Вставать Жене не хотелось – сил не было. Ни физических, ни душевных. Но и лежать тоже не хотелось. Непонятное было какое-то состояние, как ранние декабрьские сумерки. Вроде и день еще в разгаре, а на улице уже стемнеет вот-вот… Судя по тишине в доме, утро было уже достаточно поздним. Часов десять уже. Или даже одиннадцать. Нет, надо вставать все-таки, надо заниматься тысячей больших и маленьких дел и делишек, которые откладываются, как правило, на выходные. Да еще и по магазинам надо пройтись, подарки новогодние ребятам купить… О! Точно! Начнет-ка она, пожалуй, день с этого. По магазинам пойдет. Может, и состояние свое, похожее на леность тоскливую, там оставит… Ничего, надо пройтись. По морозцу, по морозцу…

Откинув одеяло, она села на постели, свесив ноги вниз, убито потрясла головой. Потом заставила себя потянуться, раскрыть глаза пошире да повернуть голову к окну. И в окне все то же – серый, нависший над городом низким облаком-прессом декабрь. Хоть бы снег пошел, что ли… Или бы солнце выглянуло. Да пусть даже бы оттепель противная гипертоническая грянула – все бы хоть разнообразие какое-то. А так – ничего. Пустота серая и холодная. Классическая суицидная погодка. Но все равно из дому надо выйти и такой погодки глотнуть… И побыстрее, пожалуйста…

Женя торопливо засобиралась, будто опаздывая куда, и через двадцать минут уже выскочила из дома, соображая на ходу, куда ей рвануть за покупками. Новомодных огромных супермагазинов развелось вокруг как грибов после дождя – один другого краше. Хотя изнутри они ничем особенным друг от друга и не отличались – ни товаром, ни интерьером, ни сервисом завлекательным. Ходи-перетекай из одного бутика в другой, пока голова от расслабляющей музычки не закружится. Ох уж эта магазинная музычка гипнотическая! Так и обволакивает тебя со всех сторон, так и уговаривает купить чего-нибудь этакое, совсем тебе не нужное. А может, и нужное, но не по карман у. Тут уж за собой глаз да глаз нужен – и впрямь ведь купишь… А потом очнешься от гипноза и не спросишь ни с кого. С кого спрашивать-то? С музычки, что ли?

Влившись в толпу таких же, как она, страждущих новогодних покупок, Женя начала медленное передвижение по маленьким магазинчикам, присматриваясь к товару и отмахиваясь от назойливо предлагающих свою помощь продавщиц. Не надо ей никакой сладко-вежливой помощи. Противная она. Приторная слишком. И оттого совсем неестественная. Вот же – хлебом нас не корми, любим в крайности всякие впадать. Еще обида на старое и злобное хамство прежнего торгового сервиса в душах не остыла, а мы уже новой приторной молодой вежливостью недовольны… Хотя чего греха таить – все это недовольство в кошельках наших и прячется. Вместо денег. Те, у кого денег много, от сладко-вежливой помощи не отмахиваются, как правило…

Вообще, будучи переведенной безжалостным перстом судьбы в статус людей малоимущих и слегка уже в этом статусе пооглядевшись, Женя пришла к выводу, что все бедные люди делятся на три основные категории: бедный, который злится и вожделеет, бедный, который не смеет и помышлять, и бедный, который подвел-таки под свою бедность удобную для себя философию. Однако к какой из этих категорий себя отнести, Женя так и не определила. Злиться и вожделеть как-то не хотелось. Не умела она от природы злиться по-настоящему. Думать не сметь тоже трудно было, поскольку она успела уже побывать в той сытой жизни, где и дума ют, и смеют. А философии всякие нужные отчего-то вообще мимо ее головы проскакивали. Наверное, голова у нее такая была – ни к чему не восприимчивая. Права, пожалуй, Катька, сравнивая ее с искусственным домашним растением – аукубой японской… Хотя, если по совести, уж Катьке ли об этом рассуждать? С одной стороны, оно, конечно, понятно. Юношеский максимализм и все такое прочее… А с другой стороны, трудно, что ль, увидеть, как матери нелегко сейчас плюхаться в свалившихся на голову проблемах? Вот взять и увидеть, что она, мать, не суперменша крутая, а всего лишь обыкновенная женщина, идущая в полном одиночестве против холодного жизненного ветра? Как может, так и идет. Пусть аукубой японской искусственной, но идет же! Замерзает порой, корочкой льда покрывается, но идет…

