— Шш, Бичер! — поспешно и торжественно предостерег его Уильям Дэн. — О прошлом никогда не нужно говорить. Мы все согласились, что кто прошлое помянет, тому глаз вон.

— Это относится ко всему прошлому, мистер Лидни?

— Мистер Дэн, — поправил Уильям, полушутя и желая успокоить этого человека.

— К черту мою память! Впрочем, я хотел бы, чтобы вы не были мистером Дэном; ведь вы знаете все о нашем браконьерстве, сэр, и все наши места — вы знаете все!

— Я намерен забыть, что я это знаю, Бичер. Что прошло, о том нечего и говорить. Но я хочу, чтобы вы обещали мне вести себя впредь как следует.

— Вести себя как следует! — сомнительно повторил Бичер.

— В нашей первой встрече в лесу, которую вы, может быть, не забыли, я сказал вам, что меня не касается, если вы будете рыскать целый день по Дэнскому парку с ружьем в одной руке и с силками в другой, так как этот парк не мой. Конечно, парк принадлежал моему отцу, но пока находился во владении того, кого тогда называли лордом Дэном. Я сказал вам также, что если бы парк был мой, тогда дело другое. Теперь вы должны понять, Бичер, что моя обязанность защищать землю моего отца, и я буду это делать. Я более забочусь о хороших поступках человека, чем о всех фазанах в Англии, но все-таки я уважаю и буду поддерживать законы о дичи. Не можем ли мы оставаться с вами друзьями, Бичер, несмотря на эти законы?

— Друзьями? — повторил молодой браконьер с глубоким чувством.

— Я сказал: друзьями. Если мы не останемся друзьями, это будет ваша вина. Вы не должны думать, что я воспользуюсь прошлым иначе, чем для вашей пользы. Вы когда-то сказали, Бичер, что если бы с вами и с вашими товарищами поступали добрее, вы могли бы быть другими людьми. Что, если вы станете другим человеком с нынешнего дня? Я помогу вам. О, Бичер, неужели вы думаете, что я могу нанести вам вред? Мы не можем принести пользы ни себе, ни другим, если станем делать вред людям.

Бичер не отвечал, лицо его подергивалось.

— Вам предоставят приличную работу и будут платить хорошо. Я хочу, чтобы мне хорошо служили, а я, со своей стороны, намерен быть для работников внимательным другом. Да, Бичер, я намерен это сделать. Я намерен быть с вами друзьями в лучшем смысле этого слова и соединить наши выгоды в одно. Вы мне обещаете, Бичер?

Браконьер робко протянул свою руку.

— Да, я обещаю, сэр; мне надоела жизнь, которую я веду, да и другим тоже, а это последнее дело напугало нас всех. Я буду поступать так, как вы прикажете, с нынешнего дня.

— Решено, — сказал Уильям Дэн, искренне пожимая его руку. — И я надеюсь, Бичер, что мы никогда не нарушим нашего уговора.

Более всех, казалось, желал примириться с обстоятельствами Герберт Дэн. Он поступал благоразумно. Правда, он вдруг лишился и звания, и состояния, но он никогда не имел на них права и бессознательно был самозванцем. Лорд Дэн намеревался укрепить за ним хороший доход. Дело могло кончиться гораздо хуже для бывшего лорда, да и какое облегчение лишиться страшного кошмара, тяготившего его душу! Это само по себе казалось блаженством.

— Вы, должно быть, были очень удивлены, когда узнали, кто был привезен в спасательной лодке? — заметил он, разговаривая с Рэвенсбердом в этот день.

— Удивлением этого назвать нельзя, — отвечал Рэвенсберд. — Это будет недостаточно сильным выражением. Милорд начал задавать мне разные вопросы на другой день после того, как он спасся от кораблекрушения, и узнал, что в замке живете вы, сэр, а не брат его. Вдруг он снял свой пунцовый зонтик, сел на постель и спросил, узнаю ли я его. Я чуть не свалился с ног от удивления. Между нами началось совещание, говорить ли Софи. Милорд боялся, что она разболтает тайну, но я видел, что от нее скрывать нельзя, потому что она наверняка его узнает. Как ей удалось не проболтаться, над этим вечно будут все подшучивать, но милорд грозил ей разными неслыханными наказаниями, если она проболтается.

— Рэвенсберд, — сказал Герберт Дэн, отогнав задумчивость, — вы были свидетелем драки на утесах в ту ночь? Я полагаю, что лорд Дэн рассказал вам все.

— Он рассказал мне все, сэр, но не мое дело упоминать об этом, — отвечал Рэвенсберд с уважением. — Я не был свидетелем драки, я не был на утесах в ту ночь.

