Дороти Мак - Притворщица Вдова

– Интересно, как ты это докажешь.

– Они утверждают, что жили в Бате. Но я говорила с сэром Генри Уолкоттом, который как раз оттуда. У него много знакомых в Бате. И он категорически отрицает, что слышал о мисс Леонард или Чарити Робардс. Они не могли жить там в прошлом году. Их имена не были даже в списке приглашенных на ежегодную церемонию. Она проходит и в Памп-Рум и в Новой Ассамблее, и никто никогда не слышал имена сестер.

– Они были в трауре и не показывались никому на глаза.

– Это, может, объясняет, почему их не было на церемонии. Но у всех есть друзья, и у тех, кто в трауре. Друзья приходят навестить и успокоить. А такую красавицу, как мисс Леонард, да и такую заметную личность, как миссис Робардс с ее волосами, – забыть очень трудно.

Граф хотел отмахнуться, но невольно его глаза поискали эту самую личность. Да, это очевидно: кто хоть раз ее видел, тот уже не забудет.

Чарити не меньше, чем ее сестра, была рада встретить кого-то, кто помнил и любил их мать. Но в отличие от сестры Чарити испытывала по этому поводу очень сложные чувства.

Естественно, что сплетни про себя сестры услышали последними, но Чарити быстрее догадалась, от кого это может исходить.

Она хорошо знала, что их неожиданное появление в обществе вызывает любопытство, и на их счет могут злословить. Пару раз Присцилла Элиот отзывалась о женщинах, с которыми беседовала, как о сплетницах. С плохо скрытым раздражением она говорила, что им больше нечего делать, как портить другим репутацию. Чарити понимала, кто эти «другие», но им с сестрой оставалось только молчать.

Поэтому удачно, что леди Харман узнала Пруденс. Ее доброе отношение к сестрам было как никогда приятно. Особенно приятно им, девушкам, потерявшим свою мать.

Появление на сцене леди Харман – это просто подарок судьбы.

Вдова не часто бывала в столице, но у нее было тут много знакомых, очень почтенных уважаемых матрон, которые, возможно, и проводили свое время, обсуждая последние сплетни. Бегство родителей и прочие семейные неурядицы были слишком далеко в прошлом и, даже став предметом таких сплетен, не могли угрожать шансам Пруден на счастливый брак.

Чарити могла только молиться, чтобы человеческий аппетит на скандалы насытился этими пересудами и никто бы не искал ничего посочнее в более обозримом времени.

Поведение Пруденс безупречно, и тут старушкам придраться не к чему. Ее сестра являет собой образец милой и порядочной девушки, а Чарити старалась выглядеть так, чтобы не привлекать к себе лишние взгляды.

В общем, эта тактика оказалась вполне эффективной. Но, конечно, приходилось быть постоянно начеку.

Чарити надо было сдерживать свои жесты и эмоции, вести себя тише воды, ниже травы, в беседах больше отмалчиваться. Она представляла иногда себя артисткой, исполняющей роль в каком-то спектакле. Роль самой обычной банальности. И вроде бы пока все получалось нормально.

Собственно, ей почти ничего не надо было делать. Просто сидеть рядом с вдовами и улыбаться время от времени, кивать иногда, притворяясь, что она тоже участвует в их беседе. А когда уже хотелось взвыть от скуки, она напоминала себе, ради чего затеяла эту игру – на карты было поставлено, ни больше и не меньше, будущее счастье ее сестры.

Стыд и чувство вины было однако не так легко успокоить. Чарити думала о том, что невольно обманывает свою лучшую подругу, делает ее своей сообщницей. Даже забота о будущем сестры не являлась в данном случае достаточным оправданием.

Чарити и так испытывала угрызения совести, а тут еще жалостливая леди Харман печется о них, а им приходится и ее тоже обманывать!

Временами Чарити охватывало страстное желание рассказать все Присцилле или еще кому-нибудь. Так хотелось дружбы, основанной только на искренних чувствах, хотелось иметь какую-нибудь родственную душу.

Однажды, когда Пруденс найдет свое счастье, можно будет наконец отбросить фальшь и снова быть самой собой. В это данное себе обещание Чарити верила и держалась за него пока.

Как будто ей не хватало всех этих переживаний! Она к тому же испытывала порой моменты просто панического страха.

Разоблачение казалось неминуемым. В основном из-за графа Тиндейла с его настойчивым любопытством и нескромными вопросами. После каждой встречи с лордом Тиндейлом она подвергала свои ответы тщательному анализу и находила их вполне убедительными. Почему же тогда она не может избавиться от впечатления, что он по-прежнему преследует ее?

