Я бросила испуганный взгляд на окна дома, проверяя, не увидела ли меня мама, грозно нахмурилась Джему, усмехавшемуся при виде моего смущения, гордо задрала голову и направилась вприпрыжку к дому, внутренне смеясь от дерзости Ральфа Мэгсона.

Я была так занята той весной, что если бы и захотела томно грустить, скучая по Джеймсу, то едва ли нашла бы свободную минутку. Дядя Джон и законники Чичестера скрупулезно составляли контракт, заключаемый между рабочими, арендаторами и владельцами Вайдекра. Присутствовать при подписании контракта хотела и я, чтобы все могли убедиться, что я даю мое слово, так же как дает его Экр. Я провела много часов в библиотеке с дядей Джоном, чтобы убедиться, что я все правильно понимаю, что сроки личной аренды, величина вкладов в общественный фонд, время выплат для покупки семян и оборудования, величина процентов, которые мы были намерены платить, не остались без внимания. И часто случалось, что, проверив какой-нибудь договор, я восклицала:

— Дядя Джон, помимо своего долга нам, этот арендатор обязан еще выплачивать долю на содержание бедных и десятину. Это слишком много для него. Нам следует растянуть эту выплату по крайней мере на несколько лет.

Дядя Джон внимательно изучал цифры и часто соглашался со мной.

— Вы правы, Джулия! Но, имейте в виду, это уменьшит долю Вайдекра!

Между дядей Джоном, Ральфом и мной часто происходили длительные совещания в библиотеке над расстеленной картой Вайдекра. Ральф прекрасно знал землю и мог с точностью предсказать, где какие культуры станут расти на наших меловых почвах. Дядя Джон же много читал о сельском хозяйстве да и жил здесь прежде. Я больше помалкивала, но держала глаза и уши открытыми, чтобы узнать как можно больше из этих долгих, дружеских разговоров.

Мы с Ральфом беспрестанно были в работе, то проверяя овец, то оставаясь в деревне для того, чтобы понаблюдать за приведением в порядок канав и изгородей, разрушенных в годы нужды. Мы хотели, чтобы земля была надежно защищена и от набегов овец, и от половодья и чтобы все было готово к боронованию.

Нам следовало закупить оборудование. То, что осталось после разорения Лейси и после последнего урожая, было продано или обменяно на ничтожное количество продовольствия во время нужды в Экре. Мы должны были покупать новые плуги, новых рабочих лошадей, новые семена. Нужно было научить целое поколение молодых людей управлять лошадьми и следовать за плугом, поскольку они никогда не видели, как это делалось их отцами.

— У нас ничего не получится, — говорил иногда мне дядя Джон, когда я возвращалась домой, уставшая после целого дня, проведенного в седле, и со списком дел, которые нужно было переделать прежде, чем установится весенняя погода и начнется настоящая работа. — По крайней мере, в этом году.

Но во мне появилась непоколебимая уверенность. В таких случаях я улыбалась дяде Джону, как старшая, и говорила:

— Все получится, дядя Джон! И мистер Мэгсон так говорит, и я уверена, что у нас все идет хорошо. Все в Экре работают целыми днями, чтобы приготовить землю к вспашке. У нас не может не получиться!

И как будто бы всех этих хлопот было недостаточно, купленные дядей Джоном овцы стали ягниться. Мы потеряли двух или трех ягнят и даже одну матку, потому что держали их на нижних пастбищах, когда было холодно. После этого Ральф заявил, что овцы должны быть переведены под крышу, чего бы это ни стоило.

Амбар, который использовали осенью, стал слишком мал для разросшейся отары и к тому же находился очень далеко. Все старые сараи были разобраны много лет назад на дрова. И поэтому нам пришлось разместить овец в пустых стойлах нашей конюшни рядом с Дауэр-Хаусом. Запах был ужасающий, а шум, который они создавали, — просто невообразимый. Мама как-то сказала, что она никогда не читала стихов о жизни пастухов с большим удовольствием.

— Ах вы наша пастушка! — усмехнулся в ответ дядя Джон.

В ту весну нас никто не назвал бы приверженцами светских манер и хорошего тона.

— Мы — пионеры, — ответила мама, и я еще больше полюбила ее за понимание важности нашей работы, за то, что мы в самом сердце Англии создаем новую страну, в которой каждый будет свободен от ошибок прошлого и может попытаться сделать будущее новым и чистым.

— Сквайр Джулия, — иронично окликнула меня Клари Денч, когда мы встретились однажды на улице Экра. Она только что отнесла отцу обед и теперь возвращалась домой с кувшином и тарелкой под мышкой. В эти дни он работал на рытье канав, и Клари вся была заляпана мокрым песком.

