На прощание отец Олега сфотографировал нас всех вместе. Тетя Нина села в центре. Таня и я пристроились с боков. Детей усадили на колени. Олег встал за нашими спинами и в последний момент обнял нас с Таней за плечи. Замечательный должен будет получиться снимок.


      - Пленка, между прочим, цветная, - похвастался Алексей Николаевич, переводя кадр, чтобы щелкнуть еще раз. Олег быстро скорчил рожу. А Ванечка протянул ручонку к фотоаппарату. Его привлекла вспышка. Светка тоскливо стояла в углу, возле кресла. Никем не приглашенная. По ее лицу было видно, что она отчаянно завидует, подойти же к нам и пристроиться рядом не смеет.


      Впрочем, предаваться состраданию к ее незавидной участи времени уже не было. Тетя Нина сразу схватилась одевать Ванечку. Нас шумной гурьбой проводили до троллейбуса ...


      Когда мы делали пересадку на автобус, тетя Нина обратила внимание, что щеки у Ванечки неестественно красные.


      - Слышь-ка, Александра... Чего он там ел-то?


      - Две картошины, яблоко... кусок курицы... И то не доел, - я посмотрела на нее, потом на сына. Ванечка привалился ко мне и закрыл глазки. Щеки действительно были пунцовыми. И тихий слишком. Весь вечер капризничал, вдруг притих. Губами дотронулась до его лба. Господи, натуральный огонь. Тетка все поняла по моему лицу.


      - Эх, ты... не углядела, - только и сказала она.


* * *


      "Скорой" не было очень долго. Ванечка лежал на диване и сипел горлом. Лицо его стало багровым. Сначала он кашлял с натугой и хрипом, потом уже и кашлять не мог. Лежал с закрытыми глазами и синел.


      Я металась по комнате, не зная, что предпринять. За все время он ни разу не болел. Ну, ни единого разочка. Несколько раз выскакивала на улицу - встречать "скорую помощь". Ее все не было.


      Тетя Нина сидела рядом с Ванечкой. Поправляла одеяло. Держала за руку. Смотрела на меня пустыми глазами.


      Наконец врачи приехали. Осмотрели сына.


      - Ложный круп, - сказал пожилой.


      Я взглянула на тетю Нину. Она охнула и прикрыла рот рукой. Это что, так страшно?


      - У вас сода есть?


      Тетка побежала на кухню. Молодой врач забрал у нее пачку соды и пошел в ванную комнату. Тетка - за ним. Пожилой спросил у меня:


      - Отец есть?


      Я кивнула.


      - Сейчас где? На работе?


      - В Африке.


      - Где? - он снял очки. Кожа на его лице напоминала шкуру носорога - свисала толстыми пористыми складками.


      Господи! Да не все ли равно, где? Главное, не здесь. А был бы здесь, я бы "скорую" не вызывала.


      - В Африке, - повторила я с отчаянием.


      - Группу крови сына знаете?


      - Да. У него не моя группа крови. А что?


      - Вероятно, потребуется донор. На станции никогда не бывает нужной группы. Или очень мало. Донора ищите сейчас. Не теряйте время. Мало ли что?


      Я прекрасно знала, в каких случаях бывает нужен донор. Все-таки жена врача. Знала. И потому испугалась. Смотрела на врача, пытаясь по его лицу понять, как на самом деле обстоит дело. Из ванной донесся шум льющейся воды. Тетка прибежала. Схватила Ванечку и прямо в одеяле потащила его в ванную.


      - Что ... что они с ним будут делать?


      Я рванулась за теткой. Пожилой Айболит поймал меня за руку, не пустил. Сказал спокойно, слегка дребезжащим голосом:


      - Не волнуйтесь. Содовая ингаляция. Ненадолго поможет. Лучше ищите донора.


      Господи, боже мой! Да что же это такое? Где же я ночью донора найду?!


      - Не волнуйтесь так. Подумайте, - он усадил меня на диван и похлопал по плечу. - Может быть, среди родни мужа?


