– Да. Такую женщину нельзя не любить. А вас, стало быть, бабушка вырастила?

– Ну да. Бабушка. Папина мама.

– А что, других никаких родственников у вас не было?

– Нет. Не было. Мы с бабушкой всегда вдвоем жили. А потом она умерла. А я сразу замуж вышла… А почему вы об этом спрашиваете?

– Понимаете ли, Женя… Слишком уж ситуация какая-то странная складывается с покушением этим. Никак одно с другим не вяжется, и все тут.

– А чего странная-то? Зашел маньяк в подъезд, подкараулил девушку у лифта, нож приставил… Он же не знал, что девушка из таких боевых окажется!

– Да никакой он не маньяк, в том-то все и дело! Мы уж проверили – нет за ним ничего.

– А кто он тогда?

– Да так… Ничего особенного. Тихий человек. Больной очень. С мамой вдвоем жил.

– Так говорят, маньяки, они все такие и есть. То есть тихие с виду да скромные, с мамами живут. А еще говорят, они сентиментальные очень. Могут птичку пожалеть, а человека зарезать хладнокровно. Люди живут с таким рядом много лет и не подозревают, что он маньяк… Хотя зачем я это вам все говорю? Вы в маньяках наверняка лучше моего разбираетесь.

– Да уж, наверняка лучше, – скромно улыбнулся ей милиционер Дима. – Он, этот парень, который на соседку вашу напал, вообще из какого-либо ряда выбивается. Представляете, он больной очень, с детства сердечник. Ему и передвигаться-то трудновато было. Полжизни по больницам провел. И что самое странное – он уже к операции готовился, которую ждал очень долго. Мог из больницы здоровым человеком выйти, и вдруг – на тебе. Решил преступление совершить. Согласитесь – не бывает так, правда? Нет, тут что-то не то… Тут другое что-то…

– А может, у него денег на эту самую операцию не было? Может, он из-за этого на Оксанку напал? Ну, чтоб кошелек отобрать, золотишко поснимать…

– Да нет, я уж думал над этим… Нет, Женя. На операцию ему какой-то благотворительный фонд деньги уже перечислил. Так что никаких таких отчаянных причин у него не было.

– Ну, тогда я не знаю…

– Вот и я не знаю. И соседка ваша тоже никак с ним не связана. Мы проверили. Тут что-то другое… Вот если он ее перепутал с кем-то… Женя, а вы когда свою шубу соседке продали?

– Да за день до этого происшествия. А что? Вы думаете… Он Оксанку со мной спутал, что ли? Да ну, ерунда…

– Ну почему же ерунда? Надо все проверить. Вам имя Алексей Прохоров ничего не говорит?

– Нет… А кто это – Алексей Прохоров? Это его так зовут – Алексей Прохоров?

– Ну да…

– Нет. Абсолютно незнакомое имя.

– Ну, не торопитесь. Подумайте хорошо.

– Да точно нет! У меня мало знакомых, и с таким именем точно нет никого! Да и откуда? С чего бы ему, этому Алексею Прохорову, на меня нападать? Нет, что вы…

– А враги какие-нибудь у вас есть?

– У меня?! Враги?!

– Ну, может, я не так выразился… Ну не враги, неприятели просто… Или, может, у мужа бывшего враги были… Вы, кстати, с мужем как расстались? Без претензий?

– А вы откуда знаете, что мы расстались? Что, тоже проверили?

– Ну да. Проверили. Работа у нас такая.

– Хм… Противная у вас работа, надо сказать…

– Да уж какая есть. Ну? Так были у вашего мужа при разводе претензии? Или обиды какие?

– Да нет… Какие у него могут быть претензии? Он же меня бросил, не я его… Выходит, я и обижаться больше должна.

– Ну, мало ли… Всяко бывает. Люди из-за каждого метра жилплощади, бывает, до крови бьются.

– Нет. Мы не бились. Квартира эта мне от бабушки по наследству досталась. Он просто здесь прописан был, и все. Так что хоть бейся, хоть не бейся…

– А сейчас он где живет?

– Снимает, по-моему… Или у подруги своей… Не знаю точно.

– То есть своего жилья у него нет?

– Нет. Своего нет. И вообще – ерунда это все! Не думаете же вы, что мой муж все это нападение устроил? Зачем ему?

– А дети ваши с ним отношения поддерживают? Как у них все сложилось?

– Да нормально сложилось, как! Недавно вот к нему ходили, денег хотели на Новый год попросить…

– И что, дал?

– Нет. Не дал. Он алименты платит. Исполняет исправно свой долг. Ровно треть от официальной зарплаты. Еще вопросы есть?