— Ты бы еще сделала мне реверанс, — недовольно сказала я. Я выглядела лишь немногим лучше, чем она. В те дни я носила старую кремовую амазонку, теперь потерявшую прежний вид, грязную на подоле и там, где я прихватывала ее пальцами. Я шла пешком, ведя на поводу двух рабочих лошадей в кузницу подковать. Идти было ужасно неудобно, поскольку грязь налипала при каждом шаге на мои башмаки. За исключением того, что ботинки Клари были более старыми и подошвы на них уже оторвались, обе мы оказались грязными до бровей, и вряд ли кто-нибудь мог с уверенностью отличить юную леди Вайдекра от деревенской девчонки.

— Ну у тебя и вид! — рассмеялась Клари.

— Я знаю, — сокрушенно призналась я. — Я уже едва помню Бат, хотя прошло совсем немного времени с тех пор, когда я была там.

— А помнишь время, когда наша деревня совсем пропадала? — спросила она. — Никто не может сказать, что сейчас у нас легкая жизнь, но по крайней мере мы знаем, для чего это все делаем. Весной мы все засеем, а в августе соберем урожай, и будет большой праздник. Раньше так бывало всегда. Мои папа и мама только и говорят что о севе и о мае.

— Май! — воскликнула я, с трудом останавливая лошадей. Люди очень любят представлять рабочих лошадей эдакими добрыми гигантами, но что касается этих двух кляч, то они казались мне какими-то полуидиотами, без капли мозгов в головах и к тому же глухими. — Стойте, вы двое! — сердито прикрикнула я. — А что бывает в мае?

— Праздник Троицы, — объяснила Клари. — Когда оканчивается сев и все другие весенние работы. Тогда люди празднуют приход весны. Все молодые мужчины и женщины, парни и девушки ночью поднимаются на холм и встречают там рассвет. Они остаются до утра в лесу и отмечают приход весны. А потом плетут венки из боярышника, украшают их лентами и потом относят домой.

— О, — протянула я. Все это звучало довольно незамысловато. — И больше ничего, Клари?

Она лукаво улыбнулась. Мы обе уже не были теми маленькими девочками, которые когда-то дрались в лесу.

— Ну, — неопределенно ответила она. — Конечно, не случайно большинство свадеб играют в ближайшие месяцы. Ты сама понимаешь, что многое может произойти до восхода солнца, Джулия. Там нет никого из старших, и никто не станет плохо думать о двоих, уединившихся в лесу. Это не считается позором, поскольку это же май.

Я чуть улыбнулась. Конечно, я была ребенком по сравнению с Клари, которая уже помогала при родах и недавно похоронила свою мертворожденную сестричку. Клари, как и другим детям Экра, было все известно о похоти, о деторождении и о смерти, в то время как мы с Ричардом оставались сущими детьми в своем Дауэр-Хаусе. Но теперь мне уже были знакомы объятия Джеймса, я помнила прикосновение его губ и даже хотела испытать это вновь. К тому же Беатрис вложила в меня свой опыт и свои желания, поэтому я улыбнулась Клари в ответ и тихонько сказала: «О!», будто бы я была не сквайром и не мисс Джулией, а девушкой, подобной ей, способной с радостью давать и принимать любовь.

— А ты не пойдешь с нами? — приглашающе спросила она. — В этом нет ничего плохого. Многие девушки идут туда встречать рассвет, плести венки.

— Мне бы очень хотелось, — ответила я.

— Тогда я скажу им, что ты пойдешь с нами. Может быть, тебя сделают королевой мая. Обязательно передай маме и дяде Джону, что в это время несколько дней никто не будет работать.

— Хорошо, передам, — сказала я и тронула поводья.

— Это будет целый фестиваль, — сказала Клари и взялась за поводья с другой стороны, чтобы помочь мне отвести лошадей к кузнице. — Все будут одеты в костюмы, и потом состоится большой пир. Те фермеры, у которых есть деньги, наймут оркестр, а те, у кого их нет, принесут еду для пира. Весь Экр отправится в гости в Хаверинг, или в Синглтон, или в Амбершем, и там везде будут танцы, бесплатная выпивка и бесплатная еда. А на следующий год будем принимать другие деревни мы. Наш Экр столько лет не плясал на вечеринках, что в этом году наша очередь ходить в гости.

— А кто такая королева мая? — поинтересовалась я.

