Доктор Нонна - Приворот

Но самое удивительное – нередко, набрасывая свои рисунки, Даша что-то напевала. Тихонечко, без слов, но голос был отчетливо слышен!

Маленький Паша родился 18 августа 1998 года – на следующее утро после объявленного в России дефолта. Находясь в роддоме – как в отдельном государстве – Лариса, конечно, ничего не знала об экономической катастрофе в стране. Но чувствовала – что-то не так: Гена даже цветов не прислал, а ведь, когда родилась Дашка, заваливал ее палату роскошными букетами. Ничего-ничего, успокаивала себя Лариса, мало ли какие проблемы в бизнесе. Вот встретит ее из роддома, будет страшно извиняться.

Но – не встретил. За ней приехал мрачный Виталий, который за всю дорогу до дома не сказал ни слова. Лариса прижимала к себе голубой атласный сверток, и страх холодными щупальцами трогал сердце: что-то случилось.

Геннадий улыбнулся жене одними губами, пожал руку Виталию – он никогда раньше этого не делал:

– Спасибо, что выручил. Пока, – и машина умчалась.

– Почему ты отпустил Виталия? – Лариса недовольно надула губы. – Сейчас столько всего понадобится, а то и послать некого. И сам – даже не встретил меня с маленьким! Шофера прислал, как…

– Виталий у меня больше не работает. За тобой он съездил по дружбе, – сухо сообщил муж.

– Что случилось, Гена? – он никогда не посвящал ее в дела, и Лариса жила, как принцесса в заколдованном замке. Правда, приятельницы в фитнес-центре иногда шептались о том, что кого-то «поставили на счетчик», а кого-то даже – страшно подумать! – убили. Но это были чьи-то очень далекие проблемы, конечно, они не имели никакого отношения к самой Ларисе.

– Дефолт, Лара! – резко ответил Гена. – Наше драгоценное государство отказалось от своих обязательств, а Центробанк перестал поддерживать курс рубля. А у меня…

– Ты кому-то должен? – наивно спросила она.

– Очень много. И, уж конечно, не в рублях.

– Но ведь западные инвесторы, конечно, понимают, что это форс-мажор, что придется подождать?

– Кой черт западные инвесторы! Это даже не кредиты, обычные долги по поставкам. Все здесь, а в долларах – потому что все так считали, так удобнее. Обычная практика, никто же не предполагал, что… Черт, черт, черт!..

– Но ведь… – она обвела глазами холл, который украшала с такой любовью: наборный паркет, дрезденские фарфоровые статуэтки на мраморной каминной доске, итальянские шторы ручной работы – спокойная, неброская роскошь.

– Если ты про наше… богатство, то все это, – он махнул рукой, – стоит три копейки. Лара, я совсем не бедный человек, я никогда ничего не жалел для тебя с Дашкой: каникулы на Лазурном берегу, уикенд в Париже, неделя моды в Милане. А как иначе? Бриллианту нужна достойная оправа. Но у меня нет нефтяной скважины во дворе. Есть хороший налаженный бизнес, но это значит, что свободных денег нет, все внутри: товары, активы, ценные бумаги. Государственные, черт бы их побрал! Можно в унитаз спустить, больше они ни на что не годятся!

– Но, Гена, сейчас ведь многие в таком положении. Значит…

– Значит, труп одного из должников послужит хорошей демонстрацией для остальных.

– Труп?!

– Именно труп, – безжалостно подтвердил Гена. – И желательно со следами… воздействия. А еще лучше – всей семьи. Доллар теперь до небес взлетит, если прямо сейчас не расплатиться, хотя бы частично… страшно подумать. Лара, я всю неделю, пока ты была в роддоме, крутился как безумный. Я – видишь? – даже прислугу всю уволил. Пытался продать дом, отдать в обеспечение фирму. Бесполезно. Фирма по официальным документам практически ничего не стоит. Тоже обычная практика, чтобы с проверками не цеплялись. Ее и так заберут. А этот дом – не вилла в Майами или хотя бы на Рублевке. Да и кто сейчас покупает? Тем более – недвижимость. Денег нет ни у кого. Понимаешь?!

– Мама, почему вы так кричите? – на лестнице стояла Даша.

Лариса стремительно положила спящего сына на диван и бросилась к дочери:

– Дашенька, солнышко мое! Ты заговорила! Ничего, все будет хорошо, мы не станем больше кричать. Посиди с братиком, ладно?

– А если он проснется? – Даша с интересом заглянула в «кулек».

– Позовешь меня.

