— Чувствую кожей, — отвечает, намекая на то, как я ее перепачкал. — Всю поездку копил?

— Издеваешься? — хмыкаю, прикасаясь пальцами к волосам. — Я привык заниматься сексом каждый день.

— Не в курсе ваших привычек, — ответила безразлично и поерзала подо мной. — Мне больно. Слезь.

— Да я тебя и не давлю, не наговаривай, — ухмылка вновь появилась на моих губах, — но уговорила, отпущу тебя.

Спрыгиваю с кровати, подхватываю ее на руки, оцениваю размеры пиздеца на наших телах и хмыкаю. Знатно залил, нам нужно хорошо отмыться.

— Целуй, — требую настойчиво, пока несу ее в ванную.

Целует.

— Я не имела ввиду, что ты давишь. Твое семя присохло и от трения неприятно тянуло кожу, — говорит у моего рта.

Семя. Даже не может сказать сперма.

— Брезгуешь?

— Нет. Но вообще да, я брезгливая. Не обижайся.

— Я не парюсь, а теперь сделаем наш душ ещё горячее.

Ставлю ее в кабинку, собой заполняю небольшое пространство и опять целую ее, сжимая плечики. Мой член опять пытается ожить, чутко реагирует на нее. Бешусь от того, что не смогу ее брать.

Включаю воду, вспениваю губку с цитрусовым гелем и мою ее, отдаю ей, прошу сделать тоже самое. Сам же пальцами изучаю ее изгибы, иногда прикасаюсь к клитору, к сладким половым губам.

— Хочу тебя безумно, Стась, тебе придется ещё раз мне помочь.

Уже больше похож на пацана, чем на мужика. Я прошу. Пиздец.

— У меня скулы болят, — говорит жалобно, но мои ладони перехватывают ее ладони и совместно проводят по члену.

Отпускаю ее руки лишь когда понимаю, что она поняла, чего от нее хочу. И она поняла это очень хорошо. Старается пока не приносит мучительную разрядку. Сперму с члена и ее ладоней смывает вода, тяжело дышу, уткнувшись ей в лоб, не замечаю, что она за мной наблюдает изучающим взглядом. Когда пытаюсь поймать ее на этом, отворачивается, берет губку и снова проходит по моему лобку, обмывая.

— Теперь наконец спать?

— И быстро, — рычу, — тебе лучше сбежать и укутаться с головой, ночник выключи.

Отпускаю ее, сам ещё стою под душем и не спешу. Я попал. И это не банальная похоть. Думал, что никогда не смогу испытать чувство любви, такое как было между родителями. Теперь меня просто выворачивает от того, что она холодна со мной. И пусть если не боится, то относится как к мужику, у которого хер главнее человеческого отношения.

Много думал о ней эти недели. Она слишком несчастна и обижена семейкой. Не знаю, сделал ли лучше, вырвав ее из лап папаши.

Иду в спальню. Действительно укуталась. Не знаю, спит ли. Ищу другое одеяло, чтобы не подкатываться к ней и не тереться кожей о кожу.

Целомудренно целую ее в плечо и просто отрубаюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стася


Проснулась рано, почувствовав, как тянет низ живота. Встала, сходила в ванную, привела себя в порядок, хотела вернуться в кровать, но вовремя вспомнила, что там он. А нарваться на очередные опыты очень не хотелось, мучаясь от спазмов внизу живота или без них.

Ночь не оставила ничего кроме чувства горечи. Безусловно, я испытывала какую-то нездоровую благодарность за то, что он не натянул меня с разгона, как сделал это в первый раз. Хотелось верить, что в отличие от отца он не животное, для которого существуют лишь его желания. Впрочем, желания потом посыпались как из рога изобилия. Но кому мне пожаловаться? Я здесь на правах секс игрушки. Придётся учиться играть роль. Молча и безропотно.

Его желания и его параметры меня пугали. От одной мысли, что он снова захочет засунуть свой огромный орган в меня, там внизу всё противилось и отчаянно ныло. Не хочу этого. Не хочу секса. Вообще, ни с ним, ни с кем бы то ни было. Хочу побриться наголо и уйти в монастырь. И эмоционально я на таком дне, что это даже не шутка. Правда хочу. Но найдут же. Если не этот, то тот, кого предпочла бы не видеть до конца своих дней.

На кухне я сварила себе кофе. Села, уставилась на то, как всходит солнце. Кофе остыл и стал соленым от слез, которые беззвучно текли из глаз. Нужны таблетки. Что-то успокоительное. Сама уже не вывожу.

