— Вы знаете, что движет мною, — резко сказал Девлин. — Я не хочу причинять вам вред, но у меня нет выбора. Я зашел так далеко не для того, чтобы Истфилд просто смеялся мне в лицо и отказывался платить за вас выкуп.

Он отвернулся, словно не мог смотреть ей в глаза:

— Они обеднели и не могут заплатить — это очевидно! — Ей пришлось сесть, потому колени у нее подгибались. — А даже если бы могли… как вы можете так поступать со мной?

— Они могут продать поместье, Вирджиния, занять еще больше денег или даже успешно продать Суит-Брайар. Меня не заботит, что они будут делать. — Он подошел к двери и повернулся. — Мы оба знаем, что вас не заботит чужое мнение — ведь вы только что провели пять месяцев в Аскитоне без компаньонки, — и это все облегчает. Я понимаю, что, если бы действительно сделал вас своей любовницей, вы были бы довольны. Так что бросьте ваши притворные обиды и возмущение!

Как ни странно, он весь дрожал.

Вирджиния не знала, почему Девлин так расстроен, и это ее не заботило. Что, если дядя в самом деле продаст ее дом, чтобы уплатить за нее выкуп?

— Никто не знает, что я была в Аскитоне, а жители деревни считают меня вашей невестой. Я по-настоящему обижена, Девлин, — сказала она со всем достоинством, которым обладала. — Я возмущена тем, что вас так мало волнует моя репутация, что вы намерены выставить меня своей любовницей ради ваших целей. Вы готовы погубить меня из мести.

Девлин был в ярости, он видел горькую обиду на лице Вирджинии и слезы в ее фиалковых глазах. Она смотрела на него так, словно он предал ее. В этот момент он ненавидел себя за то, что делал, но не мог изменить свое решение.

Какой-то момент Девлин испытывал странное желание дать задний ход — позволить ей уйти и покончить со всем этим.

Но сейчас же ему вспомнились холодный смех Истфилда и незрячие глаза его отца, уставившиеся на него с земли. Истфилд не может победить. Справедливость должна восторжествовать.

— Вы делаете много шума из ничего. Я сделаю вас своей любовницей. А когда все кончится, я, если хотите, сообщу всему свету, что это была ложь с целью унизить вашего дядю. Но так как вы намерены вернуться в Вирджинию, то, что происходит здесь, не имеет значения — там никто не будет об этом знать.

Он знал, что его попытка разумного объяснения выглядит жалкой.

Вирджиния выпятила подбородок, но ее голос был едва слышен.

— Если бы мы действительно были любовниками, вы бы изо всех сил охраняли мою репутацию и никто не узнал бы о нашей связи.

Она была права. Девлин чувствовал себя так, словно получил сильный удар.

— Я не вижу разницы, — солгал он. — Выбора нет.

— Выбор всегда есть, Девлин. Даже если вы используете меня так безжалостно, почему вы думаете, что они заплатят, если им удастся продать мой дом или занять деньги? — крикнула Вирджиния.

Девлин взялся за дверную ручку, не глядя на нее.

— Это будет вопрос чести, — сказал он. — Они заплатят — я уверен в этом.

Девлин явно не хотел отдавать себе отчета в том, что чудовищный план, который он привел в движение, должен фактически уничтожить мисс Вирджинию Хьюз раз и навсегда.

Вирджинии стало страшно.

Теперь стало абсолютно ясно — Девлин настолько одержим своей местью, что его ничто не остановит. Было также ясно, что Шон совершенно не прав — она не могла показать Девлину свет другого пути, потому что, не будь он потерян окончательно, испытывал бы хоть какие угрызения совести из-за того, что делает с ней. Но она не видела и намека на чувство вины — только решительность. Конечно, Девлин О'Нил был мастером контролировать свои эмоции.

«Я прошу вас спасти моего брата».

— Уходи, Шон! — крикнула Вирджиния, расплескав воду в ванне и только что осознав, что вода остыла. — Его нельзя спасти!

Она застыла — ею овладело странное отчаяние. Разве в ее силах оказать ему помощь? Вирджиния зажмурила глаза. Каждое его действие причиняло ей боль, и тем не менее даже теперь она не могла ненавидеть его, как бы глупо это ни было.

С того момента, как он захватил «Американу», Вирджиния была всего лишь пешкой, передвигаемой туда-сюда по любому его капризу. А теперь в его игре произошел новый ужасный поворот, доказывающий полное равнодушие к ней.

