— Это не как Оджай, — произнесла я. — Мы зависали с неправильными людьми. Сбавь обороты, когда выйдешь. Мы перестанем трахаться. И тем самым ограничим ущерб.

— Правда?

— Да, — я отталкиваю еду. Что, если Эллиот рассказал всем обо мне? Что я была зависимой от секса светской львицей, которая не знала, как и когда она ударила ножом любящего ее человека?

Мне было плевать, что думали люди, но представив Эллиота на вечеринке за обычным обсуждением моих проблем без упоминания имен, и то, как глаза людей расширяются от осуждения… Эта сцена меня тревожила. Мысль об Эллиоте, спокойно рассказывающем о моих проблемах, причиняла боль на таком уровне, который я даже не могла постигнуть. Это был он, и то, что я чувствовала к нему.

Он ничего не чувствовал?

Я была лишь объектом удовлетворения его любопытства?

Он ушел потому, что больше не мог меня выносить?

Мне тяжело давалось восприятие этой мысли, было сложно выбросить ее из головы. Она танцевала чечетку и с каждым стуком становилась все более презрительной и высокомерной. Я так сильно сжала вилку, что она оставила отпечатки на моих пальцах. Разжав их, увидела темно-фиолетовые следы. Пробежала пальцем по коже. Она была онемевшей и сверхчувствительной одновременно.

— Ты спала прошлой ночью? — прошептала Карен.

— Нет. Я не могу спать.

— Они дают тебе что-то от этого?

— Оно не работает. Мне нужен «Гальцион». Только он поможет.

Кто-то кладет руку на мое плечо, и я подпрыгиваю.

— Прости, — произносит Френсис, — я не хотела тебя пугать.

Я не слышала, как она подошла ко мне.

— Все в порядке, — ответила я, но не имела это в виду. Она весь день работает с такими людьми, как я. И знает, как подходить. Но я была такой уставшей, что подчинилась.

— У тебя посетители.

Не знаю почему, но подумала, что это мог быть Дикон. Я до сих пор лелеяла детскую надежду на то, что он придет и заберет меня. Трепет от этой мысли был написан на моем лице.

— Это твои сестры.



Глава 4.


ФИОНА


Мои сестры.

Их было шестеро, и брат. И даже если Френсис говорила обо всех, то не было ни единого шанса, что они все одновременно будут здесь.

Я вышла во дворик, и Марджи встала, чтобы обнять меня.

— Прости меня, солнышко, — сказала она. — Мне жаль, что пришлось оставить тебя, — Марджи отстранилась, но по-прежнему держала меня за предплечья. — Хорошо выглядишь.

— Ты снова мой адвокат?

— Нет. Я просто приехала навестить тебя.

— Мне не нравится новый парень.

— Он очень опытный, — сказала Тереза, стоявшая позади Марджи. — Он уже нашел тебе нового судью.

— Господи, Тереза. Не подкрадывайся ко мне вот так, — я обняла ее, и когда она отстранилась, снова откинула свой хвост назад.

Некоторые девочки стали настоящими сучками уже в раннем возрасте, в восемнадцать лет Тереза была именно такой. Всегда хорошей и правильной. Она сидела ровно, жевала с закрытым ртом, говорила «пожалуйста» и «спасибо», одевалась для каждого случая по-разному. Такая идеальность была привита ей с рождения. Никто из нас больше не был столь консервативным. Рыжий цвет, свойственный членам нашей семьи, только слегка был заметен в ее волосах. Я понятия не имела, что она здесь делает. Тереза меня ненавидела.

— Итак? — произнесла я, опустившись на садовую лавочку и раздвигая ноги совсем не как леди. Мне хотелось выставить свое развратное тело напоказ перед ней, чтобы заставить ее чувствовать себя некомфортно. — Как вы, дамы?

— Я в порядке, — ответила Тереза, сжимая колени вместе. — А как ты?

— Схожу с ума. Что вам нужно?

— Я просто пришла тебя проверить. Это жест вежливости.

— Потрясающе, у меня чай со Спенсом и Чипом в три часа, а потом небольшая игра в бадминтон. Вы присоединитесь к нам? — я кивнула головой в сторону поля, где находились площадки для крокета и бадминтона.

— О, Фиона, — Марджи откинула волосы назад.