Около семи пнула себя, встала и пожарила сырники на завтрак. Заварила кофе. Закончила как раз, когда сонный Илья вошел на кухню.

— Прости, это я тебя разбудила?

— Утром я злой и неадекватный без кофеина, — хватает чашку с кофе и делает жадные глотки, второй рукой перехватывает меня за талию и наблюдает за тем, что творится вокруг.

— Теперь буду жить, — ставит чашку, — целуй.

Вот уж не подумала бы, что эта огромная суровая гора мышц так любит целоваться. Мне не нравилось целовать его… Не так. Поцелуи это было единственное наше приятное взаимодействие и мне не нравилось, что оно мне нравится.

Целую, вжимаясь в его грудную клетку. Довольно горячо. Не так жадно, как он. Просто горячо. Понимаю, что по венам идёт приятный ток. Странный. Пугающий. Не хочу, чтоб шёл. Сопротивляюсь себе и отрываюсь от его губ.

— Будешь сырники?

— Начались?

— Да.

Неделя в безопасности. Всю жизнь ненавидела свои затянутые месячные и единственный раз в жизни рада такому раскладу.

— Сколько дней я буду на взводе?

— Семь, — улыбаюсь снисходительно и настойчиво напоминаю, — сырники. Будешь или нет?

Трет мои губы и игнорирует вопросы. Понимаю, что держится на грани.

— Ладно, как-то решим эту проблему, — давай свои сырники.

Садится за стол и добавляет:

— Кофе повтори.

Прозвучало многообещающе. Бросила взгляд на его задумчивое лицо. Отворачиваюсь. Думает, кого будет сношать, пока не сношает меня? Мои губы брезгливо дёргаются. Опять вместо того, чтобы радоваться, что меня не будут трогать, мысленно надеюсь, что он не заразит меня ничем.

Молча делаю кофе, ставлю перед ним чашку и завтрак, сажусь напротив и пью свой, порядком остывший кофе.

— Я привез тебе подарок. Если свободна, то поройся в пакетах. Они в прихожей на тумбочке. Или ты из уже проверила?

— Нет, я приучена не лазить по чужим сумкам, — ответила бесстрастно, — сейчас посмотрю.

Поднимаюсь на ноги, отставив кофе, и иду в прихожую. Вижу на тумбочке несколько бумажных брендовых пакетов, и по одному имени бренда понимаю, что внутри. Нижнее бельё. Дорогое, стильное нижнее бельё. Моего размера. У него глаз-алмаз и он определяет на взгляд? Насколько сексуально искушен этот мужчина?

Заглядываю в остальные пакеты. Несколько комплектов белья, красивых, таких, что хочется примерить, покрутиться перед любовником и поймать влюбленный взгляд. Но не в нашем случае. То есть ему бы может этого и хотелось, но мне, и не в первый день месячных. В обычном пакете конфеты, чурчхелла и зефир. Снова угадал.

— Я болтаю во сне? — возвращаюсь на кухню со сладостями. — Как ты угадал, что именно я люблю?

— Нужно знать рыбные места с хорошими продавцами. Они тысячи, таких как я и ты, обслуживают, — смеётся и доедает сырник, — красивое белье?

— Да. Тут тоже угадал. У меня слабость к красивому белью, — смотрю испытывающим взглядом.

— Ты будешь в нем шикарно выглядеть. Когда закончатся женские дни, наденешь, и я буду знать, что ты готова.

Поднимается со стула и целует меня в висок.

— А теперь одевайся, и едем в Торговый центр, нужно кое-что докупить. У меня есть планы на эту квартиру. Ее нужно сдать перед отъездом. У тебя всего хватает? Вещи, обувь?

— Перед каким отъездом? — смотрю на него, не понимая о чём он. Я думала он сказал мне обустроить тут всё, потому что собирается жить здесь.

— Через неделю мы уезжаем отсюда. Я живу не здесь.

— Куда мы уезжаем? — спрашиваю осторожно.

— Я сниму тебе в моем городе квартиру. Ты будешь жить одна. Устраивает?

— Как тебе удобно, — отвечаю, а в голове миллион вопросов.

Но весь этот миллион перебивает одна радостная мысль. Я уеду отсюда. Из этого города. Из этого города, в котором живёт мой ночной кошмар.

Мне захотелось громко закричать. Не то от радости, не то от нервов.

- Блядь! Стася! Если тебя что-то не устраивает, не держу!

Он отлетает в противоположную сторону и яростно трёт лицо.

Я врастаю в стул от того, как гремит его голос. Теряюсь. Уйти? И куда я пойду?

Беру себя в руки. Поднимаюсь на ноги. Встаю и подхожу к нему. Кладу ладонь на спину.