Вирджиния вздохнула, начиная дрожать. Она должна была ненавидеть Девлина за то, что он снова держал ее в плену и собирался опозорить ее. Вирджиния должна была ненавидеть его, но не могла этого сделать. Она испытывала глубокую жалость к нему — жалость к мальчику, который видел, как убили его отца, жалость к мужчине, которым стал этот мальчик.

Вирджиния вылезла из ванны, завернулась в полотенце и подошла к камину в спальне.

Она уставилась на танцующее пламя, но видела только Девлина. Теперь, как и раньше, у нее не было иного выбора, как играть в его игру и смотреть, куда это их заведет. Девлин был отчасти прав. Ее не слишком заботило, что общество думает о ней.

Внезапно Вирджиния напряглась. Почему бы ей не быть умнее Девлина? Почему бы не сыграть в его игру, чтобы выиграть?

Озадаченная этой мыслью, Вирджиния начала одеваться, не переставая обдумывать свою идею. Она хотела свободы и спасения Суит-Брайар, но, к сожалению, больше всего она хотела Девлина.

В одной сорочке и панталетах Вирджиния схватила зеркало и уставилась на свое отражение. Ее фиалковые глаза были широко открыты, а на щеках горели розовые пятна. Она хотела, чтобы Девлин считал ее красивой, хотела его любви.

Вирджиния опустилась в кресло, дрожа всем телом. Большинство людей, знавших Девлина, считают его неспособным на любовь. Как она могла быть такой глупой? Как могла надеяться на невозможное? И что более важно, как она может заставить его любить ее?

Вирджиния закусила губы; ее глаза наполнились слезами. Она даже не была красивой, хотя Девлин явно находил ее привлекательной. Она не была леди, о чем он уже знал. Как она могла надеяться соблазнить такого человека?

Но какова была альтернатива? Быть выкупленной, освободиться и поехать домой или остаться здесь и выйти замуж за его брата?

Вирджиния дрожала, каким-то образом, где-то между «Американой» и Уайдэйкром она влюбилась в Девлина О'Нила, и все стало другим. Выбора не было. Она должна была сделать все что угодно, чтобы спасти его душу — и заставить его влюбиться в нее.

Когда Вирджиния спускалась вниз, она была серьезной и задумчивой. Новый план поглощал все ее мысли, а шаги были неуверенными и беспокойными.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Хьюз?

При звуке голоса миссис Хилл, одновременно снисходительного и подобострастного, она вздрогнула и повернулась.

— Мое голубое дневное платье и накидку надо выстирать, если это возможно, — отозвалась Вирджиния с приятной улыбкой.

— Конечно. Я пришлю наверх горничную.

Миссис Хилл чопорно улыбнулась. Ее темные глаза смотрели неодобрительно.

Поблагодарив, Вирджиния спросила:

— А где капитан?

— В библиотеке, — ответила экономка.

Казалось, она подозревала, что причина, по которой Вирджиния хочет найти хозяина дома, не слишком пристойная, и приличной даме следует вести себя по-другому. Вирджинии не нравилось, что ее осуждают, но она напомнила себе, что мнение экономки ничего не значит для нее. В конце концов, в школе Мармотт на нее все смотрели как на деревенщину, но она не обращала на это внимания.

В детстве Вирджинию часто обвиняли в том, что она ведет себя как мальчик, носит бриджи и ездит в них верхом. Косые и ехидные взгляды не заставили ее измениться. Детство было так далеко, а будущее весьма неопределенно.

Вирджиния вошла в открытые двери довольно убогой гостиной с выцветшим диваном. Следующая дверь вела в кабинет, уставленный книжными полками, с письменным столом в углу, на диване со стаканом скотча в руке сидел Девлин. Он повернулся, и их взгляды встретились.

— Хотите скотча? — спросил Девлин, поднявшись. — Я предложил бы вам вина, но его нет в кабинете.

Вирджиния вспомнила о том скотче, который разделила с ним в его каюте на «Вызове».

— Нет, спасибо.

Она осторожно улыбнулась.

Его глаза расширились. Он задумчиво смотрел на нее, как большой ленивый лев — не вполне сытый, не вполне голодный, но способный прыгнуть за вечерней пищей.

— Вы не хотите хорошего шотландского виски или внезапно стали бояться меня?

Вирджиния шагнула в комнату.

— Я уверена, что ваш скотч превосходный, — улыбнулась она, — но я озадачена. Ваш мрачный юмор, похоже, стал еще мрачнее.

