- Я помогу тебе спешиться…

Он и помог. Просто взял ее двумя руками и, сняв с лошади, медленно опустил на землю.

- Понравилось? – выгнул бровь, но из рук так и не выпустил.

- Да.

- Вот и прекрасно. Карина… Иди ко мне. Как ты справедливо заметила, сейчас твоя очередь.

Довольная девочка шмыгнула прямо в руки отца и ловко, как обезьянка, перетекла из них в седло.

- Ты уже знаешь, как будет «лошадь» на английском? – поинтересовался у дочки Амир, бросая на Соню долгий взгляд из-под ресниц.

- Да! Horse! Меня Соня еще вчера научила! Она говорит, что я споси… спасо… как это, Соня? – болтала девочка, подпрыгивая в седле.

- Я отмечаю твою способность к изучению языков. Ты очень талантливая девочка.

- Во, че, па! – задрав нос, воскликнула малышка.

Амир рассмеялся, откинув голову:

- Думаю, из тебя выйдет гораздо больший толк, если ты будешь скромнее. Мне кажется, это даже твоя обожаемая няня подтвердит, – опалил Соню взглядом Амир. – Что? Разве нет? – выгнул бровь, удивленный её молчанием.

- Бен Джонс говорил, что ничто так не способствую развитию скромности, как осознание собственной значимости. К тому же, бытует мнение, будто скромность украшает человека только в случае, если у него нет других украшений. Так что в данном случае я скорее на стороне Карины, – огорошила Соня хозяина, и даже этого не осознав, пошла в дом.

Глава 16

Своей отповедью касательно сомнительности такой бесспорной вроде бы добродетели, как скромность, Соня впервые заставила его посмотреть на себя не то чтобы как на равную, но… с уважением. Да. Амир понял, что за её с виду тихим покладистым характером скрывается стержень. Но даже тогда он не понимал, какой…

А теперь знал. Глеб навел справки. В том мире, в котором ей приходилось существовать и миллиметр за миллиметром отвоевывать себе место под солнцем, другая бы просто не выжила. А она… не сдалась, не сломалась, и не прогнулась даже. Несла свою светлую голову высокоподнятой и никак не комментировала нападки коллег, которые подчас позволяли себе совершенно недопустимое. Лишь в одном интервью, на просьбу прокомментировать не слишком лестные слова своего оппонента в адрес ее, в общем-то, уже всеми признанного гения, Соня ответила словами Гёте: «Величия злодей достичь не может». Амир тихо рассмеялся. Только его женщина короткой емкой фразой могла скромненько согласиться с высокой оценкой собственной гениальности и поставить на место хейтеров намеком на то, что они, конечно, и дальше могут выпрыгивать из трусов, но им, один черт, ничего не обломится.

- Почему ты трясешься? – послышался сонный голос.

- Извини, я смеюсь…

Соня завозилась, нащупала на тумбочке свой телефон и, посмотрев на часы, отбросила тот в сторону.

- По какому поводу? – зевнула она, снова закрывая глаза в очевидном намерении продолжить свой сон.

- Вспоминаю твое интервью.

- Ты смотрел мои интервью? Это какое же?

- Да, наверное, все. Я теперь всё о тебе знаю, – сыто потянулся Амир и, коротко поцеловав Соню в губы, выбрался из кровати. Отжался, поработал с гантелями. Он так частенько делал, когда времени не было на то, чтобы спуститься в спортзал. Закончил упражнения и наткнулся на ее пристальный, изучающий взгляд. Вопросительно вскинул бровь.

- Ты рисуешься, Каримов?

- Вот еще. Ума не приложу, зачем мне это надо.

- И правда, – смутилась Соня. Он мог поклясться, что почувствовал это ее смущение. И неуверенность, и…

- Сонь…

- Ммм? – пробормотала она, и себе выбираясь из кровати.

Он хотел ей сказать, что рисовался. Еще как рисовался, но это было так глупо! Ему ведь не восемнадцать! Он взрослый, состоявшийся, неподъемно богатый мужик. Стоит щелкнуть пальцами – любая у его ног. Любая… А с Соней… он ничего не знал наверняка. Он не был уверен даже, что его ужимки зачтутся в плюс.

- Да так… Не бери в голову. Я в душ, и за Кариной. Тебе что-нибудь надо привезти?

- Мои вещи… Но это, наверное, потом, вместе съездим.

- Ага. Может быть, завтра.

Амир одевался, когда у Софии зазвонил телефон. Он прислушался. Голос его женщины доносился из спальни еле слышно, и Каримов, беззвучно ступая, подошел чуть ближе.

- Привет, – говорила она на отличном английском. - Да-да, я знаю, что волновался. Извини. Я в суматохе забыла зарядить телефон.