— Однако вы не хотели говорить, где вы были, когда отлучались из «Отдыха Моряков».

— Это из упрямства, сэр, другой причины не было. Софи обещала придти на свидание со мною, и мы гуляли с задней стороны замка.

— Кого вы подозревали в то время?

— Если уж я должен сказать, то подозревал я вас, сэр. Разумеется, я не знал этого точно, мое мнение колебалось; я почти был уверен, что вы ссорились с ним, но, с другой стороны, вы, кажется подозревали меня, а потом стали подозревать разносчика. Я не был уверен ни в чем до тех пор, пока милорд не воротился домой. Софи также сначала подозревала вас и думала, что леди Аделаида хочет выдать меня, скрывая вас, но я приложил все силы, чтобы развеять ее подозрения; это могло довести до какой-нибудь беды, и я сам не знал ничего наверно.

— А я, со своей стороны, подозревал, что вы были в то время на утесах, Рэвенсберд, и видели драку. Прекратим этот разговор. Мне приятнее видеть его живым, чем когда-то получить наследство.

Прием кончился. В замке собирались к семейному обеду — Дэны, Лестеры, Маргарет Бордильон. Неприятных тем не касались, но Уильям успел намекнуть Лестеру и жене его о поступках Тифль. Даже леди Аделаида не так настойчиво преследовала бы Уильфреда Лестера, если бы эта женщина не наговаривала ей постоянно.

На следующее утро Лестер послал за Сэлли. Он вставал рано, и эта женщина явилась на его зов прежде, чем в Дэншельдском замке подали утренний чай. Разные воспоминания толпились в голове Лестера и убеждали его во многом, чего он с горечью стыдился теперь, когда опомнился. Он не мог переделать прошлого, но, может быть, был в состоянии остановить неприятные разговоры, если бы мог найти хоть сколько-нибудь наличных денег для кредиторов Уильфреда. Прежде всего, ему надо было узнать от Сэлли, каковы долги. Лестер принял ее одну в столовой.

Она вошла с суровым лицом, а он приступил к разговору холодным тоном, чтобы лучше скрыть свои чувства, как будто с его стороны было удивительной милостью и снисхождением обратить внимание на это дело. Сэлли сказала, какие были долги, насколько она их знала, но они оказались давними.

— Вы доставали, как я слышал, все припасы без задержки последнее время, — заметил Лестер. — Даже вино, как мне сказали. Я не могу понять, как вам отпускали в долг.

— Я брала не в долг, — резко сказала Сэлли.

— Не в долг?

— Нет, сэр. Я платила наличными деньгами.

— Но откуда вы достали деньги? — спросил он, с удивлением вытаращив на нее глаза.

— От человека, которого называли вором и разбойником, — отвечала Сэлли, — а я, слушая это, жалела, почему я не могу связать всех этих людей да поколотить их хорошенько. Он подружился со мною и сказал, что я должна сговориться с ним, чтобы обмануть моего барина и барыню; мистер Уильфред из гордости отказывался от помощи; этот человек давал мне деньги, а я говорила, будто мне присылает двоюродный дядя. Так же справедливо, как и то, что я стою здесь, я полагаю, что мисс Эдифь по милости его осталась жива.

— Кто же это?..

— Уильям Лидни. Зная теперь, что отец его капитан Гэрри Дэн, я не удивляюсь, разумеется, они составили вместе этот заговор. Но немногие исполнили бы его, как этот молодой человек. Мистер Уильфред так быстро стремился к своей погибели, как только мог. Да, сэр, вы его отец, но я отказываться от своих слов не стану. Уильям Лидни спас его и перенес подозрение и презрение за него. Люди говорят о благородных Дэнах, но пусть меня повесят, если между ними был еще один такой же благородный, как этот молодой человек!

Прежде чем она успела выговорить эти слова, сильный шум, похожий на драку и на брань, послышался за дверьми. Лестер отворил дверь с неудовольствием, предполагая, что это шумят его дети. К своему чрезвычайному удивлению, он увидел Шада и Тифль, которые царапали друг друга, кусались, дрались и кричали во все горло.

Причина была вот какая. Шад явился по черной лестнице в сильном волнении и страхе и попросил позволения видеть мисс Тифль. Служанка, отворившая ему дверь, нелюбезно сказала ему: «Ступай и отыскивай ее сам», потому что Тифль, становившаяся все сердитее день ото дня, мучила всех слуг, а эту девушку особенно. Шад от страха, который преследовал его, сделался так смел, как не бывал прежде, и пошел по коридору, заглядывая то туда, то сюда; таким образом, он дошел до передней и увидал там Тифль, которая стояла, приложившись глазом к замочной скважине. Дело в том, что Тифль захотелось узнать, каким делом занимается ее барин с Сэлли, потому что дела вообще принимали для нее тревожный оборот. Шад тихо подошел сзади и схватил ее. Тифль, чрезвычайно испугавшись, что ее поймали, обернулась, но когда она увидела, кто это, вышла из себя и надавала мальчику пощечин. Шад, не готовый к такому приему, отплатил ей тем же и таким образом началась драка.

