— В последний раз, когда Дикон…

— Не в последний раз. Первый раз.

— В первый раз это была моя вина.

— Хорошо. Давай послушаем.

Мне не хотелось рассказывать эту историю. Не хотелось говорить, что я сделала, какой небрежной я была. Но Эллиот вернулся ко мне, и я сказала, что буду сотрудничать. Так что я просто должна выложить всё это, не так ли?

— Эван. Я не буду использовать его фамилию, потому что вы знаете его отца. Я имею в виду не то, что знаете, как знакомы, но… знаете.

— Хорошо.

Я откашлялась. Можно ведь просто сделать вид, что его здесь нет, когда я расскажу эту историю? Или, например, что я лежала в постели, глядя на дверь в ванную комнату, пока всходило солнце.

— В то лето после окончания средней школы я встречалась с парнем по имени Эван, который собирался в Браун в августе. У нас не было постоянных отношений, потому что он уезжал, и я собиралась в университет Калифорнии. И хоть он и был хорошим и всё такое, у него был лучший друг Гэри, и он был довольно горячим, и он оставался в городе. Поэтому я предложила Эвану, что было бы весело, если бы мы иногда проводили время вместе.

Почему я запиналась и бурчала? Почему использовала мягкие слова? Это было фигней. Я вздёрнула подбородок и перефразировала последнюю часть:

— Я сказала Эвану, что хотела секса втроём с его приятелем Гэри. Это обидело его чувства. Он сказал «нет», потому что он любил меня как свою девушку. Я не сказала ему, что по факту не была его девушкой.

— И он расстался с тобой? Какое было чувство?

Уже говорим о сраных чувствах? Господи.

— Никакое, потому что он не расстался со мной. Сделал это позже. После... Ну, он всё равно уезжал в Браун, так что это не имело значения.

— Таким образом, он остался с тобой на лето?

— Почему вы хотите так много подробностей?

Эллиот пожал плечами.

— Если ты перестанешь пропускать факты, я перестану задавать вопросы.

— Что заставляет вас думать, я пропускаю факты?

— Это моя работа.

Хорошо.

Нахрен его.

— После того, как Эван сказал «нет», Гэри пригласил меня к себе. Что было хорошо, потому что нахрен это. Если Эван собирался держать свои яйца в трусах, ладно. Но Эван был там. И я думала: «Это не секс втроём. Это не то, что им нравится». Потому что не было никаких напитков или наркотиков, но играла музыка и свет был включён. Так что я такая «Эй, привет, ребята, в чём дело?». Эван бросил тупой комментарий, типа «отсоси мой член» или какую-то другую тупую шутку, а Гэри... — я останавливаюсь, потому что чувствую, как кривится мое лицо.

Эллиот даёт мне минутку шмыгнуть носом и собраться.

— Гэри толкнул меня. Прижал меня лицом к кухонному столу. И сделал это грубо. Так что я крикнула «Отвали от меня!». Но Эван… Он подошёл и сдёрнул мои джинсы вниз. А потом... Я не могла пошевелиться, потому что Гэри держал меня. Боже, я не могу вам рассказать...

— Ты не должна.

Но мне нужно было. Мне нужно было нахрен закончить это, потому что я сказала своему терапевту, что буду сотрудничать. Просто потому, что у меня были фантазии о нормальной жизни с этим терапевтом, не означало, что для него что-то изменилось. Я была тем, кто должен был просто пройти через это и сделать то, что, я обещала сделать.

— У меня не было анального секса прежде. Я не знала, что должно было быть много смазки и много подготовки, и нужно было быть действительно возбужденным. Эван тоже не знал, потому что он только раздвинул мои ягодицы и плюнул, чего никогда бы не было достаточно... Боже, это было больно. У меня болела задница, и болело всё внутри. И он не останавливался. Я всё время кричала: «Стоп, стоп. Ты делаешь мне больно». Гэри не отпускал, а Эван продолжал делать это. После того, как он кончил, они поменялись местами.

Я замолчала. Слёз не было, потому что я отключила все свои эмоции. Если бы я выпустила их, я не смогла бы рассказать историю объекту моих глупых фантазий о нормальной жизни.

— Мне очень жаль, что это случилось.