Девлин внимательно смотрел на нее. Он снял свой мундир, оставшись в шелковой рубашке, бриджах и сапогах.

— Граф Истфилд едва ли мог улучшить мое настроение.

— Вы не наслаждаетесь охотой за бедным толстым стариком?

Девлин подошел к массивному безобразному буфету.

— Конечно, я наслаждаюсь охотой. Но если вы осмеливаетесь жалеть этого убийцу, я предлагаю вам держать ваши чувства при себе.

Он протянул ей стакан скотча.

— Я жалею не его, а вас, — тихо сказала Вирджиния.

Какой-то момент Девлин молча смотрел на нее, и она ожидала взрыва. Но он всего лишь пожал плечами.

— Вы говорили это и раньше. Если вы надеетесь возбудить меня, то напрасно. Садитесь. Я не кусаюсь. Кроме того, слуги уверены, что вы наслаждаетесь моей компанией.

Он осушил свой стакан и налил еще один.

— Я пришла к вам только потому, что здесь некуда идти и нечего делать, — сказала Вирджиния, присев на край дина на, хотя это было очень далеко от истины.

Наконец, Девлин улыбнулся и тоже сел — его большое тело занимало весь диван и, казалось, всю комнату.

— Правда? Откровенно говоря, я думаю, что вы наслаждаетесь моим обществом. — Его взгляд затуманился. — Хотя не могу понять почему, — пробормотал, он.

Вирджиния выпрямилась:

— Вы пьяны, Девлин?

Он отслютовал ей стаканом:

— Лишь немного.

— Только глупая женщина может наслаждаться вашим обществом, — заявила она, покраснев и думая, сколько женщин тут же откликнулись бы на этот призыв.

— Тогда, полагаю, многие женщины глупы, — отозвался Девлин, опустошив еще полстакана скотча.

Он старается опьянеть? Если так, почему? Но более важно, скольких женщин он имеет в виду.

— И сколько же их?

— Сколько кого?

— Сколько женщин наслаждалось вашим обществом?

Вирджиния просто должна была это знать.

— Прошу прощения? — Его глаза расширились — казалось, он готов расхохотаться. — Вы спрашиваете, сколько женщин побывало в моей постели?

— Да, — ответила она, стиснув руки, яростно моргая и чувствуя, что ее щеки начинают гореть.

Девлин засмеялся. Его смех был грубым, но не неприятным.

— Думаю, мне больше всего нравится в вас ваше безудержное любопытство.

Теперь он весело улыбался, и ее сердце затрепетало. Она никогда не видела такого красивого мужчину.

— Нет, еще больше мне нравится ваша откровенность. Вам когда-нибудь приходило в голову не обнародовать каждую вашу мысль и каждое желание?

Вирджиния задрожала. Она заставила его не только смеяться, но и льстить ей — ему нравились ее любопытство и откровенность! Знал ли он, что делает? Была ли это очередная игра, или она, наконец, видела его расслабившимся, возможно благодаря выпитому скотчу? Нравилась ли она ему хоть немного?

— Сколько вы выпили, Девлин?

— Одну-две порции, — ответил он. — Хорошо, три. Нет, четыре. Я не пьян, Вирджиния. Я никогда не пьянею.

— Думаю, вы все-таки пьяны. — Их взгляды встретились снова. Его глаза стали мягкими — в них не было и намека на лед, как будто он потеплел к ней. Вирджиния была так возбуждена, что дышала с трудом. — Никому не нравится моя откровенность. Даже мои родители были в отчаянии.

Он снова улыбнулся:

— Вы непредсказуемы — я никогда не знаю, что вы скажете или сделаете. Это интересно.

— Значит, я вам немного нравлюсь?

Были ли в ее голосе нотки надежды? Она молилась, чтобы не было.

Девлин оторвал от нее взгляд, медленно поднялся — сонный лев, собирающийся поесть, — и начал ходить по комнате.

— Так много вопросов, — пробормотал он. — Я послал Томпкинса на «Вызов» за вином. Кухарка приготовила оленину, и я думаю, каберне к ней подойдет. Но я знаю, что вы предпочитаете белое, и попросил захватить и его.

Он сделал паузу, прислонившись бедром к буфету. Поза была одновременно праздной и соблазнительной.

Вирджиния вскочила на ноги:

— Вы не ответили!

Его ресницы опустились.

— Женщин было очень много, Вирджиния, я их не считал.

Как умно он избегал темы, которую ей так хотелось обсудить!