– Да вы не сердитесь, Женя…

– А я и не сержусь! Я просто не понимаю вопросов ваших дурацких! При чем тут мой бывший муж, в конце концов? Напали на мою соседку, а вы меня тут неизвестно за что пытаете! Ну и что с того, что она в моей шубе была? Какая связь с моим бывшим-то? Нет, правда, дурацкие у вас вопросы! А еще майор называется…

– Ладно, извините. Не буду больше вас пытать. Просто согласитесь – странно все это…

– А что, нельзя этого парня допросить как-нибудь построже? Чтоб он сам все рассказал? Говорят, вы это умеете…

– Да нельзя, Женя. Ни построже, ни по-другому нельзя. Он совсем плох. Соседка-то ваша от души его газом траванула. Вернее, с испугу, конечно. Врачи говорят – и до операции теперь может не дотянуть при таком состоянии.

А иначе конечно б допросили, если б можно было…

– Ну а если не допрашивать по всей форме, а просто спросить? По-доброму так? Чего это ты, мол, парень, вздумал на такое пойти?

– Да спрашивал я и так, и этак… Он молчит, ничего не говорит. Лежит, в потолок смотрит. И мать-старушка все время около него сидит, причитает в голос, будто хоронит уже. Загубили, говорит, сына, ироды… Я вот еще что хотел спросить у вас, Женя… Эта соседка ваша, которая потерпевшая… она какой образ жизни ведет? Как выяснилось, она и не учится нигде, и не работает… На какие деньги она съемную квартиру оплачивает?

– Господи, и вы туда же! Образ жизни, образ жизни! Дался вам этот образ несчастный, ей-богу!

– Ну вот, опять вы сердитесь… Вы не сердитесь, Женя…

– Да что значит – не сердитесь? У нее, между прочим, дома сестренки маленькие остались и мать больная! И бабка в параличе! Какой вам еще образ жизни от девчонки нужен? Сами не понимаете ничего, что ли? Ну, есть у нее богатые покровители… Кавказцы в основном… А только им тоже не резон нанимать кого-то, чтоб с девчонкой расправиться! Зачем? Да и вообще… Почему вы у меня-то об этом спрашиваете? Сами их разыскивайте и пытайте сколько хотите…

– Жень, у вас что-то случилось, да?

– Почему вы так решили?

– Потому что нервничаете очень. С полуоборота заводитесь. Я боюсь, скоро руками махать начнете.

– Да не бойтесь, не начну… Просто у меня дочь еще домой не пришла. Волнуюсь, время-то уже позднее…

– Загуляла, что ли?

– Да не знаю я…

– А сколько ей?

– Пятнадцать. Скоро, правда, шестнадцать исполнится.

– У-у-у… Малявка еще… Может, помочь вам ее разыскать?

– С милицией?!

– Ну да. А что?

– Нет, что вы. Она не такая. Она вообще-то хорошая девочка. Спасибо, я сама разберусь…

– Ну что ж. Сама так сама. Если что – звоните. Я помогу. Вот моя визитка, кстати. Там все телефоны есть…

– Спасибо. Если понадобится – обязательно позвоню. Ой, а может, вы кофе хотите? – спо хватившись, запоздало поинтересовалась Женя.

– Нет, спасибо. Я и так у вас много времени отнял, – торопливо поднялся из кресла майор Дима. – Пойду. Всего вам доброго, Женя.

– Да. И вам того же.

– Извините, что побеспокоил на ночь глядя.

– Да ничего…

Кисло улыбнувшись ему напоследок, Женя захлопнула дверь, вернулась в комнату, отпустила лицо на свободу – пусть позлится вволю. Надоело ему улыбаться вежливо навстречу милиционерам всяким! Надо же – визитку он ей оставил, сочувствием расщедрился… Будто она мамашка такая дурная – схватится да побежит в милицию, чтоб на собственного ребенка жаловаться! Зачем? Чтоб там такие же тупые вопросы ей задавали, что ли? Нет уж, увольте…

Передернувшись от досады и беспокойства, она подошла к окну, начала вглядываться пристально в зимнюю темень двора, скупо разбавленную одиноко горящими лампочками над дверями подъездов. Никого. Встречать, что ль, пойти? И откуда вдруг такая досада внутри выросла, господи? Ну да, это понятно, Катьки дома нету… Но это же беспокойство просто такое материнское, а откуда досада злобная вдруг в ней взялась?

Резко развернувшись и отойдя от окна, Женя встала посреди комнаты, решительно уперев руки в бока. Аукуба качнула веточками, принимая на себя тревожно идущие от нее колебания воздуха, и снова замерла, будто испугавшись хозяйского гнева. Кинув мельком взгляд на родительский портрет, Женя тут же опустила глаза в пол. Показалось ей вдруг, что мать усмехается, на нее с высоты глядя. Понимающе так усмехается, по-доброму. Снова подняв глаза, Женя взглянула на нее по-детски обиженно – чему, мол, тут усмехаться-то? И без того до смерти обидно, что все так совершенно по-дурацки вышло… Ну да, привела себя в порядок перед приходом этого милиционера, можно сказать, шею помыла, как та дура из анекдота, а он – кто у вас тут враги… Тоже мне, нашел в ее лице мафиози-крестную мамашу! Идиот… Еще и квартиру зачем-то прибрала…

Когда осторожно зашуршал Катькин ключ в замке, она разъяренной тигрицей подскочила к двери, распахнула ее быстро, заставив дочь отпрянуть испуганно:

– Мам, ты чего…

– Это я – чего? Это у тебя спросить надо – чего! Ты знаешь, который сейчас час?