Его лицо напоминало ледяную глыбу, будто ему было всё равно. Будто это была одна из сотен историй, что он слышал о девушке, которую трахнули в задницу всего лишь с плевком вместо смазки. Просто ещё один пациент с глупой историей. Вот кем я была.

— Это была моя вина, — сказала я. — Видите, однажды я и правда столкнулась с последствиями.

— Ради чего? Чтобы испытать свою сексуальность? Чтобы избавиться от отношений, которые никуда не вели? Нет, Фиона. Нет.

— Нахрен это. Я сказала, больше никогда. С тех пор я был кристально честной. Я не буду чьей-то девушкой. Буду вести распутный образ жизни. Точка.

— Таким образом, ты никогда не занимаешься сексом, если не согласна на всё?

— Если хотите выразиться таким образом, — сказала я, скрестив руки. Я должна была сдержать слёзы, когда Эллиот сказал это.

— Это привело тебя к совершенно тупиковой ситуации.

— Это очень хорошо работало.

— До определённого момента.

— Да.

Я шмыгнула носом. Если он пытается очистить мою голову от соплей и жидкости, он был на три четверти на пути к тому, чтобы мою плотину прорвало.

— Я говорил с Дебби, когда забирал для тебя одежду, — сказал он мягко. — Она говорила о тебе, будто ты была настоящим человеком. Таким, у которого есть хорошие качества.

— Дебби видит хорошее в каждом.

— Она сказала, что ты помогла ей приспособиться, когда она попала на Манди.

Я вытерла нос.

— Она очень молода, но я была ей не нужна. Она весьма зрелая. Мартин сказал бы вам, кем я была, и насколько я хороша в этом. Но вы не поверите его мнению, потому что уже не согласны с этим. Правильно?

Эллиот сделал слишком долгую паузу. Я восприняла это как победу. Озадачила его своей относительностью. Даже не суя средний палец ему в лицо и не мочась на его письменный стол, но я чувствовала себя хорошо... пока он не заговорил.

— Мартина не было в Нью-Йорке перед Рождеством. Ты говорила, что он был в отъезде, когда тебя связывали, или что-то в этом роде?

Я захлопала ресницами. Почувствовала чёрную дыру в своём мозгу. Он был прав, конечно. Мартин не был в Нью-Йорке. Я знала это. Так почему же я чувствовала, словно поток моих мыслей был чем-то заблокирован?

В зубе кольнуло. Я накрыла рот руками, потому что нервные клетки, не работающие с тех пор, как я была в конюшне, снова сомкнулись, и я боялась, что память вылетит из моей головы.

 — Мартин. Он связывал меня во время отъездов Дикона. Боже мой, это хуже, чем трахаться с ним. Вот почему он был так зол, — слова выливались из меня вместе с воспоминаниями.

Подвешивание, раскачивающиеся канаты в глубоком тумане, и потолки, бледно-синие вместо деревянных балок, как в комнате у Дикона. Я так сильно хотела этого, но его руки были не теми. Он тянул под странными углами, не поддерживал, когда мне нужно было это, и мой желудок скручивало от алкоголя и наркотиков. Цвета были размыты, и грубая верёвка натирала болезненную кожу, когда всё подо мной исчезло, прежде чем вспышка рассекла пол пополам.

— Мартин был небрежен, и он уронил меня. Я упала на лицо, и моё запястье было связано абсолютно неправильно. Я не чувствовала этого, потому что была под кайфом от чего-то. — Я прижала кончики пальцев к щеке на месте повреждённого моляра. — Дикон на самом деле не бил меня. Я думала, что он и не мог бы, но больше не знаю, чему верить. Но это было то тупое дерьмо.

— Тупое дерьмо, которое знает, за что вас нужно ценить? То тупое дерьмо?

Я не говорила ничего в течение минуты, может быть, двух. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с неожиданностью.

Словно он знал, когда я была готова слушать, Эллиот произнёс:

— Я говорил тебе, что воспоминания, которые у тебя будут под гипнозом, будут красочными. Что было важно, так это чувства, которые скрывались под ними. Ты не боялась Дикона, когда вспомнила, что он ударил тебя, и это важно. Но ты сделала красочным событие, чтобы снять с себя вину за нарушение правил с Мартином.

— А как насчёт конюшни? — спросила я. — Что я изменила там?

— Ты должна спросить об этом Дикона.

Я кивнула и сложила свою салфетку.