Значит, бриллианту нужна достойная оправа? Лариса закусила губу, и глаза ее сверкнули. Она взлетела по лестнице, метнулась в спальню, открыла сейф, с натугой – тяжело! – вытащила узорный венецианский ларец. Расстелила на кровати персидский платок с вытканными на нем фениксами – ничего, мы тоже, как фениксы, прорвемся через любое пламя – и высыпала на него многочисленные футляры с ожерельями, кольцами, браслетами. Ох, многовато получается! Повынимала драгоценности из коробочек, задержавшись взглядом на кольце с тремя бриллиантами. Сверкающая кучка выглядела внушительно. Лариса завернула все поаккуратнее и с узелком, как нищенка, – хороша нищенка, подумалось ей, с узелком на миллион баксов! – кинулась вниз.

– Вот. Это стоит гораздо дороже дома. И реализовать легче.

– Я же велел тебе драгоценности в банковской ячейке держать, – растерянно сказал Гена. – А банки сейчас… Я думал, что все это пропало.

– Не пропало, как видишь.

– Но, Лара, все равно сейчас ни у кого денег нет.

– Ни у кого? – Лариса усмехнулась. – Вот ты сказал «наше драгоценное государство». Но ведь за всем этим стоят люди? Кто-то знал, что будет дефолт, и готовился. И сейчас они, как стервятники, должны скупать все подряд. И ты наверняка таких людей знаешь. Не предприниматели, не твои товарищи по несчастью, а те, кто все это устроил.

Она сунула узелок с фениксами в мятый пакет из супермаркета – чтоб никто не догадался! – и вручила его мужу:

– Держи. Тут наше спасение.

Он не вернулся ни вечером, ни на следующий день, ни даже через день. Лариса обзвонила все больницы и справочные несчастных случаев – ничего. Она пыталась держать себя в руках, но беспокойство постепенно превращалось в панический ужас. На четвертые сутки, попытавшись покормить Павлика, Лара обнаружила, что у нее пропало молоко. Господи, что же делать?!

Лариса обшарила все углы и все карманы – ну зачем, зачем ей было столько одежды? – набралась небольшая кучка денег. Еще месяц назад кучка показалась бы ей ничтожной, но сейчас это была сама жизнь. Можно купить детское питание и кое-какую еду для себя и Даши. Что будет потом, женщина боялась и думать. Оставив малыша на попечение Дашеньки, она двинулась за «добычей».

До ближайшего магазина было километра два. Раньше – на машине – она пролетела бы это расстояние за три минуты, но сейчас… Лара купила две коробки молочной смеси, хлеба, сыра, еще какой-то скучной еды.

У дома стояли два громадных, хищно блестевших черных джипа. Вокруг – несколько одинаковых бритоголовых «качков» в черной коже. Один из них сплюнул окурок на чистенькую плиточную дорожку.

– Привет, хозяйка! – он загоготал, протягивая ей какие-то бумаги. – Подписывай, и вали отсюда.

– Да как вы…

– Ты чо, дура, что ли? Себя не жалко, детей пожалей, – он махнул толстой, как бревно, ручищей в сторону дома, где стояла мертвенно бледная Даша с Павликом на руках.

Очнулась Лариса в машине.

– Куда везти? – спрашивал угрюмый седоватый шофер.

Она обернулась: на заднем сиденье лежал спеленатый Павлик, рядом пристроилась Дашенька, прижимавшая к себе два пакета.

– Мама, я кое-какие вещи собрала, но мало. Они… они меня выгнали, сказали – сейчас новый хозяин приедет, – она заплакала.

– На вокзал, пожалуйста, – попросила Лариса.

– На вокза-а-ал? Ты откуда такая темная… – водитель оглядел ее, обернулся на детей. – Понятно. Ой, дефолт, дефолт, ты широк, могуч! – пропел он на мотив «Днипро». – Муж-то где?

– Он… пропал.

– Вот оно что… Ладно, не конец света еще. Сама жива, дети тоже. Это главное. На какой вокзал-то? Если у тебя от переживаний память отшибло, так их в Москве девять штук. Не считая аэропортов.

– На… на Ярославский. Только… – Лариса вдруг испугалась, не потеряла ли остаток денег. Копейки, конечно, но все-таки.

– Да ладно, так довезу. Что ж я, зверь, что ли?

Самыми страшными подозрениями Гена с Ларисой не поделился. Пока он всеми силами пытался замедлить крах, ему казалось, что он разговаривает не с людьми, а с куклами. С марионетками. Геннадий боялся признаться сам себе: скорее всего, все его обязательства находятся в одних и тех же руках. И руках очень сильных. Не долги из него выбивают – кто-то стремится его раздавить. Он знал только одного человека, у которого хватило бы на это и желания, и возможностей.

Наташа.