Вздрагивает от прикосновения.

— Что я такого сказала, что ты вышел из себя, Илья? — спрашиваю мягко, потому что боюсь спровоцировать агрессию.

Боюсь агрессии, как огня.

— Ты ведешь себя со мной так, словно я какое-то чудовище. Возможно, ты не рада, что именно я оказался тем мужиком, который выдернул тебя из привычной среды. Прости.

5


— Ты совсем берега попутал, мужчина. Ты спас меня из лап чудовища. И я просто не хочу быть тебе ещё большей обузой, чем уже есть. И морально, и материально. Поэтому я сказала, что сказала. Делай так, как удобно тебе. Я не фарфоровая. Подстроюсь.

Зыркнул как-то странно и вновь перехватил за талию, долго смотрел мне в глаза и молчал.

— А знаешь, что я ожидал услышать от твоего отца, когда предложил ему деньги за тебя?

— Что?

Будь у меня отец, нормальный, вменяемый, он не продал бы дочь за отель. Но у меня нет отца. Это животное не заслуживает своего титула.

— По минимуму то, что он сказал тогда, десять лет назад на счёт Агаты: мою дочь будет трахать достойный мужик, а не такое недоразумение, как ты. Да и видел он меня три минуты от силы в этот вечер, не удосужился проверить, кто я и что.

— Я думаю, что он думает, что я не его дочь. Мама не была счастливой с ним. Меня это не удивляет, зная, какой он. И вроде как у неё были любовники. Агата была их долгожданным первенцем, любимым ребёнком, которому все смотрят в рот. Я родилась, когда всё было плохо. Мама в скорости умерла. И мне кажется, что если бы он мог сделать ДНК тест, он бы сделал. Но он себя так не унизит. Он же стер ее любовника с лица земли. Сделал так, что тот больше нигде не смог работать и жить в нашем городе. И сделал так, чтоб никто не узнал, что ему, такому крутому бизнесмену, наставляли рога.

Не знаю, зачем всё это ему рассказываю. Я никогда ни с кем этими мыслями не делилась.

— Мразь, решил твоим телом рассчитаться, теперь я понимаю логику его действий. И скорее тоже склоняюсь к тому, что любимых детей на член первому попавшемуся не садят. Я ожидал, что он вмажет мне за дерзкое предложение. И если честно, был неприятно удивлен тем, что осознал. Хотел уйти, но что-то остановило.

— Я тебе уже говорила, что было бы, если бы ты ушёл. Он ставил на Агату. Удачный брак для любимой доченьки, выгодный бизнес проект. Агата, будучи собой, сделала то, что сделала. И у него не осталось ничего, кроме как удачно продавать меня. При этом Агата могла говорить свое фе. Как он продал меня, ты видел…

Прижимает мою голову к своей груди и целует в висок. Вновь молчи, о чем думает, вряд ли узнаю.

— Работу будешь себе искать?

— Да, сидеть на твоей шее не хочу. Я подрабатываю на фрилансе, но доход не большой. Раньше мне запрещали работать. Я рада, что ты не из этих.

— Если ты будешь не занята двадцать четыре на семь, а устроишь себе свободный график, ни слова не пикну. Но когда я буду у тебя, ты полностью моя. Так пойдет?

Ах, нет. Всё же из этих.

— И где я найду такую работу? — улыбаюсь снисходительно, глядя в его карие глаза.

— То есть до семи вечера ты хочешь сказать будешь впахивать до умопомрачения, а к моему приезду будешь носом клевать в подушку? — хмыкает, перебирая мои волосы, — я хочу, чтобы ты уяснила одно: я хочу тебя больше, а не то, чтобы ты уставала и забросила меня. Так понятно?

— То есть ты готов меня содержать, лишь бы встречала с работы в полной боевой готовности?

Неудачная фраза. Понимаю сразу, как сказала. Потому что его взгляд полыхнул опасным огнем.

Хватает мои волосы в кулак и больно стискивает их, заставляя смотреть ему в глаза.

— Ты хочешь какой-то другой сценарий предложить?

— Любой сценарий без насилия, — тут же панически вцепилась в его руку.

— Его не будет, если ты уяснишь одно: я хочу тебя. И мне плевать на то, чем ты и когда будешь заниматься, я не буду указывать тебе, какую подобрать работу. Но в любой момент я захочу приехать к тебе, поэтому ты встречаешь меня красивая, ухоженная и готовая к тому, что я буду тебя трахать.

Его голос хрипит, а хватка ослабляется. Это однозначно похоже на что-то повернутое с его стороны. Эти перепады настроения сильно напрягают.