С похорон прошло уже много времени. Валерий старался никому не показывать своего состояния. Он думал о текущих делах в «Гепарде», придирчиво анализировал свое отношение к сыну, пытался приспособиться к постоянному присутствию Николая. Это хоть немного отвлекало.

— Можно, Валерий Петрович? — Рубин и Кочкин вошли в кабинет и остановились у порога.

Валерий встал навстречу друзьям, поймал их сочувственные взгляды.

— Ты как, Валерка?

— Спасибо, терпимо, — кивнул он и показал на круглый столик с разложенными документами. — Давайте сядем, есть серьезный разговор.

Рубин и Кочкин без возражений расселись вокруг столика.

— Ну что, ребята… Несмотря на то, что некоторую часть залога нам удалось отбить, сбылись самые худшие ожидания. Оборотных средств нет и не предвидится. Если вы в курсе деталей, то я не буду снова их озвучивать…

Рубин кивнул:

— Да все понятно, Валера.

— Тогда слушайте, — Валерий оглядел друзей, потом уставился на разложенные бумаги. — Я принял несколько решений. Первым делом…

Валерий помолчал, потом четко проговорил:

— Мы продаем «Толмача». Библиотеку языковых моделей. Срочно и как можно дороже. Если кому-то пригодится и оболочка, можем дать в придачу. Завершать «Толмача» не будем.

У Кочкина вырвался то ли возглас, то ли присвист.

Рубин, резко откинувшись на стуле, нервно сложил руки на груди:

— Валера, ты уверен, что это правильно?

— Я — уверен. А что тебя смущает, Тим? Не ты ли мне давеча это предлагал?

Рубин покачал головой:

— Я тебе предлагал то, что мне, с моей колокольни, видится крайней, но разумной мерой. У тебя, Валерка, другая колокольня и, наверняка, совсем другое отношение к этому…

— Валера, ты понимаешь, что собрался сделать? — встрепенулся Кочкин. — Отдать в чужие руки любимое детище…

— Так, все! — Валерий повысил голос. — Мое личное и даже мое профессиональное самолюбие к делу не относится! «Толмач» — это единственный наш актив, который мы можем реализовать. Если этого не сделать, люди, которых мы подбирали так долго, разбегутся от безденежья. И останемся мы с вами втроем, и будем сидеть и мечтательно вздыхать о том, какая у нас в кармане припасена чудесная программа. Не доделанная и никому в этом виде не нужная, но зато уникальная. И будет нам троим оттого счастье.

Коллеги молчали. По лицу Рубина вообще трудно было что-то понять. Кочкин хмурился и морщился, как от зубной боли.

Валерий коротко вздохнул и закончил:

— Главное сейчас — сберечь команду, способную поднять новые интересные проекты. Я ж вас знаю, ребята, у вас всегда в запасе идеи есть. Сохраним команду — будем жить дальше. Или я не прав?

Кочкин и Рубин переглянулись. Кочкин, усмехнувшись, крякнул:

— Ну ты даешь, Казьмин…

— Держи пять, босс! — взмахнул рукой Рубин.

Валерий через стол пожал протянутые руки.

— Есть идеи, есть… — торопливо заговорил Кочкин. — А то! Я тебе список подкину, посмотришь…

— Потом, Макс. Погоди, — Валерий наконец снова обратился к своим бумагам. — Я еще не закончил официальную часть.

Он вынул один из документов и положил перед собой.

— Как единственный участник я принял решение сложить с себя полномочия генерального директора. Решение подписано. Я думаю, вы понимаете, почему. Мне физически тяжело. Не потяну больше.

— Мда… — Кочкин сокрушенно покачал головой.

— Соответственно, следующее решение я подписал о назначении генеральным директором Тимофея Ильича Рубина, — продолжил Валерий. — Надеюсь, Тим, ты не возражаешь… В общем, вот тебе документы, — Валерий подвинул пачку бумаг Рубину. — На юридические формальности, смену подписей и все такое даю не больше недели. Как только определишься с покупателем «Толмача», я немедленно подпишу решение об одобрении сделки. Действуй.

Рубин передвинул документы Кочкину:

— Максим, не в службу… Занеси ко мне в аквариум.

— Понял, — кивнул Кочкин и исчез из кабинета.

Валерий встал с места, отошел к окну.

— Думаю, вытянем, Валера. Не переживай. Прорвемся, — спокойно сказал Рубин за его спиной.

