Я смотрела на ткань джинсов, покрывающих мои ноги, затуманенные моими руками, волосами и головой. Сделав глубокий, неторопливый вздох, я медленно села и выпрямилась, пока спина расслаблялась на мягкой подушке кресла, я встретилась с сердитым взглядом Сэм.

Я уставилась на нее. Она выжидающе посмотрела в ответ.

— Я пообещала ему, — сказала я.

Ее брови взлетели вверх, потом снова опустились.

— Ты пообещала ему? Это то, почему мы здесь? Ты пообещала?

Я кивнула.

— Да. Я пообещала ему прошлой ночью, и пообещала сегодня утром, а потом пришла ты и психанула, и потом он испугался, а я подумала о том, чтобы спрятаться в шкафу, но у меня нет убийственных шпилек, поэтому я согласилась. Понятно? Я просто согласилась, чтобы вы успокоились и перестали обзывать друг друга.

Глаза Сэм были полузакрыты, а мрачное выражение лица, говорило о том, что ее не впечатлил мой ответ.

Но это была правда... или типа того.

Когда Сэм вошла, у нее случился припадок и она начала кричать на Мартина. На самом деле, она слишком остро реагирует, потому что любит меня. И она вела себя довольно угрожающе с

Мартином, называя его неприятными словами, которые я не могла повторить, но могла сказать, что они были синонимами слова подлец.

Тогда Мартин, у которого не было проблем с тем, чтобы накричать на женщину, мужчину или на кого-либо еще, кричал на нее в ответ. В действительности же, он просто защищался от ее гиперопеки и нецензурной брани. К его чести, он не обозвал ее неприятными словами. В основном просто сказал ей отойти и не лезть не в свое дело.

Я вмешалась и попыталась успокоить их обоих. При этом я уверила Мартина, что поеду с ним — потому что я пообещала ему не единожды — но при условии, что Сэм поедет со мной. В конечном итоге, преодолев шок после моей просьбы, он согласился. А после того, как он подтвердил, что там, куда мы направляемся, есть теннисный корт, согласилась и Сэм.

Потом он сделал кое-что странное.

Он поднял меня на руки, словно я принадлежала ему, поцеловал быстро в губы и сказал, что подождет в холле. Затем вышел из комнаты, а я направилась в ванную, и он терпеливо ждал... в холле... меня... целый час.

Я чувствовала себя как Скарлетт О' Хара после того, как она поцеловала Ретта Батлера, смущенно и взволнованно, на грани обморока, и хотела, чтобы это случилось снова.

Сэм и я кратко объяснились после этого, и, о чудо, она согласилась поехать со мной. Честно говоря, я не думаю, что у нее был выбор, так как я упорно настаивала, что должна поехать, а у нее не хватило времени, чтобы спорить со мной из-за этого.

Однако после всех споров и обещаний, всех неприятных слов, большая часть меня была странно взволнованна предстоящей поездкой. Мне было девятнадцать и самая безумная вещь, которую я делала, это пила персиковый шнапс и по пьяни позвонила бывшему парню прошлым летом. Я всегда была очень осторожной. Никогда не делала ничего интересного и спонтанного. А это было в странной степени захватывающе, страшно и сбивало с толку.

Итак... мы были здесь. В самолете, с Мартином, его другом Эриком с вечеринки братства и с семерыми другими парнями, которые выглядели так, будто только что вышли с фотосессии Аберкромби и Финч. За исключением того, что они были в одежде, к сожалению. Сэм и я были единственными девушками, если не считать двух стюардесс.

Мы были кратко представлены парням на входе в самолет. Мартин представил их сначала по фамилиям, а потом по именам.

Странно, но они, казалось, не удивились нашему присутствию. Я почти уверена, что они оценивали меня, но так, чтобы я не заметила, что на меня пялятся. Больше как «Вы случайно не Йоко Оно»? То есть они проверяли меня.

Пожимая каждому руку, я удивилась, увидев среди семи парней Бэна, проклятого монстра, из-за которого я провела время в шкафу. Я не поняла, почему Мартин разрешил ему ехать, особенно учитывая тот факт, что он хотел накачать Мартина наркотиками предыдущей ночью.

Может они по-мужски поговорили и все решили.

Парни бывали странными.

Я сделала мысленную пометку рассказать Мартину весь разговор между Бэном и неизвестной девушкой, потому что Бэн признался, что накачивает наркотиками девушек. И была только одна причина, для чего он делал это. Бэн был насильником, я была очень обеспокоена этим и не хотела иметь с ним ничего общего.