— Небольшой разговор облегчает, а не вредит, — вспыхнула Тереза.

— Мне не нужно никакое облегчение, если только не берут мой зад.

Я хотела шокировать ее, и мне это удалось. Идеальная маска на ее лице, казалось, спала на мгновение. Мне казалось, что я попала в цель только до того момента, пока она не засмеялась. А после к ней присоединилась и Марджи. Я почувствовала гордость за то, что рассмешила их. Хоть Тереза была младше и противней, я была зла на Марджи. Этим смехом они словно показывали, что понимали меня. Но я знала, что это не так, и это было под влиянием момента.

— Ладно, дамы. Я занята поиском полноценности, — произнесла я. — Серьезно. Почему вы пришли без родителей?

— Они заняты, — отрезала Марджи.

— Ага, лучше сказать, что мама ненавидит дискомфорт, а после ее последнего визита с вопросами о том, касался ли отец меня когда-нибудь, я подумываю, что больше она не будет рада меня увидеть.

— Что ты сказала ей? — спросила Марджи сдавленным голосом.

Я сжала губы, а потом привела их в нормальное положение.

— Он никогда не прикасался ко мне.

— Это именно то, что ты ей сказала, или это просто факт? — спросила Марджи.

— И то, и другое.

 Она просканировала мое лицо в поисках подсказки, как и во время клятвы, которую я нарушила намеком на скрытую правду.

— Чего ты хочешь от меня, Марджи?

— Судью поменяли. Отец хочет, чтобы ты вышла. Почему — это вопрос заинтересованности, — ответила она.

— Он хочет отвлечь внимание, — мягко произнесла Тереза в свои руки. — От того, что происходит с Джонатаном. Я знаю его. И понимаю его логику, — она подняла руку вверх и с неохотой показала клятву Дрейзен. Будучи второй по старшинству, она редко это делала. Было некое скрытое невысказанное уважение перед старшими, которые открывали ее.

— Клянусь перед Богом, — ответила я, удерживая свою руку наверху, — шестьдесят процентов деятельности моего мозга занято тем, что сказано при клятве, тем, кто ее дает, и тем, когда она дается. Я не настолько смышленая, дамы. Не наливайте слишком много — вода убежит.

— Клятва открыта, — произнесла Тереза.

— Ладно, давай.

— Джонатан.

Все, что сказала Марджи — это имя нашего брата, и потенциально длинное предложение закончилось молчанием. Пение птиц и возня насекомых в саду казались слишком громкими.

— Я знала, что с его девушкой было что-то… что грызло меня, словно при встрече с ней происходило нечто такое, за то мне должно быть стыдно.

— Рейчел. Она мертва, — произнесла Тереза, закрыв глаза и собираясь с силами. Марджи положила свою руку на предплечье Терезы и дала ей продолжить. — У Шейлы была вечеринка на прошедшее Рождество. Мы с Рейчел пришли за два дня, чтобы помочь все организовать. Она знала окрестности. Поэтому в ночь вечеринки Рейчел осталась после того, как большинство членов ее семьи уехало. Джонатан напился и начал вести себя, как задница. Она взяла его машину и… — она прочистила горло прежде, чем продолжить. — Нашли машину, но тела там не было.

— Мне жаль,— ответила я.

— Рейчел была моей подругой. У нее были проблемы дома, поэтому она часто приходила к нам домой. Папа, он…Ну, она начала получать подарки и не говорила откуда, это было несколько лет назад. Так что… — она снова прочистила горло и отвела глаза в сторону сада.

— Она и папа… Когда ей было пятнадцать, — отрезала Марджи своим профессиональным тоном.

Тереза подняла какую-то нитку.

— Джон узнал несколько недель назад.

— Никто из нас не знал, — вмешалась Марджи.

— Это сама жуткая вещь на свете, — произнесла я. — Серьезно, я думала, у них с мамой настоящая любовь на всю жизнь. Я законченная дура в розовых очках.

— Тебе не стоит использовать такие слова.

— Блядь! Блядь! Блядь!

— Ты можешь прекратить? Не нужно все усложнять, — лицо Терезы было напряженным, а пальцы сжались.

Марджи посмотрела на меня, ее взгляд говорил мне заткнуться. Озвучивание плохих новостей она обычно брала на себя, но Тереза, словно сгорбилась от того, что произнесла плохие вещи, и Марджи ее поддерживала.

— Ладно, продолжай, — сказала я.

— Они не сказали тебе, потому что не хотели расстраивать.

— Просто не хотели расстраивать сами себя.

— Джон пытался покончить с собой, — произнесла Тереза.

— Что? Когда?

— Менее недели назад, — ее голос затих. — Я нашла его. Он лежал с горстью таблеток, из-за которых у него случился сердечный приступ. Это было ужасно. Действительно ужасно. Это сломит маму.

Я посмотрела на Марджи.

— Он в порядке?

Мой брат — единственный и самый младший из нас восьми — был наследником, сокровищем и высокомерной задницей, которой я никогда бы не навредила.

— С ним все хорошо. Они устроили его сюда вчера вечером. Скорее всего, мама приедет сегодня днем, чтобы сказать тебе, но ты знаешь, как это делается.

— Сюда? Они устроили его сюда?

Марджи схватила руку Терезы, освободив ее от обязанности продолжать.

— После попытки самоубийства домой не отправляют. Им нужно выяснить, есть ли риск для него самого. Это как нянька, только чертовски дороже.

— Можешь и не говорить, — прошептала Тереза. Она повернулась к дворику всем телом.

На нее попали солнечные лучи, и я заметила темные круги под глазами и бунтарскую прядь, вырвавшуюся из ее хвоста. Она потеряла свою подругу, а ее брат чуть не умер. Сестра находится в лечебнице, а отец любит молоденьких девочек. Я поняла, что у нее есть своя зависимость, совершенство было тем наркотиком, который она выбрала для себя.

— Тереза, ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь, словно побывала в аду, — сказала я.

— Она была моим другом, но была влюблена в деньги. Скорее всего, именно поэтому она ушла от отца к Джону… Боже, это даже произносить тяжело.

— Слышать это не легче.

— Я думаю, что она пыталась шантажировать отца, — сказала Тереза. — Это хаос. Я никогда не видела отца в таком состоянии. Он боялся. Это страшнее, чем что-либо.

— Он не напуган, — отрезала Марджи. — Просто играет на этом. И да, она пыталась шантажировать отца. Я знаю это из своих источников.

— Почему он просто не заплатил ей?

— Может, и заплатил, — ответила Марджи. — Но она все равно доставала его.

— А потом и меня, — произнесла Тереза. — Она говорила о Джонатане и отце вещи, полные ненависти, словно пыталась заставить и меня ощутить то же самое. Сначала мне было не по себе о того, что она встречалась с моим братом. А теперь снова это же чувство. Когда увидишь Джонатана, можешь сказать ему, что мне жаль? Мы сильно поссорились перед этим. Я называла его такими словами… Не знаю, что на меня нашло, — она прижала ладони к коленям и уставилась на них. — Мы не можем драться друг с другом. Репортеры задают вопросы. Творится настоящий дурдом. Спрашивают о Рейчел и тебе. Они хотят использовать нас. У всех есть камеры, но я больше не хочу, чтобы нас использовали.

— Мы как цирк, — сказала я. — Не знаю, как избавиться от этого.

— Я собираюсь сделать это, — Тереза сжала челюсти, и маска стальной решимости появилась на ее лице. — Стану обычным человеком. Найду работу и буду делать карьеру, как и все. Найду друзей, которые будут любить меня за то, какая я, а не ради денег или чего-то другого.

— Удачи в этом, — ответила я, покачав головой, предвидя провал в достижении этой цели стать простым человеком.

Тереза уже пересекла половину пути, а Марджи взяла мою руку в свою.

— Держи свое дерьмо при себе и сможешь выбраться. Время твоего заточения — всего лишь несколько дней, твой парень не выдвигал обвинений, поэтому тебе, вероятно, удастся избежать многих вопросов и унижений, если не будешь высовываться. Это тебе сестринский совет.

— Противоположный тому, что ты даешь обычно?

— Ты нужна Джонатану. Он сам не свой. Будь здесь ради него. Это действительно напоминает цирк. Они показывают пальцем на отца, значит будут задавать вопросы.

— Я попросила маму поговорить с Кэрри. Мне жаль, я просто…

— Все в порядке. Забудь.

— Кэрри всегда знала, что у отца был… Я даже назвать это не могу. Всегда думала, что она… Этого я тоже не могу сказать.