— У нас есть две минуты, — сказал Эллиот. — Я использую их, чтобы дать тебе задание. Когда в следующий раз будешь говорить с собой о себе же, я хочу, чтобы ты попробовала кое-что новое. Я хочу, чтобы ты использовала другие слова.

— Например?

— Например, верная. Сильная. Заслуживающая доверия. Энергичная. Храбрая. Самоотверженная. Используй эти слова, Фиона. Хватит врать самой себе о том, кто ты.



Глава 24.


ЭЛЛИОТ


Я не знал, в какой момент мои эмоции вспыхнули во время сеанса. Если бы я рискнул предположить, то, наверное, это случилось, когда я поставил перед Фионой ту коробку салфеток. Я дал ей характеристику не только для неё, но и для себя, и, продолжая эту тему, я видел всё сквозь её дерьмо и своё собственное возбуждение. Попросив её охарактеризовать саму себя, я сделал то же самое у себя в голове, и знал, насколько глубоко врезалась моя проблема.

Потом, когда она сказала мне, что была изнасилована своим парнем и его другом, моя отчуждённость отправилась в ад. Я слышал больше сотни жестоких историй, но я хотел найти тех двух мужчин и выпотрошить их за боль, которую они ей причинили. Ради Фионы я сдерживал своё дерьмо.

Я слышал её брата из общей комнаты, пока он играл в пинг-понг. Но в его комнате было тихо. Пациенты читали и тихо болтали. В этой комнате было окно с видом на подъездную дорожку. Была моя очередь дежурить, и я спрашивал себя, что я почувствовал, когда чёрный Рендж Ровер въехал в ворота.

Я почувствовал себя незначительным. Почувствовал себя потерянным в вихре. Когда Дикон Брюс передал камердинеру ключи, а я стоял возле этого грёбаного окна, как сталкер, я почувствовал себя камнем в ботинке, ожидая, что меня вытряхнут и отбросят. Когда он посмотрел наверх, чтобы увидеть Фиону, а увидел только меня, я почувствовал, будто моё сердце сжали. Он увидел меня и махнул рукой. Дикон знал, что я делал. Он знал, что у него было то, что я хотел, но он не волновался. Я был неудачником, вторым местом, бетой в стае волков. Я помахал в ответ, словно принимая своё поражение.

Как я себя чувствовал?

Я чувствовал, как будто вот-вот опоздаю. Чувствовал тяжесть моей ответственности перед другими людьми. Возвращаясь в свой кабинет, вид из которого выходил на сад, по дороге я вытащил телефон из кармана. Едва ли сделав паузу, я набрал Джане.

— Алло, ты…

— Нет. Я опоздаю, — я говорил спокойно и лаконично.

— Намного?

Это было неправильное слово. Я переминался с ноги на ногу и колебался, когда должен был только излагать факты.

— Я не приду.

— Нам перенести?

— Отменить. И я больше не буду обсуждать это. Прости. Не знаю, что я буду делать, но я не буду работать в Карлтон Преп.

— Эллиот, мы согласились.

— Ты согласилась. Мне нужно идти, — я повесил трубку и положил телефон в карман.

Болезненные последствия будут у каждого решения, которые я принял за последние тридцать минут, но это были мои лучшие решения за последние два года.


 


Глава 25.


ФИОНА


В итоге, я надела психокостюм с кроссовками. С одной стороны, я была больной в их чёртовых велкро-тапочках для наружной и внутренней прогулки. С другой стороны, я не хотела отличаться. Не хотела скрывать от Дикона то, кем была. У меня были проблемы, и он знал это. Я тоже знала. Джинсы и блузка не изменят этого. Так что я надела кроссовки, вспоминая шнуровку под липучками, как кусочек взрослой жизни, скрытый под по-детски безопасным креплением. Я никогда не пыталась расшнуровать и подтянуть их. Предпочитала загибать задник кроссовки и выворачивать ногу, чтобы надеть его, словно собиралась сделать балетный трюк.

И на мне были трусики, потому что мне осточертело свободное больничное бельё, съезжавшее с задницы.

Я сидела в вестибюле, пробегая пальцами по ткани с узором. Выглянула в стеклянные двери. Потом встала и посмотрела на свежую цветочную композицию три фута высотой. Затем села перед дровяным камином в стиле модерн. Снова выглянула в стеклянные двери.