вовсе не собиралась идти к Джейми. Она собиралась найти себе кого-нибудь для того, чтобы заняться сексом. Кого-нибудь в возрасте. Это был ее подарок самой себе на день рождения, на который ее вдохновил мистер Карр.

Сара больше никогда не получала от него весточек. Тот день рождения был последним, который она провела в родительском доме, так что даже если он и писал ей, все его открытки окончили свой путь в мусорном ведре.

Однажды, холодной июльской ночью, почти через семь лет после того, как он бросил ее, Сара снова увидела мистера Карра.

Автобус, на котором она ехала, остановился у светофора, в трех кварталах от ресторана, где она работала. Она выглянула из окна и увидела, как он проехал мимо. Это было лишь мгновение — лишь беглый взгляд на его густые светлые волосы и облаченные в черную ткань плечи, но она его узнала. Она обернулась, чтобы попытаться поймать его взглядом еще раз, но машина скрылась за поворотом. Но она все равно была уверена, что это был он. Она узнала бы его всегда и везде.

— Нда... конечно... — сказал Джейми, когда она рассказала ему об этом на следующий день.

Он притворялся, что читает «Разум и чувства». Джейми ненавидел мистера Карра.

На самом деле он ненавидел всех, с кем Сара спала, но мистера Карра он ненавидел больше всех, потому что он был у нее первым. Сара иногда задумывалась: не надеялся ли четырнадцатилетний Джейми, что он сам станет ее первым мужчиной?

К тому времени она уже знала, что он был влюблен в нее, но его влюбленность закончилась сразу же после того, как она переспала с ним. Дело было не в сексе, он был замечательный, а в том, что случилось потом. Ей не нравилось вспоминать об этом.

— Так или иначе, я нашла восемнадцать Д. Карров в адресной книге. Представляешь? Я обзвонила их всех, но везде мимо. Его, наверное, нет в списках.

— Тебе нужен врач. У тебя галлюцинации...

Сара ткнула его ручкой. Джейми ткнул ее в ответ. Сара отняла у него ручку и повалила его на спину. Он почти не сопротивлялся, позволив ей прижать свои руки к полу. Они оказались буквально нос к носу. Если бы это был не Джейми, а любой другой мужчина, она открыла бы рот и, всосав в себя его нижнюю губу, прижалась бы к нему всем телом. Он напряг мышцы рук, пытаясь освободиться, и прижался бедрами к ее паху.

— Проси прощения, — потребовала она.

— Ни за что.

— Это не было галлюцинацией! Это был он!

— Тебе не кажется, что твоя одержимость человеком, которого ты не видела семь лет, мягко говоря, нездоровая?

— Нет.

Сара слезла с него, заметив, что он заметно скис. Ему, должно быть, не хватало секса. Это было так типично для девушек вроде Шелли Роджерс; блеск на губах, заколки для волос, красивая одежда, чтобы вскружить парню голову, а потом, как только они убедятся в том, что добыча попалась в сети, в одно мгновение становятся безликими и асексуальными.

— Я сегодня ходила в школу утром, — сказала Сара, закурив сигарету.

— Господи, Сара! Ты спятила!

— Я только хотела узнать, может быть, кто-нибудь слышал о нем. Я просто подумал а, что он мог сообщить о том, что вернулся. Ну, мало ли, вдруг он...

Сара вздохнула. Она знала, что Джейми прав. Это было безумием надеяться на то, что если она заглянет в старый дом из красного английского кирпича, то сразу же увидит, что он сидит за столом в классе и ждет ее.

— В любом случае, я жутко устала на работе, была расстроена и зла как черт, но, уходя, я увидела паренька, прячущегося за автобусной остановкой с сигаретой.

— Черт, Сара, только не говори мне, что ты...

— Да. Я подошла к нему и сказала: «Все те, кто не любит табака и мальчиков, — глупцы», он ответил что-то вроде: «Какого хрена?», а я ему ответила: «Это Марлоу». А парень на это мог только сказать: « Хмм?», ну и я рассказала ему о Марлоу и про то, как его зарезали в пьяной драке, и парень даже заинтересовался. Тогда я рассказала ему, почему именно эта строчка всплыла в моей памяти, когда я увидела его — красивый юноша, с наслаждением затягивающийся сигаретой. Он предложил мне сигарету, и мы выкурили по одной, а потом я рассказала ему о том, что никотин — это двухфазовый наркотик. Он, оказывается, был в курсе: им рассказывали об этом на биологии. Он сказал: «Он одновременно и расслабляет, и взбадривает», а я добавила: «Как оргазм». И он покраснел, как помидор, и тогда я...

— Прекрати! Господи, это отвратительно, Сара! А может быть, даже незаконно!

Сара расхохоталась.

— Успокойся. Ему было шестнадцать. Все было абсолютно законно и просто превосходно, надо сказать!

Мальчишка был действительно великолепен — юный греческий бог с по-детски гладкой грудью, которому не понадобилось и пары минут, чтобы восстановить силы, а его энтузиазм с лихвой окупил его неуклюжесть.

Он, конечно, не мог заменить ей того, кого она искала. Но, по правде говоря, этого не мог никто.

Они все были всего лишь временным утешением.

Джейми взял ее за плечи.

— Сара, ты же понимаешь, что это ненормально! Ты просто сексуальная маньячка! А если серьезно, у тебя настоящая зависимость от секса и постоянной смены партнеров.

— Забей. Обычно ты смеешься, когда я рассказываю тебе такие истории. Какая муха тебя укусила сегодня?

Он снял руки с ее плеч и взял ее руку, повернув ладонью вверх.

Он задумчиво выводил пальцем круги по ее ладони; надо сказать, он вообще весь день вел себя странно. Словно ему необходимо было прикасаться к ней, смотреть на нее исподлобья, чувствовать ее присутствие. Казалось, он вот-вот соберется с духом сказать ей о чем-то, но только слова оказывались на кончике языка, он вновь принимал решение промолчать.

— Джейми, в чем дело?

Он отпустил ее руку и взял книгу.

— Что мне делать с этой книгой, объясни мне?

— Тебе нужно найти в ней сексуальные аллюзии.

— У Джейн Остин?

— Зря смеешься.

Она взяла в руки «Гордость и предубеждение» и, перевернув несколько страниц, помеченных карандашом, сказала:

— Смотри. Вот, к примеру: Кэролайн предлагает мистеру Дарси поточить его карандаш и говорит: «Я отлично умею точить карандаши». На что мистер Дарси отвечает: «Спасибо, но я всегда делаю это сам».

— Да... и что?

— Господи! Вы, финансисты, все такие тугодумы? Мистер Дарси говорит Кэролайн, что скорее будет мастурбировать, нежели позволит ей «поточить свой карандаш».

Джейми бросил книгу на пол.

— Вовсе не все в этом мире имеет отношение к сексу, Сара! На самом деле большинство вещей как раз совершенно к нему не относятся. То, что ты во всем умудряешься найти сексуальный или эротический подтекст, даже в такой абсолютно невинной книге, — это не более чем еще одно доказательство того, что ты зациклилась на сексе.