— Я тоже так думаю. Не надеялся — не затевал бы. Но есть риск, что меня в покое не оставят.

— Я это учитываю.

— Я на вас с Максом полностью полагаюсь, — подытожил Валерий и, обернувшись, грустно улыбнулся. — Ну, о чем задумался, Тим? Обживай кабинет.

— Обживу, успеется… Ты-то как теперь, Валерка?

Валерий горько усмехнулся.

* * *

Полина развернула газету и взяла в руки карандаш.

Объявлений — море. Но по своему опыту Полина знала, что дай Бог, если каждое десятое скрывает за собой что-то, действительно стоящее внимание.

Снова, как пару месяцев назад, она изучала список предлагаемых вакансий. Теперь опять звонить, спрашивать, записываться на собеседования, проходить тестирование, доказывать очевидное… Экономисты, менеджеры, специалисты по информационным технологиям — таких заявок хватает. Полина умела всего понемножку. Кому-нибудь она да пригодится. Честно говоря, ей уже было почти все равно, чем заниматься. Только бы найти себе какое-нибудь дело. Только бы не смотреть целыми днями в потолок. Только бы заполнить пустоту.

Никогда раньше Полина не боялась одиночества. После разрыва с Семченко она им наслаждалась. Тогда оно не пугало, оно обещало перемены.

Теперь вокруг нее никого и ничего не осталось.

Может ли так быть, чтобы человек ворвался в твою жизнь, прошел тебя насквозь и исчез навсегда, не оставив ничего?

Полина помнила, как долго она вычищала квартиру от следов присутствия Семченко. Сколько после него скопилось одежды, парфюмерно-бритвенных излишеств, мужских бесполезных мелочей. До последнего времени Полине порой попадался какой-то предмет, который она с остервенением выкидывала.

Зато теперь такой проблемы не существовало.

Илья не оставил материальных следов пребывания в жизни Полины.

Все, что смогла сделать Полина, это положить в карман своих домашних брюк запасной комплект новых ключей. Просто затем, чтобы иногда доставать их и сжимать в кулаке. Потому что в ее квартире не было больше ничего, что хранило бы прикосновение его рук. Только дверные замки и ключи.

Словно его никогда не было в ее жизни.

А ведь он успел позвонить ей. Сказал, что ранен, но уже вызвал себе помощь, просил, чтобы она не паниковала и ни в коем случае не пугала Валерия, что все у них будет хорошо…

Он умер еще в машине скорой.

Полина теперь часто мерещился бесконечный коридор больничного морга. Ей не разрешили войти в помещение для опознания. Она стояла в коридоре под неисправной лампой дневного света, которая беспорядочно гасла и вспыхивала вновь. Через приоткрытую дверь она видела кучу окровавленной одежды в прозрачном полиэтиленовом мешке на полу и неподвижное тело под грязно-оранжевой резиновой простыней. Видела, как Валерий без сил опустился на подставленный кем-то стул, с каким помертвевшим лицом он чуть позже вышел в коридор и побрел, ничего и никого не замечая вокруг себя. «Власов, Илья Федорович, двадцати девяти лет, многочисленные проникающие ножевые ранения… примерное время смерти…»

Ничего нельзя было вернуть. Даже ту малость, какая досталась Полине.

Несколько откровенных бесед. Несколько взаимных обид. Один — всего один, но какой изумительный — танец. И одна единственная ночь вдвоем.

Вот и все, что было.

И ничего не осталось.

На похоронах было всего-то несколько человек: кроме Валерия и Ивана Смирнова пришли Рубин и Мария, секретарша «Гепарда», да из Финляндии приехали потрясенные Юрки и Илма. Скорбно молчали мужчины, вытирал глаза Юрки, тихонько плакала в платочек давно и безответно влюбленная в Илью стервоза Мария. Полине казалось, что она всего лишь невольный свидетель какой-то чудовищного абсурда. Ведь Илья пообещал, что все будет хорошо…

Наверное, «хорошо» — это для избранных. Видимо, Полина в их число не входила.

Теперь нужно было как-то существовать дальше. Для начала хотя бы каждый день ходить на работу. Не ради денег, ради того, чтобы кроме воспоминаний голова была занята чем-то еще.

Полина обвела карандашом несколько объявлений и, вздохнув, взяла телефонную трубку. Начнем по очереди.

Раздался звонок в дверь.

Полина привстала, но вдруг поняла, что может совершенно спокойно не обращать внимания на звонки. Она никого не ждала и никого не хотела видеть.