— Она — королева праздника. На ней будет надета корона из боярышника, и она сможет носить ее всю весну, и пойдет первая за плугом, и будет начинать первая все танцы. И если я скажу им, что ты собираешься прийти, то это наверняка будешь ты.

Я просияла.

— Обязательно скажи, Клари. Я наверняка приду, это все звучит так забавно. И я непременно передам маме и дяде Джону про праздник.

Клари кивнула и помогла мне завести лошадей на кузню, потом помахала на прощанье и пошла домой. В этот день я опоздала к обеду, но все последние дни я так усердно работала, что опаздывала к обеду каждый день.


Сев в этот год долго не начинали, такой твердой была земля после морозов и такой влажной от снега. Назначить день должны были мы с дядей Джоном и Ральфом.

— Пусть это будет в день рождения Джулии, на счастье! — предложил Ральф.

Мы сообщили деревне, когда начнется сев, и скрестили пальцы, чтобы не сглазить удачу, поскольку в деревне давно забыли, как сеять и жать урожай, а помнили только тот год, когда посеяли боль и пожали бунт.

За ночь ветер потеплел. Утреннее солнце разорвало клочки снежных туч, и запахло соленым воздухом моря. Когда я выглянула в окно моей спальни, шатер неба надо мной сиял опаловой голубизной и солнце заливало землю по-весеннему желтыми лучами.

— С днем рождения вас, мисс Лейси, и с погожим сухим днем, — сказала миссис Гау, когда я пришла на кухню попросить еще чашечку кофе. Она имела в виду стирку, я — землю, но наше удовлетворение было взаимным.

— Спасибо, — ответила я. — У нас сегодня сев, меня не будет весь день.

Она приветливо подняла голову.

— Если хотите, я попрошу Джема, чтобы он привез вам в поле завтрак, — сказала она с необычной добротой. — Не станете же вы возвращаться домой, едва начав работу.

— Благодарю вас, миссис Гау, — удивленно поблагодарила я, и она послала мне одну из своих редких улыбок.

— Все говорят, что вы много работаете на земле, мисс Джулия. Вас сравнивают с мисс Беатрис, когда она была девочкой. Мне не так уж нравится, когда женщины занимаются землей, но я знаю, что вы это делаете ради мастера Ричарда.

С этим я могла бы поспорить. Уж если на то пошло, я это делаю ради приданого для Джеймса. Или для того, чтобы вернуть отнятое людям, которые работали на земле. Но по правде сказать, в те дни я работала по зову инстинкта, примерно так же, как овчарка стережет овечью отару: я не могла бы и делать что-то другое. Для меня это было так же естественно, как дышать. Но я придержала язычок, улыбнулась миссис Гау и выскользнула за порог.

И сразу же пейзаж и воздух Вайдекра обрушились на меня подобно водопаду. Стоящий впереди огромный кедр покрылся легчайшим газовым облачком зелени, и пахучий сок капал из свежего надреза на его стволе. Из лесочка позади дома доносилось хрипловатое настойчивое воркование лесных голубей, пробующих свои голоса после сезона молчания. За кедром виднелся паддок и фруктовый сад, в котором бутоны на яблонях были пока крохотными, как рисовые зернышки, но обнадеживающе малиновыми. Земля на старом лугу, превращенном в поле, была белой от инея, но с подветренной стороны изгородей виднелись зеленые росточки, и за ними слева от меня лежала общинная земля, закругляющаяся как большая конфета, желто-коричневая от прошлогоднего вереска и чуть зеленеющая в спящих оврагах.

Справа от меня, к югу, возвышались склоны пологих холмов, словно бархатно-зеленые плечи великана, охраняющего мою землю. И хоть я не видела их, но точно знала, что сейчас там на свежей травке пасутся отары овец с новорожденными ягнятами. Я вступила в сад, окунулась в запахи, звуки и тепло утреннего весеннего Вайдекра и почувствовала, что плечи мои расправились, губы улыбнулись и лицо, подобно цветку, повернулось к солнцу.

Несколько минут я стояла здесь как бы в полудреме, и затем — над пением птиц, над пульсом моего собственного сердца (возможно, это билось сердце земли) — я услышала высокое сладкозвучное пение, будто сама земля звала меня к себе.

Ральф давно уже был в поле. Начали мы работу с луга у Трех Ворот, составили команды пахарей, проверив запасы семян, остроту новых плугов, настроение людей, из которых одни пахали последний раз пятнадцать лет назад, а другие не провели в жизни ни одной борозды. Я еще раз оглянулась вокруг: никто не мог бы нарушить связь между всем моим существом и Вайдекром, бывшим тоже частью моей плоти и крови.