Но вместо этого я отчаянно разрыдалась и, бросившись к Клари в объятия, жалобно проговорила:

— О, Клари! Все из-за того сна и грозы! Они думают, что я схожу с ума, и увозят меня отсюда, и я не знаю, что со мной будет!

Я рыдала в первый раз с тех пор, как Ричард сказал мне, чтобы я вела себя тихо, и чувствовала одновременно и страх, и облегчение. Клари выслушала меня и, обняв, усадила на землю.

— Что случилось? — тихо спросила она. — Ты, конечно же, не сумасшедшая, но я никогда не видела тебя такой несчастной. И ты выглядишь очень странно.

— Что ты имеешь в виду? — испуганно переспросила я.

— Ну, старше, — протянула она. — И у тебя грустные глаза. Как будто ты узнала что-то ужасное. Что произошло, Джулия?

На кончике моего языка уже повисла ложь, ложь для моей дорогой Клари, но я медлила, как медлит в наивысшей точке раскачивающийся маятник. И не солгала. Что бы мне еще ни предстояло в жизни, я не хотела осквернять наши с ней отношения ложью.

— Это Беатрис, — медленно проговорила я. В тихом, потерявшем цвет в сумерках саду мои слова прозвучали страшно. Клари вздрогнула, будто бы шаль больше не грела ее, и я тоже почувствовала внутренний холод.

— Это Беатрис и ее магия, — прошептала я.

Глаза Клари потемнели от страха, и мороз прошел по моей коже.

— Она является тебе? — спросила она тихо.

— Нет, — так же тихо ответила я. — Гораздо хуже. Мне кажется, будто я становлюсь ею.

Повисло глубокое молчание. Высоко в вершинах деревьев дул легкий ветерок, но здесь, внизу, было тихо и сумрачно.

— Так было, когда приехал Ральф? — опять спросила она.

— Да, — ответила я. — И он услышал ее в моем голосе. Я думаю, что он даже увидел ее черты в моем лице.

Она кивнула и вытащила руку, чтобы поправить на себе шаль. Я с ужасом увидела, что ее пальцы перекрещены в старинном заклинании против нечистой силы, и, наклонившись вперед, тронула с упреком ее за руку.

— Клари, ты делаешь это против меня?

Она распрямила пальцы и опустила голову. Даже в сумерках было видно, как она покраснела.

— О, Господи помилуй, нет, конечно! — И, отвернувшись от меня, она подошла к каштану и прислонилась к его стволу, будто у нее кружилась голова. — Нет! — повторила она снова. — Я делала это не против тебя. Я увидела что-то странное. Это было в твоих глазах, Джулия. И это напугало меня, я признаю.

— В моих глазах ты увидела ее, — тихо сказала я.

— Возможно, — согласилась она, глядя на меня с дружеским участием. — Но об этом говорят в деревне уже целый год. Что ты избранное дитя и ее наследница.

— Совсем непохоже, что я избранное дитя, — с обидой возразила я. — Я видела ужасный сон, Клари, просто ужасный. Он был совсем не о Беатрис, не думай. — Она молча слушала. — Мне снилось мое полное, беспросветное одиночество. Будто бы я осталась совсем одна на земле, и никто больше не любит меня, и мне тоже некого любить. Совсем некого, кроме крошечного ребенка, которого я должна бросить в реку.

Клари судорожно вздохнула, ее лицо в лунном свете казалось совсем белым, когда она шагнула ко мне и взяла мои руки в свои.

— Я всегда буду любить тебя, — сказала она со своим протяжным суссекским выговором. — И я всегда буду здесь.

На какое-то краткое мгновение меня согрела теплота, прозвучавшая в ее голосе, и я даже начала улыбаться. Но тут же в моих ушах зазвучал странный звон, словно порыв ледяного ветра налетел и погасил эту теплоту.

— Нет, тебя не будет, — и мы обе услышали безоговорочную уверенность в моем голосе.

Глаза Клари испуганно обратились ко мне с вопросом, но она была деревенской девчонкой, бесстрашной и мудрой. И она своевольно пожала плечами и послала мне мальчишескую озорную улыбку.

— Что ж, по крайней мере, я не увижу тебя в роли сквайра.

Но шутка не получилась, и мы обе почувствовали себя подавленно. Опять повисло долгое молчание.

— Что же ты будешь делать? Тебе можно отказаться ехать туда?

— Мне нужно ехать, — упрямо ответила я. — И я не знаю, когда они разрешат мне вернуться.

Я хотела улыбнуться, но мое лицо невольно скривилось в жалобную гримасу. Мою голову сжимал обруч такой сильной головной боли, что я едва видела сад. Я чувствовала себя на пути к тому, чтобы потерять все, чем я дорожила: Ричарда, Вайдекр, мое детство. Все украла у меня сумасшедшая, давно умершая ведьма Вайдекра. И ничего не дала взамен, кроме пригоршни глупых суеверий и странности, которую я не могла контролировать.

