– У меня нет времени сейчас. Если хотите мне что-нибудь сказать, говорите здесь. И пока говорите, передавайте мне еще гвозди.

Она взяла горсть гвоздей и подала ему, он положил их около себя на ступеньку лестницы и стал по одному приколачивать.

– Продолжайте, я слушаю.

– Я не могу говорить в этом грохоте, - крикнула она. - Не могли бы вы по крайней мере спуститься вниз?

– Только когда все кончу.

– Тогда мне придется подождать. Она почти вышла из шатра, когда он окликнул ее:

– Вы мне так и не сказали, что вы думаете о вчерашней репетиции.

Энн повернулась и посмотрела на него. Ответ на его вопрос был настолько очевиден, что казалось непонятным, что ему надо об этом спрашивать.

– Ну, чего вы ждете? - Он положил молоток и перегнулся через верх лестницы. - Судя по выражению вашего лица, вы, как я понимаю, согласны с Эдмундом?

– Я не вижу, как кто бы то ни был может с ним не согласиться. Совершенно же ясно, что в пьесе что-то не так.

– И полагаю, вам известно, что именно?

– Да, известно. - Глаза ее смотрели на него прямо и бескомпромиссно. - Я много раз говорила вам об этом раньше. Вы слегка переделали пьесу, но не нашли в себе мужества изменить ее в достаточной степени.

– Только не надо снова об этом! - закричал он. - Не повторяйте мне этого снова!

– Прошу прощения, но вы сами меня спросили. Мэри-Джейн и Фрэнк не должны в конце последней сцены расставаться. Они должны бежать навстречу друг другу, когда занавес начнет падать.

– Полагаю, вы хотите сказать, надо "простить и забыть"? - Пол потер лоб рукой, его лицо было таким бледным, что, казалось, приобрело зеленоватый оттенок от листьев, украшавших шатер. - Я не собираюсь это переделывать. Единственно закономерный финал - грустный.

– Грусть не закономерна, Пол. Разве вы это не понимаете?

На его лице появилось выражение загадочной замкнутости.

– Вам бы быть проповедником, Энн, и обращать в свою веру безбожников! Боюсь, на меня ваше красноречие не действует.

– Только потому, что вы не хотите ничего понимать.

Он повернулся к ней спиной.

– Жду вас сегодня на моей вечеринке.

– Я лучше не приду.

– Боюсь, придется прийти. Считайте это своей сверхурочной работой.

У нее перехватило дыхание, но она не успела ответить ему, потому что вошли несколько рабочих и стали сколачивать столы для буфета. Полотняные стены так усилили грохот, что она закрыла уши руками.

– Пол, мне так хочется, чтобы вы спустились вниз, хоть на минутку, - с отчаянием проговорила она. - Мне необходимо поговорить с вами.

– Придется подождать до завтра. Там у меня на столе список людей, которых я прошу вас обзвонить. Скажите им, что я сегодня устраиваю вечер и приглашаю их прийти после восьми в любое время.

– Вы им немного даете времени на сборы.

– Ко мне они придут, - самодовольно ответил он.

– А если нет? - Она повернулась на каблуках и вышла.

Глава 8

Анжела Лэнгем вошла в спальню дочери и ошеломленно замерла на пороге. На постели, на стульях, на полу грудами разноцветного шелка, атласа и тюля лежали вечерние платья.

Энн подняла одно из них и приложила к себе:

– Мама, что ты скажешь об этом? Или мне надо надеть что-то менее изысканное?

С решительным видом Анжела очистила себе место на постели и села.

– Мне все равно, что ты наденешь, лишь бы ты покончила с этим глупым обманом. Или ты скажешь Полу всю правду, или ее скажу я.

Энн опустилась на стул около туалетного столика. Последние несколько недель она чувствовала, что матери все больше и больше не нравится сложившаяся ситуация и что еще немного, и родительское терпение иссякнет - ее заставят объясниться. Ужасно было то, что мгновение это наступит в вечер приема у Пола.

– Мама, ты не должна ему говорить! Предоставь это мне!

– Ты говоришь это чуть ли не каждый день в течение всего последнего месяца. Как я понимаю, ты все равно еще надеешься на честную открытую борьбу между тобой и Сириной.

– Больше не надеюсь, - тихо сказала Энн. - Нельзя бороться с неизбежностью. Я пыталась объяснить все Полу сегодня утром, но он не захотел меня выслушать. Если сегодня вечером мне представится возможность…

Анжела без слов посмотрела на свою дочь и увидела, как большие зеленые глаза наполнились слезами. Она вздохнула и пошла к двери.

– Хорошо. Я предоставляю тебе самой рассказать ему все… Но делай это побыстрее. Иначе тебе будет только хуже и больнее.

Облегченно вздохнув оттого, что смогла успокоить мать, Энн, напевая себе под нос, начала одеваться и только, когда была совсем готова, решила поехать туда не с родителями, а в одиночку. Предвидя, что если она скажет об этом, то начнется долгий спор, она просто оставила для них записку на столе в передней и сбежала по лестнице на улицу и села в такси.