Женя тут же нарисовала в воображении саму себя, бедную, обросшую этой самой корочкой льда, и от нахлынувшей острой к себе жалости даже остановилась, будто с размаха ткнулась лбом в холодную шершавую стену. Не ударилась, а именно ткнулась. Не больно, но неприятно очень. И тут же почувствовала в голове знакомый звон. Нехороший такой, тяжелый, дергающий за сердце. Знала она прекрасно, что это за звон – от него корежится все внутри, дрожит и выворачивается наизнанку. Что ж, именно так приступ этой проклятой болезни всегда и начинается. Болезни под названием испуганное женское одиночество. И если не принять меры, можно разболеться не на шутку. Так разболеться, что себе не рада будешь. Очень, очень коварная эта болезнь. Вообще, если по справедливости, медикам следовало бы даже легализовать ее, в справочники свои занести, в учебники всякие медицинские. А что? Говорят же, например, – приступ острого аппендицита. А почему не может быть приступа острого одиночества? Еще неизвестно, что для организма опаснее! Аппендицит – это что, ножничками чик – и нет его. А с одиночеством так не обойдешься. И антибиотики от него не спасут. И как простуду его тоже не вылечишь…

Она зажмурилась в панике на секунду, потом резко повертела головой, будто пытаясь таким простым способом вытряхнуть из нее нехороший звон. Снова открыла глаза, огляделась дико, словно удивляясь тому обстоятельству, как же ее занесло в эту празднично-озабоченную толпу с ее звуками и запахами, с музыкой магазинчиков, с блескучими излишествами развешанной повсюду новогодней дребедени. И вновь ощутила, как оно стоит рядом, проклятое ее одиночество. Главное, коварно так подкралось, прямо в толпе… Кто-то толкнул ее в плечо, быстро проходя мимо, потом весело извинился, обдав ароматом клубничной жвачки. Скользнул с плеча и сполз на локоть ремень сумочки, кто-то пребольно наступил на ногу…

Вдруг она ощутила, как резко засосало под ложечкой и свело голодным спазмом желудок. О, спасение! И главное, вовремя как! А еще говорят – нельзя плохое настроение заедать. Да ерунда! Еще как можно! Если организм диктует – заесть, значит, и надо заесть немедленно!

Оглядевшись, Женя быстро направилась в сторону небольшого кафе, откуда доносились вполне приличные съестные запахи. И правда есть хочется. Она ж выскочила из дому, даже чашки кофе не выпив! И по магазину этому огромному уже три часа бродит… Правда, так и не купила еще ничего. Ну и ладно. Сейчас вот поест, потом пойдет купит тот свитерок симпатичный, что для Катьки присмотрела, потом Максу новый мобильник… Кстати, надо ему еще и полный комплект белья прикупить. Трусов да маек. Она уж и не помнит, когда его мальчишеский интимный гардеробчик последний раз обновляла – все как-то руки не доходили. Вернее, материальные возможности. А надо! Все-таки в люди мальчишка едет. Пусть все новое будет, чтоб комплексами не мучился…

Отстояв с такими хорошими и полезными мыслями небольшую очередь, Женя водрузила на веселенький ромашковый подносик тарелку с бифштексом и жареной картошкой, рядом пристроила кофе с пирожным и развернулась от стойки, шаря глазами по столикам в поисках свободного местечка.

Свободного местечка как раз для нее и не оказалось. Ни одного. Дурацкая совершенно ситуация – стоять с подносом на виду у жующих людей. Они сидят и никуда в общем-то не торопятся, а ты стой рядом с растерянным и жалким лицом…

– Женя! Женя, идите сюда! – откуда-то сбоку услышала она смутно знакомый голос. Повернулась на него радостно вместе с подносом и чуть не уронила на себя все съестное хозяйство, узнав в идущем к ней навстречу мужчине вчерашнего милиционера Диму. – Ну, чего вы меня так испугались, Женя? – спросил он, подходя и забирая из ее рук поднос. – Пойдемте, с нами вместе сядете. Не стоять же вам теперь, слюной истекая. Правда, у нас столик двухместный, но я сейчас третий стул принесу. В тесноте, да не в обиде…

Она отдала ему свой поднос и пошла за ним безропотно и благодарно. Надо же, вежливый какой. Увидел, вспомнил, обеспокоился… Столик и впрямь оказался двухместным и одноногим к тому же – приткнулся в углу кафе чудом каким-то. За ним и вдвоем тесно было, а тут она еще…

– Познакомься, Галя, это Женя! Она с нами пообедает! – весело обратился Дима к худенькой и как подросток угловатой, ярко накрашенной брюнетке, изобразившей на лице довольно сомнительную вежливую улыбку. Личико ее, востренькое и немного сердитое, выглядывало из пышного мехового воротника куртки, как из гнезда, кололо острыми черными глазками. И носик был у Гали немного остренький, и челка на лбу сходилась к переносице остреньким черным уголком… Приткнув на столешницу поднос, Дима быстро подвинул Жене стул, скомандовал так же весело: – Садитесь пока на мое место, Женя! Я сейчас себе добуду что-нибудь…

Женя села, улыбнулась виновато Гале, потом пожала плечами для убедительности – извините, мол, совсем не хотела быть с вами третьей-посторонней, так уж получилось… Галя тоже пожала плечами с некоторой досадой – вроде того, что уж тут поделаешь? Сиди, раз приперлась…

Дима вернулся совсем скоро, пробрался меж столиками, неся перед собой хлипкий пластмассовый стульчик. Поставив его у стола, метнулся обратно, но тут же появился вновь – с бутылкой шампанского в руках и тремя фужерами.