Сэм и я заняли места в передней части самолета после знакомства с парнями.

Я чувствовала давление от взгляда Сэм. Она сжала губы и смотрела в мою сторону, выглядя недовольной и угрюмой.

— Не могу поверить, что мы делаем это. Не могу поверить, что позволила уговорить себя на это. Как это могло случиться? Как мы оказались здесь? И сейчас мы летим на частный пляж где-то в Карибском море? Это безумие.

— Да, похоже на безумие, — я пожала плечами, чувствуя шок от того, что нахожусь в этом самолете, после всех обстоятельств, приведших к этому. Менее двадцати четырех часов назад я поцеловала Мартина Сандеки — вернее, он поцеловал меня. И это произошло снова... и снова. Он положил свои руки на мое тело, словно имел право на это, и я позволила ему.

Моя кожа все еще помнила его прикосновения. Просто подумав о том, как его руки касались меня, в груди завязывался тугой и тяжелый узел, а по шее, спине и рукам пробегали мурашки. У меня все горело внутри, и я чувствовала себя немного пьяной от волнения и страха.

— Но, — начала я, замолчала, покачав головой, и продолжила, — но... все в порядке. Мы в порядке. Мы вместе. Если приедем и не захотим остаться, то сможем просто уехать.

— И куда мы поедем? Что будем делать? Поплывем к Ямайке?

Я покачала головой, борясь с нарастающей похотью, вызванной Мартином.

— Нет. Я отправила сообщение Джорджу, личному ассистенту моей мамы. Джордж знает всю информацию о полете, и то, куда мы летим. По худшему сценарию, я звоню ему, и он договаривается, как нам уехать. Все будет в порядке.

Сэм смотрела на меня в течении наскольких минут и молчала, после чего, наконец, выдала:

— Ты что, рассказала своей маме?

— Конечно. Ну, технически я рассказала ее личному ассистенту, Джорджу. Как дочь сенатора, я должна проинформировать ее, когда покидаю страну.

— А ты не думаешь, что она будет волноваться?

— Нет. Зачем ей это? Мы тесно связаны. Она знает, где я и с кем, как долго я там пробуду и почему.

Хотя, я все еще немного сомневалась на счет почему...

— Дамы, не хотите что-нибудь выпить?

Мы с Сэм подняли взгляд и увидели великолепного Эрика, стоящего в проходе, словно подвешенного над пропастью в нашем уединенном острове из четырех кресел. Сэм смотрела на него так, будто была смущена его присутствием.

— Что? — спросила она.

— Напитки. Хотите что-нибудь из... напитков?

— Нет. Никаких напитков,— она скрестила руки на груди, наклонив голову в сторону, ее глаза сузились так, словно она проверяла его. — Ты ниже, чем я помню.

Он, прищурившись в ответ, ухмыльнулся.

— Может, ты страдаешь от болезни высоты. Вероятно, нужно встать, походить и размять ноги.

Больше косых взглядов не последовало, теперь они оба ухмылялись.

Наконец, Сэм кивнула и сказала.

— Я бы не отказалась размять свои ноги.

Я смотрела во все глаза, как она быстро отстегнула ремень и встала, неотрывно глядя на великолепного Эрика. Его ухмылка превратилась в широкую улыбку, когда она вышла в проход, а лицо заметно оживилось, когда она подошла ближе к нему.

— Позволь мне устроить тебе небольшую экскурсию по самолету, — предложил он любезно, словно бойскаут. — Можешь опереться на меня, если попадем в турбулентность.

— Обязательно, — протянула она, звуча сердито и одновременно довольно. — Веди, коротышка.

Эрик потер шею и, выдохнув, засмеялся, после чего они вдвоем отправились в переднюю часть самолета. Вытянув шею, я восторженно смотрела им вслед.

Когда Сэм рассмеялась над чем-то, что сказал Эрик, я не смогла подсматривать дольше, не привлекая к себе внимания. Так что я расслабилась — насколько могла — и откинулась в кресле, уставившись на руки.

— Паркер.

Я подпрыгнула на месте от звука моего имени из уст Мартина и повернулась к нему лицом. А также, по причинам известным только моему подсознанию, я сжала руки в кулаки и подняла их, выставляя между нами, будто готовясь к кулачному бою.