В дверь позвонили еще раз.

Полина с досадой поморщилась, но решительно занесла палец над кнопками.

Телефон неожиданно оглушительно затрещал.

— Да?

— Полинка, это я, — услышала она голос Валерия. — Дверь мне открой, пожалуйста.

Полина поднялась и пошла в прихожую.

Валерий стоял, привалившись к стене, и убирал в карман мобильник.

— Я могу войти?

Какие можно было найти причины, чтобы не впустить его?

— Конечно. Проходи, раздевайся…

Валерий скинул ботинки, стянул пальто и шарф, повесил их на вешалку.

— Ты один? — уточнила Полина.

— Ты видишь кого-то еще? — печально усмехнулся Валерий. — Николая я оставил в машине.

— Проходи в комнату, садись. Кофе хочешь?

— Если можно, чаю, — улыбнулся Валерий.

Конечно, почему бы и нет? Можно и чаю.

Полина ушла на кухню. Странно, но она не испытала при виде Валерия ни неловкости, ни удивления, ни раздражения. Ни даже любопытства. Ей не хотелось задумываться, зачем он пришел. Наверное, сам скажет.

Полина принесла чашку с чаем в комнату, поставила ее на угол журнального столика, перед которым Валерий уселся в кресло.

— Надеюсь листовой черный цейлонский тебя устроит?

— Спасибо, — Валерий взял чашку и немного отпил. — Отлично… Спасибо большое.

— На здоровье, — отозвалась Полина, садясь рядом на диван.

— Я смотрю, — Валерий кивнул на разложенные газеты. — Ты опять в поиске?

— Да, а что?

— В «Гепард» не хочешь вернуться?

У Полины даже руки опустились.

— Валера, это что, дурная шутка?

Он покачал головой и с видимым удовольствием сделал глоток чая.

— Полина, дело в том, что в «Гепарде» кое-что изменилось. Я больше не генеральный директор.

— Как это?

Он снова поднес чашку к губам и не ответил.

— Зачем, Валера? Ты же сам сколько раз говорил, что без работы не сможешь!

Валерий пожал плечами, коротко пояснил:

— Тяжеловато стало… — и опять припал к чашке.

Полина с тревогой заметила, что вокруг глаз Валерия залегли черные круги, а губы совсем потеряли краску. Он поймал ее пристальный взгляд.

— Я очень не хотел сдаваться, это правда. Но после всего, что произошло, я что-то хватку совсем потерял. Уследить за всей этой рутиной я уже не могу. — в глазах Валерия появилось выражение абсолютной обреченности. — Я попросил Тимофея возглавить фирму. Он справится, я знаю. А я остаюсь единоличным владельцем и «лицом компании»…

Он отставил чашку и взглянул на Полину:

— Поэтому, Полинка, если проблема в том, чтобы я не попадался тебе на глаза, то я ее решил.

— Проблема, скорее, была в том, чтобы я не попадалась на глаза тебе, — возразила Полина.

— Так я же и ее решил. Одним махом, — усмехнулся Валерий. — Если тебе нравилась работа, то ради Бога, возвращайся и работай под началом Рубина. Он не будет возражать, я уверен.

— Спасибо, Валера. Но нет.

Валерий покусал губы и развел руками:

— Ну, как хочешь.

Он замолчал, задумчиво почесал нос, сдержанно кашлянул.

— Ну и чем же ты будешь заниматься на пенсии? — спросила Полина. — Ты не сможешь просто лежать и смотреть в потолок.

— Иногда мне очень хочется лечь и даже в потолок не смотреть. Просто сдохнуть.

Эти слова будто хлестнули Полину по лицу.

— Валера, зачем ты так?.. — она протянула руку и накрыла ладонью его побелевшие сцепленные пальцы.

Выражение лица Валерия изменилось. Он расслабился, поник, глаза заволокло болью. Полина сжала его пальцы. Он ответил грустной улыбкой.

— Не выберусь я из этой ямы, — тихо сказал он. — Вроде карабкаюсь, а смысл?

— У тебя есть сын. Сын, которого ты так долго искал.

Валерий подался к Полине, словно вокруг было кому подслушать их разговор, и произнес очень серьезно:

— Знаешь, я его боюсь.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, я стал параноиком. Но я ничего не могу с собой поделать. Я не готов любить его только потому, что он мой сын, — Валерий мягко высвободил руку и виновато улыбнулся. — Вот такие тараканы, Полинка.