– Да десять всего, мам!

– Всего? Ты говоришь, всего?

– Ой, да можно подумать! Я и раньше в это же время домой возвращалась, а ты и не замечала даже!

– Где ты была, Катя? Ты у Алины этой была?

– Почему у Алины? Нет… Мы в кино с Ленкой Ларионовой ходили… А что, нельзя? Хороший фильм, кстати, смотрели. Ну, тот, про который мы с тобой недавно говорили… Помнишь? Как двенадцать присяжных заседателей чеченского мальчика судили…

– А что, мне позвонить нельзя было, предупредить хотя бы? Чтобы я не волновалась, не бегала тут от окна к окну?

– Так у меня деньги на мобильнике кончились, я же вчера еще тебе сказала! А утром ты убежала на работу и забыла их мне оставить…

Ну чего ты, мам? Ничего ж не случилось, вот она я, дома…

– А зачем ты губы накрасила так вульгарно?

– Ой, да почему вульгарно? Чего ты ко мне придираешься, мам? Я же не на уроках была, а в кино…

– Но это же ужас, Катя! Ты с этой помадой выглядишь как шалава малолетняя! Просто смотреть стыдно, как ты выглядишь!

– Мам, ну перестань, чего ты… – снова хлопнула обиженно ресницами Катька. – Ты почему меня так обижаешь, мам?

– Да не обижаю я тебя!

– Нет, обижаешь! Обижаешь! У тебя глаза злые! Я же вижу! И не надо на мне свое настроение срывать! Я ничего плохого не сделала, абсолютно ничего…

Катька всхлипнула страдальчески, красиво выгнулась в спине и рванула со всех ног в свою комнату, хлопнув дверью так сильно, что Женя вздрогнула и застыла, забыв выдохнуть воздух из легких. И враз протрезвела будто. Господи, чего это она на девчонку накинулась, в самом деле? Никогда она ее приходы-уходы так уж особо не отслеживала, и повода для этого Катька ей не давала… Вот же мамашка какая противная! Уж и рада быстрей выплеснуть на ребенка свое раздражение. Так оно именно так всегда и происходит… Мы думаем, что воспитанием детей рьяно занимаемся, а на самом деле просто зло свое на них, бедных, срываем…

Уже лежа в постели, она расплакалась от души, зарывшись лицом в подушку. Да, горько. Да, обидно. Не отчего-то конкретного горько и обидно, а просто так. Все вместе разом накопилось. Обыкновенные слезы обыкновенной досады. Кто ж виноват, что ты дурой с чистой шеей оказалась? И вообще чего ты ждала-то, эту шею весь вечер намывая? Ну пришел человек, ну задал свои вопросы дурацкие… Это его работа, между прочим, и шея твоя чистая его вообще не интересует. Так что хватит плакать, надо дальше жить. Плачь не плачь, а завтрашний день все равно наступит. С теми же заботами и мелкими делами. И с прежним ощущением одиночества. Ничего не поделаешь теперь, надо покориться судьбе. Не так уж и плохо она с ней обошлась, если в глобальном смысле рассматривать. Ничего страшного же не произошло? Все живы, все здоровы. Да и вообще все у нее хорошо… А завтра вообще суббота… Так что можно и еще поплакать, кстати никаких приказов себе не давая. Потому что можно опухшего от слез утреннего лица не бояться – идти-то никуда не надо. Никто ее нигде не ждет. Хоть в этом повезло. В том смысле, что опухшего лица никто не разглядит…


После слез всегда хорошо спится. То есть долго. Будто душа освобождается от дурного в ней накопившегося и отдыхает с чистой совестью. А вот пробуждение после ночных слез вовсе не радует. Будто затаились они, за ночь выплаканные, в углах спальни и взирают оттуда с укоризной – ну-ну, посмотрим, с каким таким настроением ты теперь проснешься…

С трудом разлепив веки, Женя уперлась взглядом в кусок бледно-зеленой голой стены, затосковала и снова опустила ресницы. Как это Игорю во время ремонта в голову могло прийти такое – сделать стены спальни бледно-зелеными? Прям бездна вкуса, что и говорить… Такая бездна, что глазу тошно. Совершенно искренне глаз возмущается, по утру открывшись. А что делать? Ничего теперь и не сделаешь. Надо было сразу тогда мужу возражать, а не помалкивать малодушно, вроде как стерпится-слюбится со временем… А теперь что – теперь вот и просыпайся в эту тоскливую зелень, пока новый ремонт не сделаешь. А не сделаешь ты его еще долго-долго, по всей видимости. Может вполне статься, что уже и никогда не сделаешь…