      Конечно. Как я сразу не сообразила? Роман так похож на брата. У него должна быть такая же кровь!


      - Тетя Нина! - крик мой мог переполошить весь дом. - Где визитка, которую Роман дал?


      И помчалась на кухню - рыться в полках. Тетка ее куда-то туда запихнула. Вот. Вот она.


      Врач мне говорил, мол, они забирают Ванечку, но я слушала в пол-уха. Трясущейся рукой набирала номер.


      - Романа Анатольевича, пожалуйста!


      Через минуту он взял трубку.


      - Роман Анатольевич? Это Аля...


      Секундное молчание. Потом укоризненно:


      - Я же просил вас не звонить мне домой!


      Я и забыла совсем. Столько времени прошло. Два года. Да и не тот случай, чтобы церемонии разводить.


      - Я виновата, виновата, но... Какая у вас группа крови?


      - Что? - растерялся он.


      - Ванечке плохо. Срочно нужен донор. Какая у вас группа крови?


      - Вторая.


      - А резус?


      - Положительный.


      - Роман Анатольевич! Голубчик! Я вас умоляю! Приезжайте сейчас. Немедленно. Спасите сына. Я все для вас сделаю! Все! Берите такси и приезжайте!


      - Подождите, Аля. Это что, так серьезно?


      Вместо ответа я заплакала.


      - Не ревите. Через пятнадцать минут ... Максимум, через двадцать, я буду у вас.


      - Вы не успеете так быстро. Его сейчас увезут.


      - Глупости. У меня машина. Если я не успею, оставьте адрес больницы.


      Он повесил трубку.


      Врачи записывали адрес детской больницы, куда-то звонили. Тетя Нина одевала Ванечку. Я лихорадочно собиралась. Ощущение было такое, что время помчалось вскачь. Не успевала до конца осознавать происходящее...


      В машине мне разрешили сидеть возле носилок, на которых лежал Ванечка. Но в больнице дальше приемного покоя не пустили. Минут через десять вынесли его одежду. Я взяла ее и заплакала ... Одежда была теплой. Страшная мысль пришла в голову. Я громко зарыдала. Регистраторша, - или кто там она? - покосилась на меня неодобрительно, возмущенно фыркнула. Вот сволочь! У меня сын умирает, а она фырчит, гнида! Но в руки себя взяла, реветь перестала. Так и сидела на жесткой кушетке, держа на коленках Ванечкину одежду.


      Время все тянулось и тянулось, как подсыхающий резиновый клей. Представлялось, что сижу не меньше часа. Хлопнула входная дверь. Вошел Роман Анатольевич. Я взглянула на свои часики. Только десять минут, оказывается, прошло. Деверь шел ко мне. Уверенный. Спокойный.


      - Ну что?


      Я сбивчиво пересказала события вечера, стараясь объяснить все коротко и ясно.


      - Не волнуйтесь. Обязательно обойдется.


      Глаза его улыбнулись. Почти, как у Мишки. Только смешинок нет.


      - Сейчас узнаем, - и пошел к регистраторше.


      Он еще не дошел до стола, а та уже приняла боевую стойку.


      - Мы справок не даем, - злобно тявкнула ему.


      - Насколько я знаю, ваша работа заключается именно в выдаче справок. Извольте ответить, - с металлом в голосе сказал он. - Вам привезли сейчас тяжелобольного ребенка. Кузнецова Ивана Михайловича, восемьдесят третьего года рождения.


      Оглянулся на меня. Спросил:


      - Восемьдесят третьего, Аля?


      Я кивнула. С восхищением смотрела на деверя. От него сейчас за версту несло большим начальником. Регистраторша, приоткрыв рот, слушала ...


      - Он - сын известного в городе хирурга, - тем же номенклатурным тоном продолжил мой деверь.


      Зачем же так спекулировать? И потом, какой же Мишка известный хирург?


      - Михаила Анатольевича? Кузнецова? - ахнула регистраторша, повергая меня в изумление. Роман Анатольевич согласно кивнул.