Точнее – ее отец. Но с ним самим, конечно, разговаривать бесполезно, он старается ради дочери. Значит, надо кланяться ей. Да что там кланяться! Геннадий готов был ползать на коленях, да хоть землю лизать, если прикажет. Ведь десять лет прошло – неужели не сжалится?

В городской квартире на звонок никто не отвечал. Гена поехал в Барвиху, разыскал среди высоченных заборов дом Наташиного отца, остановился у глухих ворот, над которыми ехидно щурилась камера наблюдения. Пока он собирался с духом, чтобы выйти из машины и позвонить, ворота поползли в стороны, пропуская машину внутрь.

Навстречу вышла Наташа. Она похорошела, так что в черных брючках и рубашке с закатанными рукавами казалась почти девочкой. Непривычно короткая стрижка придавала ей задорный и озорной вид. За спиной Наташи маячил высокий улыбчивый парень. Гена неловко вылез из машины.

– Ну здравствуй, бывшенький! – несмотря на миниатюрность, Наташа ухитрялась глядеть на него сверху вниз и улыбалась, как сытая кошка, явно наслаждаясь ситуацией. – Как мило, что ты решил меня проведать. А я вот замуж вышла, – она махнула куда-то за спину, в сторону высокого парня. – Надо было на свадьбу тебя пригласить, но мы в Израиле венчались, а ты же занятой мальчик, да? Где ж тебе время найти на свадьбу старой подружки. Извини, в дом не приглашаю, ты без предупреждения. – Она пощелкала по крылу «Мерседеса». – Неприлично, Генчик. Все большие мальчики давно на «Хаммерах» ездят или на «Бентли».

– Наташа! – не выдержал Гена.

– Что – Наташа? Ты, значит, по старой дружбе решил денежек у меня попросить?

– Это ведь твой отец на меня охоту устроил?

– С чего ты взял? Сейчас, кажется, у многих проблемы. Хотя… он бы мог… Он меня любит, – она прищурилась. – Но ты же знаешь, я девочка глупенькая, в делах ничего не понимаю…

– Я ведь не просто так, – Геннадий развернул перед ней платок с драгоценностями.

– Батюшки святы! Ты никак секретаршины побрякушки распродаешь? Какое убожество! – она брезгливо покопалась в сверкающей кучке и вдруг подцепила ноготком колечко с тремя бриллиантами. – Что, детишкам на молочишко не хватает?

– Наташа, пощади! У меня сын только что родился! – вырвалось у Геннадия. Он мгновенно пожалел об этом, но было уже поздно.

– Сы-ын? – протянула Наташа и надела кольцо на безымянный палец. Глаза ее сузились, улыбка исчезла, состарив женщину лет на двадцать. – Хорошо. Я скажу отцу, чтобы оставил тебя в покое. И денег дам, чтобы от кредиторов отбиться.

– Наташа! – не веря своему счастью, воскликнул Гена.

– Не за «так», конечно.

– Вот, забери все.

– Зачем мне этот мусор? Отдашь мне то, что отнял десять лет назад. Сына.

– К-как?!

– Ну, это не твоя забота. Я отцу скажу, он все сделает, все документы выправит. Все понял? Вот и езжай, сообщи своей… секретарше радостную весть. И забери свою… бижутерию.

Гена сунул платок с драгоценностями в тот же пакет, сел в машину. Что-то сдавило грудь…

– Ну! Ты уедешь, наконец, или в землю врос? От счастья остолбенел? – нетерпеливо фыркнула Наташа и вдруг нахмурилась. – Макс! Посмотри!

Улыбчивый парень подошел, открыл дверцу – бездыханное тело Геннадия вывалилось им под ноги.

– Вот черт! Гадость какая! – передернула плечами Наташа. – Скажешь охране – тело сжечь и в воду, машину на запчасти. Чтоб и следов не осталось. Быстро!

Лариса никогда потом не могла вспомнить, как добралась до Красногвардейска. Заплеванный вокзал, бесконечные очереди, пьяные дембеля в обшарпанном вагоне, потом местный автобус, еле трясущийся по пыльной проселочной дороге… С автостанции она сразу отправилась к Людмиле Анатольевне – за ключами от квартиры. Надо было жить дальше.

– Ларочка! – всхлипнула мать бывшей подруги. – И с детками. А я, видишь, теперь плачу все время. Без Нелечки-то.

– А что такое? – механически спросила Лариса, подумав, что, когда Нелька укатила с мужем в Австралию, Людмила Анатольевна очень даже радовалась, что дочка хорошо пристроена.

– Так ведь утонула Нелечка-то в этой Австралии проклятой! Уж два года как. Вчера годовщина была, вот я и успокоиться не могу. Да вы заходите, заходите. Нелечку помянем.

– Людмила Анатольевна, я… я потом, ладно? Я только за ключами. Или там сейчас живет кто-то?