Все комнаты в Хэмпстед Мьюз были залиты светом. В нижних повсюду была масса букетов бронзоволистых и золотистых хризантем, на их фоне пылали разноцветные георгины. Шатер на лужайке за домом был преобразован в райский сад: полотняные стены размещались так, что внутри шатра оказалась большая яблоня. Оркестр уже был на месте. Одетые в свободные зеленые плащи, оркестранты сливались с окружающей обстановкой, создававшей иллюзию живой природы.

Никого из гостей еще не было, и Энн перебегала от стола к столу, поправляя столовые приборы и ставя вазы со сладостями. В белом струящемся платье с распущенными по плечам белокурыми волосами, она скользила среди лиственных гирлянд и зелени, как лесная нимфа, больше похожая на мифическое созданье, чем на реальность. Склонив голову набок, она оглядела шатер: нужно было добавить цветов на середину стола. Возможно, стоило небрежно бросить на серебристо-зеленую скатерть несколько роз? Раздвинув полотнища входа, она вышла в сад и там отобрала несколько роз. С цветами в руке она повернулась, чтобы идти назад, но тут заметила куст с алыми бутонами. Она стремительно протянула к ним руку и тут же с восклицанием ее отдернула, уколовшись острым шипом.

– Поделом вам. Вы этого добивались.

Оглянувшись, она увидела Пола. В строгом черном смокинге с белой манишкой, он выглядел еще более неприступным, чем когда небритый, в халате отрешенно шагал по комнате, диктуя свою пьесу.

– Мне показалось, что нужно еще немного цветов, - объяснила она. - Посмотрите на эту розу, какая она прекрасная.

– Прекрасная, - не отрывая глаз от Энн, Пол наклонился и сорвал белую розу. - Приколите эту к платью, Энн. Она похожа на вас!

Она, покраснев, взяла цветок и поместила его в легкие складки шифона на груди. Медленно подняла она голову, и он невольно сделал шаг вперед, протягивая руку к розе.

Из дома донесся какой-то крик, и они разом вздрогнули. Он тут же отшатнулся, на губах его застыла явно искусственная улыбка.

– Лучше вам прикрепить розу куда-нибудь еще. Это будет безопаснее.

– Я не хочу безопасности!

С этими словами она кинулась со всех ног в дом, ощущая спиной его пристальный взгляд.

Гости съезжались почти одновременно: большие американские машины, приземистые английские и превосходящий их всей своей старомодной элегантностью "ролле" 1930 года. К девяти часам вечер был в полном разгаре, буфетные столы быстро пустели, а положенный поверх лужайки паркет барабанно гудел под ногами танцующих.

Энн наблюдала за всем происходящим со стороны. Она любовалась матерью и отцом, засмотрелась на Сирину в окружении толпы молодых поклонников. Через эту толпу пробирался Пол, и Энн вжалась в тень, мучительно стараясь подавить вспышку ревности, когда он обнял актрису и повел ее танцевать. Энн сердито отвернулась и чуть не столкнулась с Десмондом.

Энн, я везде искал тебя. Пойдем, потанцуем. Она беспокойно дернулась и как-то сжалась, когда он притянул ее к себе.

– Не надо, Десмонд. Я не в настроении.

– Вчера ты не возражала. Она лишь вздохнула в ответ и нехотя уступила ему. Какое-то время они танцевали молча.

– Ну и толпа здесь сегодня, - проговорил Десмонд. - Это, наверное, влетело Полу в копеечку.

– Он может это себе позволить.

– Не уверен. Последние годы у него были засушливыми. - Он усмехнулся. - Но, наверное, что-то осталось, раз Сирина от него не отходит.

– Ей тоже есть что предложить, - едко ответила Энн. - А большинству мужчин большего и не надо.

– Только не мне! - Десмонд прижался щекой к ее волосам. - Ты девушка моей мечты… И так решит большинство присутствующих здесь мужчин.

– Пол думает иначе.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но Энн, чувствуя, что больше не может говорить о Поле, сменила тему разговора:

– Ты не рассказал мне, как получил роль в этой пьесе. Когда я видела тебя в последний раз, ты вел переговоры с Арнольдом Вектором.

– А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.

– Скромник Десмонд!

– А ты как думала?! - он ухмыльнулся. - Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, - это Фрэнк, и то потому что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.

– Если Сирина оказалась лучшей, - вздохнула Энн, - могу себе представить, каковы были другие.

– Этого никому узнать не довелось, - продолжил Десмонд. - Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.

Энн споткнулась и пропустила такт.

– Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.

– Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.

Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.

– Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.

– Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…

Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народа, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал ее Сирине из-за.., из-за чего?

"Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги", - горько подумала она и закрыла лицо руками.

Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.

– Тебе тоже не нравится шум? - мягко спросила она. - Бедненький. Бедненький маленький пленник!

В холле послышались шаги, она затаила дыханье, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лица, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.

– Что вы здесь делаете? - спросил он.

– У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.

– Болит голова? На вас это не похоже.

– Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.

– Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.

Она передернулась и сжала кулаки.

– Слава Богу, мисс Финк скоро вернется! Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.

– Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. - Он нахмурился. - Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.

– Удивляюсь, почему? - прошептала она.

– Сам не знаю толком. - Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. - Простите меня. Хотите сигарету?

– Нет.., да, пожалуй.

Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.

– Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, - неожиданно начал он. - Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.

– Я лучше не буду слушать. И потом мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.

– Потом. - Он коснулся ее руки. - Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.