      - Что же вы сразу-то не сказали? - с укором спросила она меня. И снова Роману Анатольевичу:


      - Я все сейчас узнаю.


      Выскочила из приемной пулей. Подумать только, Рыжего везде знают. Неужели такая знаменитость? Я и не подозревала раньше.


      - Что же это вы, Аля? - поинтересовался у меня Роман Анатольевич, присаживаясь рядом. - Такая сильная женщина, а здесь спасовали?


      - Не знаю, - я тоскливо посмотрела на него. - Ванечка никогда не болел, а тут ... Просто растерялась.


      Хорошо ему упрекать. Он привык к власти. Привык к послушанию. А мы с тетей Ниной даже на почте - жалкие просители. И мне в голову никогда не пришло бы воспользоваться именем мужа.


      - Ничего, - он погладил меня по голове, как когда-то это делал Мишка. - Все будет хорошо, вот увидите!


      Я уткнулась ему в плечо и опять разрыдалась. Так мы и сидели в полнейшей тишине. Минут двадцать сидели. Я вдыхала незнакомый мне, но приятный запах мужского одеколона и медленно успокаивалась. Роман Анатольевич обнимал меня за плечи. Говорил веселым, но тихим голосом ничего не значащие слова - успокаивал. Потом замолчал. Немного отодвинулся. Я больше не плакала.


      Вышла регистраторша. Жалкая, растерянная. Спросила у меня:


      - На "скорой" бригада сказала: у вас донор есть, Александра Владимировна?


      Уже имя и отчество мое выяснили. Когда только успели?


      - Я - донор, - Роман Анатольевич встал.


      - Пойдемте со мной, - она протянула ему халат и повернулась ко мне,


      - Вы пока здесь посидите, Александра Владимировна. Хорошо? Сейчас вам кофе принесут. А к сыночку вас попозже пустят.


      Они торопливо ушли. Я осталась ждать. Думала о Ванечке. О Мишке, который бросил меня и уехал в какие-то Сахары... Если бы он не ушел от меня, с Ванечкой ничего бы не случилось... Мысли мои разбегались, не задерживались в голове... Перед глазами проплывали картины, такие страшные, что хотелось кричать и биться головой о стенку. Ничего тяжелее этих трех часов напряженного ожидания у меня в жизни не было.


      Потом, когда я совсем уже изнемогла от неизвестности, мне разрешили подняться к сыну. Сказали, что обошлось - будет жить. У меня даже на слезы сил не хватило. Молча поднялась на третий этаж, ничего не спрашивая у медсестры, которая меня провожала.


      Ванечка спал. Дышал еще с трудом. Веки сиреневые, прозрачные. Под глазами - черные тени. К ручонке тянулся шланг капельницы. Малыш мой. Но сипа больше не было. Я присела на стул рядом с кроватью. И в мутный предрассветный час заснула.


* * *


      Тетя Нина была благодарна моему деверю. Крайне благодарна. Но как человека его невзлюбила. Роман Анатольевич приезжал к нам домой дважды. Вскоре после того, как Ванечку выписали. Привозил дорогие гостинцы. В первый раз тетка суетилась возле него. Даже поставила ему тщательно оберегаемый бокал Рыжего. Красивый бокал. С рисунком сине-золотого парусника на белом поле. Говорила с ним с заискивающей улыбкой на лице. Во второй раз - вела себя очень сдержанно. И все приглядывалась, приглядывалась. Едва за ним захлопнулась дверь, она враждебно заявила:


      - Ты, Александра, скажи ему, чтобы он сюда больше не шлялся!


      Я вытаращила глаза. С ней все в порядке?


      - Ты что? Свихнулась?


      - Ничего я не свихнулась, - озлилась тетя Нина. - А только нечего ему сюда шляться!


      Она убирала со стола чайную посуду и гремела ею в раздражении.


      - Ничего я ему не скажу. Я еще в своем уме. Он Ванечке жизнь спас, а мы в благодарность за это его выгоним?


      - Помог и спасибо. Он не чужой, родной дядя-то. А ходить сюда ему нечего!