— Мне придется делать то, что велят мама, дядя Джон и Ричард. Я должна ехать в Бат. — Я незаметно смахнула несколько непрошеных слезинок, подала Клари руку, и мы пошли по направлению к дому.

— А что, если ты действительно владеешь ее даром? — вдруг остановила меня Клари. — Неужели они не видят этого? Старые люди в Вайдекре говорили это о тебе еще тогда, когда ты была маленькой девочкой. Они всегда утверждали, что Беатрис вернулась в твоем облике, чтобы поправить то, что наделала раньше. Неужели это секрет? Секрет для Лейси из Вайдекра?

— Нет, — устало произнесла я. — Но мир меняется, Клари. В нем нет больше места для таких тайн. Все больше и больше новых людей приезжают в Экр работать, все больше уроженцев нашей деревни уезжают в другие места. И многие перестают верить в такие вещи, как знамения и вещие сны. Они не могут объяснить это и поэтому не хотят даже слышать об этом.

Клари состроила гримаску.

— Они думают, что они очень умные, — презрительно проговорила она. — Например, твой дядя Джон — он хороший человек и делает много добра для Экра, но ему надо, чтобы все можно было выразить словами. — Тут она прервала себя: — Мне пора домой, пока еще не совсем темно. Но я обязательно забегу к Ральфу Мэгсону и расскажу ему, что завтра утром ты уезжаешь. Твой драгоценный кузен никому не удосужился сообщить об этом.

Я благодарно кивнула и прижалась к щеке Клари на прощание. Обняв ее, я почувствовала, как она вздрогнула. В воздухе похолодало, и мое лицо было ледяным. Прикоснувшись к нему, она, видимо, испугалась, что это холод привидения. Я отступила назад и попыталась улыбнуться ей, но мне самой было известно, что мои глаза стали затуманенными и какими-то обреченными.

— Не бойся, Клари, — успокоила ее я. — Я та самая девочка, что дралась с тобой. Возможно, я что-то не понимаю, а правы мои родные. И у меня не было никакого предчувствия, а была только лихорадка.

Она улыбнулась, потрепала меня по щеке своей грязной ладонью, завернулась поплотнее в шаль и выскользнула из сада.

Весь вечер я ждала прихода Ральфа Мэгсона и даже задержалась на неположенные полчаса дольше после ужина, ожидая, что он все-таки придет. Но он не появился, и я молча поплелась к себе в комнату и бросилась на кровать, уверенная, что больше не увижусь с ним.

Но мне следовало бы знать его лучше. Рано утром, когда Дженни принесла мне утренний шоколад, она сказала, что прискакал из деревни Ральф Мэгсон, чтобы пожелать мне счастливого путешествия, и он ожидает меня на конном дворе. Я быстро накинула на себя капот и жакет от амазонки и выскользнула из дома. Солнце светило ярко, как летом, но земля была твердая и гулкая, словно камень. Все вокруг сияло, и Ральф улыбался мне, сидя высоко на своем черном жеребце. Я подошла к лошади и погладила ее по шее, смотря вверх в его лицо.

— Вы были больны? — мягко поинтересовался он.

— Нет, — ответила я. — Но мне не разрешали выходить. Родные боялись за меня.

— Бояться совершенно нечего, — спокойно отозвался он, и я почувствовала, что напряжение и боль последних дней оставляют меня, как будто какие-то неизвестные путы спадают с моих плеч и груди.

— Я должна поехать в Бат, — коротко сообщила я. Ральф с сочувствием смотрел на меня. — Мои родные хотят, чтобы меня осмотрел доктор. Они считают, что я стала неуравновешенной из-за своих снов и той грозы.

— А, ерунда, — отмахнулся Ральф. — Я так и предполагал. Докторам нечего вмешиваться, Джулия. Вы здоровая и умная молодая девушка. Любой доктор в состоянии понять, что вы наделены от природы особым талантом, особой силой и что этому надо только радоваться. Вы должны позволить этой силе течь сквозь вас так же спокойно, как течет под мостом река.

— Я не могу, — грустно сказала я. — Я все-таки молодая леди, а не цыганка-предсказательница. Все эти сновидения и знамения должны исчезнуть. Скоро я войду в светское общество. И стану женой сквайра.

Ральф скривил рот, будто собираясь сплюнуть, но затем вспомнил, где он, и воздержался.