Ненадолго Соня замолчала, видимо, слушая собеседника. Амир приблизился еще на шаг и выглянул из-за двери. Соня стояла, облокотившись на трюмо, и озабоченно потирала висок. Одной ногой она прочно упиралась в пол, вторую, поврежденную, чуть вытянула. У нее были красивые ноги, он провел часы, лаская их и целуя. Но прямо сейчас Амиру хотелось их повыдергивать! Как она смела… как могла говорить с этим… в их доме?

- Нет, нет! – вдруг закричала она, потом заполошно оглянулась и снизила тон. - Зачем приезжать, Джек? Со мной все, и правда, в полном порядке. К тому же, я не планирую отрываться от работы. Что? Сроки? Я не знаю… Через неделю у меня осмотр... Прилечу сразу же, как только гипс заменят лонгетой… Что? Нет! Дорман в курсе, конечно, они не слишком довольны, но выразили сочувствие и понимание…

Амир вышел из гардеробной и, что есть силы, захлопнул дверь. Соня вздрогнула, поворачивая голову на звук. Трубка, зажатая в безвольную руку, сползла вниз по шее, пока они с Амиром сплетались взглядами – Соня опомнилась далеко не сразу. Выругалась едва слышно и продолжила беседу чуть подрагивающим от напряжения голосом.

- Прости, я не расслышала, что ты сказал? Ах, скайп… Знаешь, это не слишком удобно. Я не очень хорошо выгляжу, и вообще… - бормотала невпопад, взвинченная яростью, плещущейся во взгляде Амира.

Соня еще что-то говорила, отвечала что-то, но если бы ее попросили повторить – она бы вряд ли смогла. Попрощалась с взволнованным Джеком скомканно, кое-как, и замерла, без сил опустив трубку.

Что она наделала? Зачем? В чем она хотела разобраться?! В очевидном? Она же… предала ни в чем не повинного человека. И пусть ничего непоправимого еще не случилось, но разве не к этому все шло?

Он ведь уже однажды сломал твою жизнь, Ковалевская! Так какого же черта, Соня?! Что… ты… творишь?!

- Не смей! – раздался короткий приказ. Соня неуверенно обернулась.

- Что?

- Не смей сожалеть. Он никто! Никто для тебя.- Неправда! – тряхнула девушка головой.

- Тогда почему ты здесь?

Амир говорил тихо, спокойно, рассудительно но, господи… Разве он мог ее обмануть?! Она знала его, она чувствовала, она могла рассказать о нем столько всего! О нем… настоящем! Может быть, даже то, что он сам о себе не знал… А она, любя его, знала.

Почему она здесь? Почему… Какой хороший вопрос!

- Я уже говорила.

- Да-да. Говорила, что хотела бы разобраться в себе.

- Так и есть… - подтвердила негромко, отворачиваясь. Не способная сейчас выдержать его взгляд.

- Ну, и как успехи? Неужели еще не разобралась? Ты никогда не была тугодумкой.

Соня, прихрамывая, отступила. Ссутулила плечи, сама того не замечая. А он все замечал!

- Соня… - позвал, на ходу теряя весь свой запал.

- Пожалуйста, давай сейчас об этом не будем? Сегодня такой хороший день. И Кариночка, вот, приедет… А я по ней соскучилась, так сильно соскучилась, что не хочу ни о чем другом думать. Ладно?

- Ладно. Но тот белобрысый хмырь... пусть он держится от тебя подальше.

София обернулась и, уставившись на него во все глаза, настороженно спросила:

- Откуда ты знаешь, как он выглядит?

- Фотографию видел, - хмыкнул Амир, застегивая на груди рубашку. – Что смотришь? Да не трогал я его, больно надо…

Чуть переведя дух, Соня осторожно втянула воздух. Вот и словно. Вот и хорошо… Не трогал…

- А что ты так сильно о нем переживаешь?

- Не начинай, а?

- А я и не начинаю, – усилием воли заставив себя улыбнуться, Амир вплотную подошел к девушке и осторожно поцеловал ее в лоб. – Пока он не лезет, куда его не просят, я не начинаю…

Отступил резко на шаг и, опасаясь, что вот-вот взорвется, быстро вышел из комнаты. Он не мог. Внутри него безжалостно рвало все те тонкие звонкие струны, на которых держались остатки его терпения, человечности и хоть какой-то цивилизованности. Амир ревновал такой лютой ревностью, которой не то что бы не испытывал сам, а даже не думал, что она такая бывает.

Ничего перед собой не видя, Каримов вышел во двор, где его уже ожидала машина.

- Планы не поменялись?

- Что?

- Спрашиваю, мы за Кариной едем?

- Да… Да.