Почему он не верит ей? Что-то в ней задело его, очевидно.

Она чувствовала, как его глаза следят за каждым ее шагом на вечерах, где они оказывались вместе. Посередине беседы она вдруг замечала на себе взгляд его задумчивых темных глаз. Она научилась контролировать свои эмоции. Чарити притворялась непонимающей или равнодушной – все годилось, лишь бы он не догадался, что на самом деле тревожит ее.

К сожалению, она была так устроена, что сама искала конфронтации. Она хотела знать причину этой его странной, если не сказать зловещей заинтересованности ее персоной.

Но она также знала, что не может задавать ему подобные вопросы. Это, была бы непростительная ошибка. Выбранная ею роль не позволяла этого сделать. Женщина, которую она играла, не заметила бы эти знаки повышенного внимания, или же ей не хватало бы воображения увидеть в них какую-то опасность.

Было очень важно всегда соответствовать этой выбранной уже маске.

Вполне возможно, что его интерес подогревался той неожиданной встречей в Сохо. Чарити забылась тогда на момент и вышла из роли.

Этот образ тихони и скромницы ей был необходим, чтобы отпугивать от себя мужчин и не вызывать любопытства у женщин. После этого случая в Сохо, она стала осторожней и не повторяла больше такой ошибки. Но если честно признаться – интерес лорда Тиндейла к ней все равно не ослабевал, и это не приносило Чарити душевного спокойствия.

Лорд Тиндейл кружил все время где-то рядом, выжидая, рассчитывая на ее малейший промах.

И такое случилось на большом приеме, когда Чарити действительно развлекалась впервые за долгое время. Пруденс веселилась, окруженная группой молодых людей, а она не видела лорда Тиндейла среди присутствующих.

Хозяин вечера, лорд Барвистл, решил представить Чарити своей матери, которая вспомнила, что встречалась с Робертом Уиксфордом несколько лет назад.

Чарити улыбнулась, пытаясь скрыть волнение, которое охватывало ее всякий раз, когда речь заходила о маминой семье. Было очень маловероятно, чтобы ее дядя или дедушка говорили кому-нибудь о втором замужестве Эмили.

Они с лордом Барвистлом шли через комнату, когда их остановили трое знакомых лорда, которых Чарити уже видела в начале вечера.

После небольшого замечания, брошенного одним из мужчин, беседа перекинулась на предстоящее дерби.

Вежливо-почтительное выражение на лице Чарити сменилось живейшим интересом, когда все заговорили о скачках и талантах разных жокеев. Она слушала завороженно рассказ о соревнованиях в Эпсоме.

– Кажется, тогда Шепот, жеребец Графтона, выиграл дерби, – сказал мистер Эдгерворт. – Это было в 1814-м.

– А мне кажется, что у жеребца герцога было другое имя. Не Шепот, а Шелковый, сэр, – сказала Чарити. – И это было в 1815-м.

– Совершенно верно. Теперь и я вспомнил, что это было как раз перед Ватерлоо, – подтвердил лорд Барвистл.

И мужчины продолжали спор о том, у кого какие шансы в этом году.

Чарити, которая тут же пожалела о своем замечании, снова расслабилась. Мужчины не заметили ничего странного в том, что женщина знает, какая лошадь выиграла скачки несколько лет назад. Скорее всего, в споре они просто забыли, что она женщина. А потом они и не вспомнят, кто это сказал. Но ей надо быть осторожней.

Однако уже через секунду она снова не выдержала.

– Вы говорите, что Золотой Луч тоже будет участвовать в дерби, сэр?

– Нет, только в скачках, которые состоятся на неделю раньше, – ответил мистер Эдгерворт. – Вы знаете что-нибудь о нем, миссис Робардс? Он принадлежал сэру Десмонду Эллерби, у которого было много победителей за последние шесть лет. Я пытался выяснить, но никто не говорит о Золотом Луче.

– В прошлом году я видела его на скачках двухлеток, – сказала Чарити. – Быстро стартует, легкий шаг, без вредных привычек и очень добрый. Немного неуклюжий забавный гнедой, но Просто великолепный. Он…

Чарити неожиданно замолчала.

На нее внимательно смотрели знакомые темные глаза, и она чуть не задохнулась от страха.

– Да, миссис Робардс? Что вы хотели сказать? – подбадривал ее лорд Барвистл.