— Что это значит? — спросил Лестер. — Тифль!

Тифль вдруг смягчилась, и ее лукавые глаза бросили взгляд на леди Аделаиду, которая также вышла. Шад только выл.

— Извините, сэр и миледи, — начала она. — Этот негодный мальчишка испугал меня именно в ту минуту, когда я входила в столовую, отыскивая миледи. Мисс Аде…

— Вы не входили, — ревел взбешенный Шад, — вы подслушивали у дверей.

— Экую ложь выдумывает этот мальчишка! — воскликнула Тифль, закатив под лоб глаза. — Мне бы все равно, что он испугал меня, но я рассердилась, что он осмелился войти в дворянский дом. Молчи, негодный мальчишка!

— Молчите вы, Тифль, — перебил Лестер сурово и повелительно. — Как ты вошел, Шад?

— Я спросил мисс Тифль, — рыдал Шад, — а молодая девушка велела мне пойти отыскивать ее…

— Спросил меня — ты? — с негодованием перебила Тифль. — Какое бесстыдство!

— Что же мне делать? — ревел Шад. — Грэнни умерла и я боюсь там оставаться. Кому же мне было сказать?

Эти слова остановили бурю. Лестер стал расспрашивать мальчика.

— Она сидит на стуле, — сказал Шад. — Лицо у ней все посинело, рот раскрылся, а глаза выкатились. Я удивился, почему она не велит мне вставать, когда я лежал в постели, потом, когда я встал и подошел к ней, она была уже такая. А за то, что я пришел сказать, меня побили.

— Не лучше ли мне сходить с ним и посмотреть, что там такое? — спросила Тифль, вдруг присмирев.

— Вы можете идти, если хотите, — сказал Лестер, — но… постойте минуту, Тифль. Шад, сядь здесь, — прибавил он, указывая на стул в передней.

Сделав знак Тифль войти в кабинет, куда за ним пошла и леди Аделаида, Лестер сказал ключнице, что он и ее госпожа желают расстаться с нею, и она может оставить их через месяц.

— Расстаться… со мною? — спросила Тифль, повернув к леди Аделаиде свое расстроенное лицо. — Что я сделала?

Лестер не хотел вникать в подробности, а леди Аделаида сохраняла надменное молчание; дело в том, что она не хотела сама браться за это и предоставила своему мужу. Он намекнул Тифль, что ее наклонность к пронырству была открыта вместе с ее фальшивостью, и что вследствие этого она уже не годится для Дэншельдского замка. Потом он спокойно спросил ее, нет ли между нею и Шадом родства.

Этот смелый вопрос лишил Тифль того немногого самообладания, которое у нее оставалось Он свел ее с ума. Не имея готового ответа под рукою, кроме неопределенного отрицания, высказанного в негодующих словах, она выбежала из комнаты и схватила несчастного Шада, вцепившись ногтями в его лицо. Сам Лестер вышел его спасать, отворил парадную дверь и выпустил Шада, который жалобно выл.

Глава XXXVI

ВСЕ ПОПРАВЛЕНО

Лорд Дэн старался устроить счастье всех. Герберт Дэн выбрал местом жительства Париж. Он любил этот веселый город, а Дэншельд не имел уже привлекательности для него. Мисс Дэн вернулась в домик, обвитый плющом, с мистрисс Нокс, и была до крайности счастлива, придумывая для себя очаровательные наряды для свадьбы. Хотя она не могла быть женою Уильяма Дэна, то, по крайней мере, она будет провожать Марию к венцу. Уильфред Лестер, отчасти по ходатайству, отчасти по милости большой суммы, заплаченной тайно лордом Дэном, получил место в Лондоне, которое должен был занять весной, а пока он и жена его оставались гостями лорда Дэна. Лестер выплатил тысячу двести фунтов по дарственной записи, не в состоянии больше ссылаться на фальшивый предлог, будто эти деньги были уже выплачены.

— Я заставил бы Эпперли потребовать проценты, — заметил лорд Дэн, который строго смотрел на это дело. — У него останутся четырнадцать тысяч фунтов Марии; Уильяму они не нужны, но вам он должен заплатить все сполна.