— Соблаговолите извинить меня, — с преувеличенной любезностью сказал он. — Я позволил себе забыть, какое блестящее будущее ждет вас. Молодая светская леди. Войти в свет — это не пустяки! Что ж, ради этого стоит кое-чем пожертвовать, я думаю. — Он глянул вниз на мое бледное лицо и оставил свой грубый юмор. — Вы знатная девушка до мозга костей. И если вы хотите избавиться от некоторой своей неуправляемости, то безусловно сможете это сделать. Вы сможете превратиться в кисейную барышню, но не думаю, что это вам нужно. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Но если вы решитесь на это, то лучшего места, чем Бат, вам не найти.

Отвращение, прозвучавшее в его голосе, рассмешило меня, и я хмыкнула.

— Вы, что же, бывали в Бате? — спросила я, улыбаясь.

— А, — отмахнулся Ральф. — Меня-то им не удалось превратить в кисейную барышню, это точно. Но с вами им стоит попытаться. — Он взял мою руку в свои и сжал ее подбадривающим жестом. — Слушайтесь вашего сердца, — мягко продолжал он. — Я думаю, что эта земля предназначена для вас и ни для кого другого и что именно вы — наследница Беатрис. Но Джон и ваша мама, возможно, хотят для вас другого. И выбирать свою дорогу предстоит вам и никому больше. Попробуйте испытать вкус Бата, возможно, он понравится вам. Но если Вайдекр значит для вас больше — то возвращайтесь обратно.

Я кивнула. Мудрость Ральфа была проста, как рост травы.

— Я боюсь этого доктора, — призналась я.

Пожатие Ральфа стало крепким, как железо.

— Пока я жив, никому не удастся обидеть вас, — кратко сказал он. — Обещаю вам.

Я подняла на него глаза, и внезапно знакомый гул наполнил мою голову.

— Придет время, когда вы не сможете помочь мне, — уверенно сказала я, и это произнес не мой голос. — А я не смогу помочь вам.

Я замолчала, и Ральф подождал, не продолжу ли я.

— Это будет черный час для нас обоих, — ответил он. — Но не надо сейчас об этом. Не бойтесь будущего, маленькая Джулия. Берите в руки свою настоящую жизнь и живите ею. — Он хотел было повернуть лошадь, но, вспомнив что-то, полез в карман сюртука. — Я принес вам подарок. — И он протянул мне что-то зажатое в широкой ладони.

Это была маленькая деревяннная сова, согретая от тепла его тела. Она была вырезана из светлого дерева и гладко отполирована.

— Ральф, — потрясенно сказала я. — Вы сделали это сами? Для меня?

— Да, — последовал гордый ответ. — Я же все-таки сын цыганки, не забыли? На днях я был в таборе и позаимствовал на день-другой их инструменты. Вы должны быть мне благодарны, что я не принес вам кучу крючков для одежды.

Я рассмеялась. Мои пальцы сжали маленькое тело совы, и вдруг я будто узнала ее.

— Вы дарили когда-то сову Беатрис, — уверенно сказала я.

Взгляд Ральфа стал острым как нож.

— Если бы вы были сумасшедшей, вы никогда не узнали бы этого, — сказал он. — Никому, кроме нас с ней, не было об этом известно, и никто не мог ничего рассказать вам. В первый раз я подарил ей сову в знак любви, когда мы были любовниками. И она назвала ее Кенни за мудрость. А в год ненависти я послал ей фарфоровую сову, чтобы напугать ее, после того как она потеряла свой ум и мудрость. А сейчас я дарю маленькую деревянную сову вам, ее наследнице, в знак моей любви. Чтобы напомнить вам, что терять мудрость не следует никогда.

— Я постараюсь… — всем сердцем выдохнула я. — Спасибо, Ральф. Вы такой… — я замолчала, подыскивая слово, — милый.

Ральф сделал вид, что он поражен как громом.

— Должно быть, я уже превращаюсь в дряхлую развалину, — с отвращением сказал он, — если такая взрослая девушка говорит мне «милый». О Боже!

И он сразу же повернул лошадь и поскакал прочь, все еще рассерженно качая головой.

— До свиданья, Ральф! — крикнула я ему вслед, такая счастливая, какой только он мог сделать меня. — Я вернусь домой к севу!

Не знаю, слышал ли он меня. Копыта его лошади гулко стучали по мерзлой земле, но он оставил меня с улыбкой на лице и без страха в сердце… и с маленькой деревянной совой в кулаке.

Я вернулась домой укладываться и одеваться. Прозвонил гонг к завтраку, мама спустилась вниз с карандашом и списком необходимых вещей и так и ела, делая необходимые отметки в списке.

Собрались окончательно мы довольно поздно, потом мама забыла свой роман в комнате, и я сбегала за ним наверх. А она дала еще сотню разных указаний Страйду, прежде чем наконец протянула руки к дяде Джону и сказала: