Или же она боялась будущего?

«Я прошу вас спасти моего брата».

Вирджиния глубоко вздохнула — сырой, холодный воздух обжег ее легкие и грудь. Теперь она не видела ничего, кроме сжатых полей и лесов, через которые проходила дорога. Паника охватывала ее все сильнее. «Я не хочу спасать никого — а тем более его!» — думала она.

Вирджиния исподтишка взглянула на Девлина. Он сидел рядом с ней на заднем сиденье. Карета была мала для них обоих, между ними оставалось всего несколько дюймов.

«Думаю, вы подобрались к той части его души, которую он считал давно потерянной».

Вирджинии, словно маленькому ребенку, хотелось заткнуть уши, но это не заставило бы умолкнуть голос Шона, громко звучавший в ее голове. «Он не равнодушный — все это притворство».

Вирджиния внутренне простонала. Почему Шон убеждал ее подружиться с его братом, пробудить и исцелить его? Почему он не поручил эту задачу другой — более сильной, опытной и женственной? Она не хотела быть спасительницей Девлина. Вчера вечером Шон был безумен, думая, что она в состоянии помочь его брату обрести человечность.

«Мой брат нуждается в любви хорошей женщины…»

Теперь Вирджиния простонала вслух и закусила губу, но поздно.

Она почувствовала на себе его взгляд — спокойный, холодный и равнодушный.

— Вы больны? — спросил он.

— Я… у меня ужасно болит голова.

Их взгляды встретились, но только на мгновенье, приняв ее объяснение, Девлин уставился в окно на пробегающую мимо сельскую местность Начался сильный дождь.

Вирджиния смотрела на его твердый подбородок, прямой нос, линию скулы. Ее сердце сжалось от знакомого напряжения. Против всякого здравого смысла ее влекло к этому человеку, как если бы он был магнитом, а она — крошечной скрепкой. От его тела, как от океана, исходили волны, захлестывающие ее и пытающиеся увлечь в море.

Шон был во многом не прав, думала она. Девлин был равнодушным — это не являлось притворством. И она не могла помочь ему обрести потерянную душу.

«Но каждый заслуживает второго шанса. Что тебе терять, дорогая моя?»

Вирджиния вздрогнула — ей казалось, будто это говорит се мать, благодушно улыбаясь.

— Здесь нет судового врача, но, если у вас сильная боль, я знаю, где лежит лауданум.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами, и его глаза прищурились в ответ. На нем была флотская униформа, делающая его вид более внушительным и даже более соблазнительным.

— Мне не нужен никакой лауданум, — огрызнулась Вирджиния.

Ее мать была добрейшим созданием из всех, кого она знала. Никто не оставался в нужде, если Элисса Грейкрофт Хьюз могла оказать помощь. Дети были ее величайшей заботой, и раз в месяц в воскресенье они совершали долгую поездку в Ричмонд, чтобы отец мог сделать необходимый ремонт в тамошнем сиротском приюте, покуда Вирджиния и ее мать передавали детям выпечку и самодельные игрушки. В другие воскресенья они ходили в церковь в Норфолке. После проповеди Элисса всегда спрашивала беднейших прихожан, как они поживают и в чем нуждаются. Но горожане были гордыми и крайне редко признавались, что им чего-то недостает. Однако Элисса всегда знала, что кому нужно, будь то припарки или выстиранная и заштопанная рубашка. Потом они заходили в негритянскую церковь. Вирджиния всегда надеялась услышать последние гимны и увидеть танцы. Элиссу приветствовали там так тепло, словно она сама была рабыней. Она никогда не приходила с пустыми руками — до нее всегда доходили слухи, если бабушке Жо-Жо нужна новая пара туфель, а у мальчика Большого Бена снова лихорадка. И ни один человек, проходя через Суит-Брайар, никогда не уходил без угощения.

— В чем дело, Вирджиния? — спросил, наконец, Девлин. — Вы беспокоитесь из-за встречи с вашим дядей?

Вирджиния вздрогнула.

— Нет. Я думала о моей матери, — медленно ответила она, все еще поглощенная воспоминаниями, и улыбнулась ему.

Он сразу же отвел взгляд.

Ее мать, печально подумала Вирджиния, согласилась бы с Шоном. Особенно если ее дочь была неравнодушна к мужчине, о котором шла речь. Вздохнув, она открыто посмотрела на Девлина.

— Нам не хватало вас за ужином вчера вечером, — пробормотала Вирджиния, поскольку он оставался в кабинете, очевидно погруженный в бухгалтерские книги поместья.

Он бросил на нее холодный взгляд:

— Сомневаюсь в этом.

В прошлом такое равнодушное замечание обидело бы Вирджинию. Но теперь она лучше понимала Девлина. Он лишился детства с того дня, когда был убит его отец, и все, чему Вирджиния была свидетелем с момента их встречи, было результатом этого. Душа его была изранена. И Шон был прав — он не был плохим человеком. Она никогда не видела с его стороны жестокости, садизма или зла — только бестрепетную волю к дисциплине, к которой он приговорил себя и других. И чего еще она не видела, это никаких признаков счастья за все время, что провела с ним.

Вирджиния была смущена, не зная, какого курса ей придерживаться, и не уверенная, хочет ли она испытывать к нему сострадание, которое ощущала, хотела она того или нет.

— Знаете, Вирджиния, я чувствую себя как насекомое под микроскопом.

— Простите. — Она снова улыбнулась ему. — Вы были больны?

— У меня была мигрень, — ответил он, снова глядя в окно.

Вирджиния засмеялась, и Девлин сердито уставился на нее.

— У мужчин не бывает мигреней, — произнесла она невинным тоном.

Этим утром он был в худшем настроении, чем обычно, но Вирджиния решила это игнорировать.

— И даже если бывают, — продолжала она, — вы не тот человек, который может ими страдать.

— Пожалуйста, объясните, — мрачно произнес Девлин, — чего ради мы затеяли этот разговор.

Вирджиния чувствовала себя так, словно делит карету со львом, который может при малейшей провокации отгрызть ей голову.

— Ну, до Лимерика еще не меньше часа, мы сидим в маленькой карете, и я стараюсь быть вежливой.

— В этом нет надобности.

— И вы не присоединились за ужином к вашему брату и ко мне вчера вечером, — добавила она.

— Я хотел позволить вам вкусить последнюю пищу наедине, — усмехнулся он.

Вирджиния моргнула:

— Вы серьезно?

— Мой брат влюблен в вас, Вирджиния. После трогательной сцены вчера вечером даже вы не можете в этом сомневаться.

Она затаила дыхание:

— Что?!

Девлин невесело улыбнулся:

Неужели он подслушивал их беседу с Шоном на террасе перед обедом?

— Какой сцены?

Девлин разразился грубым смехом:

— Сцены, когда вы держали моего брата в объятиях — или он держал вас?

— Вы шпионили за нами? — крикнула Вирджиния, выпрямившись и чувствуя, что ее щеки краснеют.

— Я ни за кем не шпионил, — резко сказал он. — Я хотел подышать воздухом, но вы оба были так поглощены друг другом, что я решил не выходить наружу. Это был великолепный вечер для влюбленной пары.

Вирджиния выпучила глаза:

— Как много вы слышали?

— Я ничего не слышал. Вы наслаждались его поцелуями? — внезапно осведомился Девлин.

Она понимала, как это могло выглядеть для него — как если бы они были любовниками в продолжительном объятии.

— Что произошло вчера вечером между мной и Шоном, — с трудом вымолвила Вирджиния, — не ваше дело.

— Но я глубоко и искренне одобряю вас обоих, — сказал он.

Вирджиния вспомнила, как Девлин говорил, что Шон влюблен в нее, — и был прав. Она уставилась на него. Неужели он ревновал? Вирджиния едва не рассмеялась. Ревность результат привязанности или любви, а этот человек не любил ее нив коей мере — хотя Шон с этим бы не согласился.

— Шон всего лишь мой друг, — осторожно сказала она. — Очень близкий друг.

Девлин иронически хмыкнул. Его лицо было так напряжено, что кожа, казалось, могла треснуть.

— Но вы правы, — продолжала Вирджиния. — К сожалению, он питает ко мне очень сильные чувства, на которые я не могу ответить.

— Почему?

— Почему? — Вирджиния сердито сжала кулаки. — Я не шлюха! Или вы действительно забыли, что лишили меня девственности?

Их глаза встретились, и Вирджиния подумала, что Девлин, к сожалению, куда больше контролирует свои эмоции, чем она.

— Как я мог забыть, — осведомился он, — когда вы постоянно мне об этом напоминаете?

Ей хотелось ударить его, но она сдержалась.

— Думаю, та ночь предотвратила любую мою возможность влюбиться в Шона.

— Почему?

— Почему?

В голосе Вирджинии звучало недоверие.

— Да, я спросил почему. Прошлое нужно похоронить, Вирджиния, и очень скоро вы сможете отправиться куда пожелаете. Вам было очень жаль покидать Аскитон — и Шона.