Он изучил мою оборонительную позицию, ухмыльнулся и занял место Сэм, не спрашивая разрешения. Между тем, я посмотрела на него, мысленно возведя стены, и приготовилась, хотя мои руки уже опустились на колени. Я должна была сделать это, потому что... подошел супер горячий парень — сигнал тревоги на уровне десять тысяч.

— Сандеки, — сказала я. Знала, что это выглядело так, будто я приветствую врага, но мне нужно было быть на стороже.

Его взгляд скользнул по моему лицу и опустился на руки, которые я все еще сжимала в кулаки. Очевидно, это забавляло его.

— Ты собиралась ударить меня?

— Не знаю, — ответила я честно. — Зависит от того, собираешься ли ты снова снимать свои штаны.

— Ты ударишь меня за то, что я сниму штаны?

— Да... я могу ударить тебя кулаком.

Он рассмеялся, очень громко и неожиданно, непринужденно, чем очень удивил меня. Но его смех был словно радиоактивное обольщение и период полураспада у него был бесконечен. Я не хотела, чтобы он переставал смеяться. От этого в углах его глаз собирались морщинки, а рот искажался в грешной улыбке, демонстрируя идеальные зубы.

Теперь он выглядел по-другому, не так как обычно, не вечно скучающим. И это у него хорошо получалось, очень хорошо. Были и другие выражения, которые я смогла заметить, такие как недоверие, озорное веселье, гнев, нескрываемый интерес и так далее.

Но смеющимся... он выглядел счастливым. Счастливый Мартин открывался с другой стороны, красивый и физически совершенный, с сочетанием отличного и заразительного настроения. Я разжала кулаки. Понадобилось меньше минуты нашего с ним общения, и вся моя тщательно построенная оборона была практически разорвана в клочья.

Я могла бы даже помахать белыми трусиками в знак капитуляции.

— Ох, отлично. Моллюски, — сказала я, не понятно для чего.

Его смех постепенно стих, и теперь его глаза сверкали, глядя на меня.

— Больше никаких кулаков.

— Не-а. В этом нет смысла, — уверена, звучало так, будто я была расстроена.

— Так ты думаешь, что я мог бы выиграть, подравшись с тобой на кулаках?

— Я думаю, ты можешь обыграть меня во всем, — я пожала плечами. — если ты захочешь, я могу винить в этом только себя.

Мартин прищурился, обратив на меня все свое внимание.

— Ты не выглядишь счастливой из-за этого.

— Я и не счастлива.

— Почему?

Я смотрела на него, пытаясь сказать правду.

— В этом и проблема, Мартин. Ты мне нравишься.

Его взгляд смягчился, и рот скривился в ленивой, довольной усмешке.

— Не вижу в этом проблемы.

— Но это так, — не отступала я. — Потому что эти чувства возникают в основном в моих трусиках.

Мартин поперхнулся смехом и отвернул голову от меня.

Я поспешила продолжить.

— Вот видишь, в чем проблема? Я знаю тебя, как моего партнера по лабораторной, который не хочет помогать мне заносить полученные результаты в таблицы. И так же я знаю тебя — прости за это выражение — как бабника, который отвратительно ведет себя с девушками, с которыми спит, из-за которых дерется, и как кого-то озлобленного и изнуренного, несмотря на то, что весь мир в его руках.

Мартин сжал челюсть. Его веки опустились, так, что остались лишь щелочки. Своими длинными пальцами он сжал ноги.

Я проигнорировала его очевидное раздражение, желая заставить его увидеть причину.

— У нас нет ничего общего. Ты состоишь в братстве, ходишь на вечеринки, владеешь яхтой и вообще ты король университета, — я прижала руки к груди. — А я неисправимый ботаник, которая думает, что весело проводит субботу, если играет всю ночь на гитаре и пишет музыку. Мне нравится спорить об эпизодах Доктора Кто, и будет ли Сэмуайз Гэмджи или Фродо Бэггинс, в конечном счете, ответственен за уничтожение кольца. Я играю в видео игры. Я стараюсь ограничивать себя тремя печеньями, но потом обманываю себя и съедаю все семь. В то время как ты выглядишь так, будто никогда в жизни не ел печенья. Я девственница, и ты только второй парень, с которым я целовалась... Мы не подходим друг другу, — я сказала последнюю часть как можно мягче, надеясь, что он образумится.

На лице Мартина не было не единой эмоции, но его взгляд переместился с кончика моего подбородка до верхней части лба и вернулся обратно к моим глазам.