Глеб кивнул и, правильно решив, что хозяин нынче не в настроении, отвел равнодушный взгляд. Вот и славно. Амир не был уверен, что не сорвался бы, спроси тот сейчас хоть что-то. Наверное, ему следует как-то свыкнуться с тем, что он больше не единственный мужчина в ее жизни. Но как? Как, мать его, это сделать?!

Амир чуть расставил ноги и, вдавившись в ляжки локтями, растер руками лицо. Надо думать о чем-то хорошем. О том, что их ждет впереди. А он никак не мог избавиться от мысли, что сам… сам подтолкнул её к другим мужчинам. И как теперь с этим жить?

Забыть! Потому что нет у него больше прав что-то там ей предъявлять. Никто ему не виноват… И от этого еще сильнее подрывало. А ведь еще тогда, в самом начале, его уже посещала мысль, что вряд ли в его жизни еще раз случится женщина, которая бы вызвала в нем такой неприкрытой восторг. Сколько раз он порывался бросить все, к черту! Иману, традиции, долг… Забыть обо всем, уничтожить все, что раньше имело смыл, чтобы только быть с ней, единственной. Но время шло. Он привыкал к хорошему. И ничего так и не попытался изменить, пока вовсе не упустил шанс на это.

- Мы приехали. Не забудь о стерильности. Хотя… если Карину выписывают, может, это уже и лишнее.

Амир кивнул. Благодарно похлопал Глеба по плечу и вышел прочь из машины.

В палате дочка была не одна. Ее осматривала та самая докторица, от которой совсем недавно он получил знатных люлей. Увидев его, переступающего с ноги на ногу у дверей, та нахмурилась, но все же жестом пригласила войти. Амир уже было подумал, что его ждет очередная взбучка, но Надежда Леонидовна коротко извинилась за свою несдержанность, выдала короткие рекомендации, сопровождающие выписку, и, пожелав Карине крепкого здоровья, вышла прочь из палаты, чтобы не мешать их сборам. Впрочем, собирать им особенно было нечего. Амир подхватил небольшой пакет и, осторожно придерживая дочь за талию, двинулся к выходу.

- Хочешь, я тебя понесу?

- Нет! – резко запротестовала Карина, - я же не ребенок.

- Для меня ты будешь ребенком всегда.

Они остановились у лифта, Амир нажал на кнопку и чуть повернул голову.

- Эй! Ты чего?! Тебе плохо?

- Нет-нет… Все нормально. Просто я поверить не могу, что все уже позади.

Амир качнул головой. Ему и самому не верилось. Весь последний год для него был каким-то непрекращающимся адом. Он, конечно, не мог с уверенностью утверждать, что все их проблемы остались в прошлом, но… чувствовал, сердцем чувствовал, что с появлением в их жизни Сони все обязательно пойдет на лад. Рядом с ней всегда становилось лучше.Двери лифта открылись, они благополучно спустились вниз и быстро нырнули в машину. Переохлаждаться Карине было категорически нельзя, а в тот день завьюжило, и температура упала до непривычных минус пятнадцати.

Из-за того, что они с дочкой расположились сзади, Глеб пересел вперед. Он посмотрел на девочку в зеркало заднего вида и улыбнулся:

- Шикарно выглядите, Карина Амировна.

Карина вспыхнула и, нервным движением поправив модный платок, прикрывающий лысую голову, отвернулась к окну. Так странно. Амиру казалось, что она разучилась краснеть лет в тринадцать. Категорически и навсегда. Он чуть склонился над дочкой и осторожно провел пальцами по ее щеке. Сейчас, без волос, бровей и ресниц, исхудавшая, но не сломленная, она казалась такой маленькой. Почти ребенком. И он жалел. Так сильно жалел, что в своей гонке за лучшим упустил её. Не почувствовал, не сумел дать своей маленькой девочке то, что ей было нужно больше всего. Не донес… Не сохранил.

- Пап… - прошептала она, смущенная его непривычной лаской, оставленной где-то в детстве, где все между ними еще было ясно и понятно.

- Я тебя люблю.

Несколько минут она просто потрясенно на него смотрела, совершенно по-детски приоткрыв рот. А потом ее бледные иссушенные губы задрожали.

- Я тебя тоже, папа… - прошептала она, прежде чем зарыться влажным носом ему в воротник.

Амир сглотнул, откинул голову на подголовник. Поймал в зеркале одобрительный взгляд Громова и хоть немного расслабился.

- Все будет хорошо, - вроде бы подумал, а на деле произнес вслух. Карина отчаянно затрясла головой – соглашаясь, и снова шмыгнула носом. – Ну, все! Прекращай, не плачь…

- А я и не плачу… - буркнула она, не отрывая лицо от лацкана пальто отца. Как хорошо, что она не слышала, как отчаянно громко стучало его отцовское сердце. Некоторые вещи, наверное, стоит оставлять лишь для себя…