Вирджиния колебалась, все еще недоверчивая, обиженная и сердитая. «Он неравнодушен к вам. Это притворство».

Она не могла, но хотела верить Шону. Но если это правда, почему он делал это? Почему толкал ее к своему брату?

— В Аскитоне есть магия, Девлин, — вздохнула Вирджиния. — За пять месяцев, проведенных там, я стала чувствовать его своим домом.

Взгляд серых глаз Девлина было невозможно прочесть. Затем его рот скривился в пародии на улыбку.

— Ну, это хорошо. Потому что, когда выкуп будет уплачен, вы сможете вернуться туда, если захотите.

— Вами движет вина? — спросила она. — Вы надеетесь, что ваш брат расчистит путаницу, которую вы создали?

— Довольно! — резко сказал Девлин.

— Это так, верно? — воскликнула Вирджиния. — У вас все-таки есть сердце! Шон говорит, вы сказали, что сожалеете и что даже заслужили пощечину. Значит, вы знаете, что вели себя чудовищно. Но вы никогда не предложите брак — не то чтобы я этого желала! — поспешно добавила она. — Однако для вас было бы очень удобно, если бы это сделал Шон! Вы могли бы забыть, что был день, когда вы стали человеком, от которого отказалась бы ваша мать…

Девлин схватил ее за плечи:

— Довольно!

Вирджиния напряглась, на какой-то момент ее тело потянулось к нему, ожидая, что он привлечет ее к себе и поцелует. Но ум сразу же подсказал ей другое, и она отпрянула. Девлин отпустил ее.

— Никогда больше не упоминайте леди де Варенн, — предупредил он.

— Я познакомилась с ней, — поколебавшись, сказала Вирджиния.

Девлин побледнел.

— Она очень добрая женщина и понравилась мне, — добавила Вирджиния.

— Я намерен убить Шона, — сказал он.

Вирджиния схватила его за руку, но тут же отпустила.

— Это не вина Шона! Они приехали, услышав о нашей помолвке.

— О нашей помолвке? — воскликнул Девлин.

Вирджиния с трудом сдержала улыбку. Ей удалось вывести его из равновесия.

— Мы не помолвлены! — рявкнул он.

Вирджиния наслаждалась моментом. Ей хотелось выгравировать его в камне. Она улыбнулась и пожала плечами, отказываясь объяснить недоразумение.

— Господи, что за народ! — простонал Девлин. — Должно быть, вся деревня, весь город знают, что вы моя невеста.

— Очевидно, — промурлыкала Вирджиния.

— Что вы усмехаетесь, как Чеширский кот?[29] — огрызнулся он. — Мы оба знаем, что я придумал эту историю с целью спасти вашу хорошенькую шейку.


Ему нравится ее шея?

— Вы находите мою шейку хорошенькой?

— Они по-прежнему так думают? Моя мать и Эдер?

Она вздохнула:

— Нет, Девлин, они так не думают.

В карете воцарилось молчание. Серебристые глаза Девлина были суровыми и неподвижными. Вирджиния поежилась.

— Шон тщательно выбирал слова. — Внезапно она взорвалась. — Ну, чего вы ожидали? Взять в заложники племянницу вашего кровного врага и дурачить вашу семью, которая живет в дюжине миль?

Он выругался.

— Это все ваших рук дело, — любезно напомнила ему Вирджиния.

Девлин бросил на нее мрачный взгляд.

— Чем скорее я уломаю Истфилда, тем лучше. — Помолчав, он добавил: — И чем скорее вы уедете, тем лучше.

Его слова были обидными.

— Вы правы, — сказала Вирджиния. — Когда меня выкупят, я отправлюсь домой в Суит-Брайар — едва могу этого дождаться.

Но странная правда заключалась в том, что последние месяцы она редко думала о доме. Воспоминания, столь живые ранее, становились смутными и отдаленными, вытесняясь повседневным существованием, которое она вела и Аскитоне с Девлином, а потом с Шоном.

— Если он все еще существует, — добавила она мрачно.

Выйдя в море и развернув паруса, «Вызов» отплыл против ветра под дождем к югу. Вирджинии не нравилось снова оказаться в каюте Девлина. Его присутствие подавляло ее. Она сидела за обеденным столом, переполненная сомнениями. Часть ее желала приручить зверя, но продолжающиеся настояния Девлина, что она должна выйти замуж за его брата, сбивали ее с толку. Вирджиния подозревала, что он чувствует себя виноватым, но он держался настолько высокомерно, что она теряла уверенность. Она сожалела о том разговоре с Шоном.