Она отвела свои глаза от темных глаз, которые были совсем рядом.

– Просто… просто, что он очень быстрый, – сказала она почти жалобно. И затем добавила: – Вы извините меня, джентльмены, моя сестра зовет меня, кажется.

– Значит, я познакомлю вас с моей матерью чуть позже, миссис Робардс, – сказал лорд Барвистл, дружески ей улыбнувшись.

Чарити пробормотала что-то в ответ и пошла к своей сестре, стараясь не шататься.

Джентльмены не успели ничего заметить, потому что они увидели лорда Тиндейла и обратились к нему, требуя, чтобы он рассудил их в споре о скачках.

Чарити не стала оглядываться, чтобы посмотреть, дал ли он втянуть себя в дискуссию. Но это не имело для нее никакого значения…

К тому времени, когда лорд Тиндейл поклонился ей с улыбкой, Чарити успела еще раз припомнить беседу, которую он мог слышать, и убедила себя, что для волнений нет причины.

Не было никакого секрета в том, что ее отец занимался коневодством. Поэтому ничего удивительного, что она разбирается в скачках.

Конечно, гораздо лучше, если граф вообще не будет знать о ее пристрастиях.

– Добрый вечер, лорд Тиндейл, – сказала она. Чарити смотрела на него холодно и ждала его первый выстрел.

Он ее не подвел.

– Должен сказать вам, миссис Робардс, что ваши знания о лошадях просто впечатляющи.

– Учитывая, что я росла среди лошадей, мои знания можно назвать минимальными.

– А я убежден, что вы слишком скромничаете, мэм. Ваш отец разводил лошадей специально для скачек?

– Нет, но у него были кливлендские кобылы для разведения лучших верховых лошадей.

– А, йоркширских?

– Да, северных йоркширских.

– Мой отец держал только кливлендских гнедых. Они очень сильные и выносливые. Хотя лично я предпочитаю для своего фаэтона более тяжелых.

– Сегодня спортивные экипажи такие легкие, что с ними управится и самая маленькая лошадь. А мне очень нравятся кливлендские.

Он улыбнулся тепло и понимающе.

– Разумеется. Верность семье – могучая сила.

– Скорее, верность породе, – сказала она и пожалела, что снова выдала свои мысли.

Лорд Тиндейл слегка кашлянул.

– Не смущайтесь, миссис Робардс. Уверяю, что вашему отцу понравились бы такие слова как мужчине.

Он ухмыляясь смотрел на нее. Раньше она не замечала у него такого взгляда.

Словно высеченное из камня лицо его помягчело, перестало быть слишком жестким. У него был действительно очень красивый рот и ровные белые зубы. Улыбаясь, он сразу выглядел гораздо моложе, а его темные глаза блестели загадочно, будто требовали от нее ответа.

И невольно Чарити тоже улыбнулась. Она не хотела, чтобы он обнаружил ее слабую сторону. Чарити в общем-то без труда могла противостоять его шарму, которым он столь умело пользовался, очаровывая всех женщин. Она побыстрее закончила беседу, потому что все-таки волновалась. Его вопросы этим вечером были очень нескромные.

Лорд Тиндейл стоял, глядя на удаляющуюся от него миссис Робардс. Он любовался той грацией, с которой двигалось ее прекрасное тело под скромным неприметным платьем. Неожиданно он пообещал себе, что сам позаботится о ее нарядах. Надо же отдать должное этим чудесным волосам и роскошным формам!

Словно что-то эхом откликнулось у него внутри, и он слегка осклабился. Да, пока это слова, неподкрепленные никакими действиями. Но ведь только что он нашел о чем поговорить с миссис Робардс, значит, и у них есть точки соприкосновения!

Хотя обычно миссис Робардс старается создать между ними искусственный барьер. А во время этой беседы черты лица ее смягчились, и она отбросила маску холодной вежливости, которую надевает специально для него. Прекрасные глаза светились янтарным блеском. Затем она вспомнила, что не любит его – и снова возник барьер, а она убежала. На этот раз, однако, он был не так расстроен. Он знал, что у них с миссис Робардс есть хотя бы один общий интерес.

Граф почувствовал на себе чей-то взгляд и, взяв себя в руки, осмотрелся вокруг внимательно.

Его глаза встретились с глазами худенькой стройной женщины, которую он видел пару раз в компании с Фелис Денби. У Фелис почти не было подруг, но она поддерживала знакомство с несколькими любительницами поиграть в карты – с теми, кто захаживает частенько в игорные дома, но не с их хозяйками.