– Ой, ну зачем это, Дим? – недовольно скосила на бутылку подведенные глаза Галя. – Я же за рулем все-таки… Ты что, забыл?

– Ой, а я тоже не буду! Спасибо, не надо! – смущенно запротестовала Женя. – Я сейчас быстро поем и уйду! Так неловко получилось, что вы… Шампанское-то зачем…

– А вы что, тоже за рулем, Женя? – хитро взглянул на нее Дима.

– Нет, я не за рулем, но… – осторожно проговорила Женя, скосив боязливо на Галю взгляд.

– Не надо, Дим! Не открывай! Отнеси обратно! Чего это ты вдруг? – снова капризным тоном потребовала Галя и даже носиком будто в воздух от досады клюнула. – По-моему, никакой особенной причины нет, чтобы…

– Тихо, девушки! Не возражать! А то в участок отведу! За оказание сопротивления работнику милиции! – лихо скручивая проволоку с белой головы бутылки, быстро проговорил Дима. Женя и опомниться не успела, как желтое игристое вино полилось весело по бокалам, как один из этих бокалов оказался у нее в руке… – Ну, с наступающим, девушки? Желаем всем и всего?

– Ну что ж, тогда с наступающим… – пожав плечами, вежливо потянула к нему свой бокал для традиционного звонкого столкновения Женя. – И вас, Галя, тоже… Счастья вам в Новом году…

Галя улыбнулась, будто оскалилась, взглянув на Женю с любопытной досадой. Женя отметила про себя невольно, что даже зубки у Гали были остренькие. Не дай бог, наверное, такой вот щучке на зубок попасться. Ишь, как злится откровенно. Можно сказать, даже явно демонстрирует свою злую досаду. Оно и понятно – чему ей в самом деле радоваться-то? Сидела себе девушка вдвоем с кавалером, может быть, планы на вечер строила… А тут на тебе – сиди и пей шампанское с посторонним лицом. То бишь с ней, с Женей. И мучайся вопросом – кто она есть такая, эта Женя, которую так вероломно привел за стол кавалер?… Или он не кавалер никакой? А кто тогда? Муж? Нет, не похоже, что муж. Если б мужем был – не нервничала бы так откровенно. Более достойно бы тогда нервничала. И не разглядывала бы ее так исподтишка пристально. Жене даже пришлось взглянуть на нее нахально-вопросительно – чего, мол, на меня смотреть-то? Так и подавиться могу…

– Что, Жень, тоже новогодними подарками озабочены? – как ни в чем не бывало повернулся к ней Дима, покачивая бокал с шампанским за тоненькую ножку. – Вот же нервный какой праздник, правда? Никогда не знаешь, как близким своим угодить…

– Ну почему – не знаешь? Были бы деньги, а знание к ним быстро приложится… – пробурчала Женя, отправляя себе в рот порядочный кусок бифштекса. – Плохо, когда у тебя знаний лишку, а денег не хватает…

Дима хохотнул довольно, взглянув на Женю с интересом. Даже пришлось глаза в тарелку опустить пугливо от этого интереса. Вообще, он другой был сейчас, совершенно другой, этот милицейский майор Дима. Хотя оно и понятно – не на службе же. Женя даже подумала: таким он ей больше нравится… И тут же, будто подавившись этим «нравится», закашлялась нестерпимо. Господи, чего это она? Ведет себя как идиотка деревенская! То острит некстати, то глаза опускает, но кашлем вдруг заходится… Галя взглянула на нее то ли сочувствующе, то ли сердито, потом, утопив голову в своих мехах, отвела взгляд на публику, всем своим видом показывая, что она не просто так сидит да пьет шампанское, а ожидает нетерпеливо, когда эта пришлая дамочка съест поскорее свою котлету и свалит уже из круга их интимного общения побыстрее. «Хоть бы сказал ей, что ли, кто я такая есть… Чтоб не нервничала зря… – пытаясь остановить кашель, с тоской подумала Женя. – Сказал бы, что я просто случайная ему знакомая… Или не знакомая, а… как у них там… Проходящая по делу свидетельница? Или я не свидетельница никакая? А кто я тогда, интересно?»