Стефани Лоуренс - Признание повесы

Лидия тихо застонала, когда палец стал ритмично наступать и удаляться, а пламя в ней разгоралось все сильнее, пока не заполыхало, как при лесном пожаре. И тогда она не смогла больше ждать.

Слегка оттолкнув Роберта, Лидия принялась лихорадочно откидывать юбки, пока не нашла пуговицы на его брюках.

Руки Роберта были спрятаны под прозрачными слоями шелка и батиста, так что он не успел остановить Лидию, но когда она расстегнула ему брюки, Роберт выругался, сжал ее бедра и приподнял так, что она оседлала его и, потеряв равновесие, упала ему на грудь.

– Роберт! – умоляюще выдавила Лидия.

– Д-да, – выдавил он, хотя понятия не имел, о чем она хотела сказать. Вряд ли они сейчас могли обмениваться вопросами. – Только подожди минутку…

Лидия всхлипнула от нетерпения, но Роберт ощущал только, что внутри она влажная и горячая и готова принять его. Он тоже готов взять ее, и нет смысла и дальше длить эту пытку.

Он подвел свою плоть к лепесткам ее лона, поднял бедра, сжал ее ноги и начал медленно входить.

Лидия охнула, задохнулась, однако, словно поняв, что делать, стала потихоньку опускаться на упругое копье.

Почувствовав преграду ее девственности, Роберт остановил Лидию, поднял ее и снова стал опускать. Лидия закрыла глаза, но когда она почувствовала, что он снова в ней, лицо отобразило неземное блаженство.

Не прошло и минуты, как она все поняла и усвоила, а потом поднялась еще дважды, после чего Роберт сильнее сжал ее бедра и одним мощным толчком преодолел преграду. Лидия со сдавленным криком вобрала его в себя целиком, окутав влажным обжигающим жаром. Роберта же одолевала мучительная потребность вскинуть ее вверх и с силой опустить, а затем вонзаться раз за разом в ее тугое лоно.

Он скрипнул зубами, противясь отчаянному порыву, однако выражение ее лица – мимолетная гримаса боли, смытая чувственным восторгом, – запечатлелось в его душе.

– Легче, – пробормотал он, направляя Лидию.

Она следовала его безмолвным указаниям, сначала осторожно, потом все самозабвеннее, особенно когда боль утихла и осталось одно лишь наслаждение. Наслаждение, которое она была намерена получить сполна и разделить с ним.

Лидия приоткрыла глаза и повелительно выдохнула:

– Покажи, как сделать это. Как угодить тебе.

– Ты великолепна. Поистине великолепна. И с тобой мне хорошо, как ни с одной женщиной.

Но говоря это, он продолжал сжимать ее бедра, стараясь сохранить ритм и установить нужный темп. Позволил напряжению копиться, нарастать… а желание все сильнее их подстегивало.

В последний, отчаянный момент Лидия припала к его губам. Они целовались пылко, страстно, сплетаясь языками, в том же чувственном ритме. Роберт сделал выпад, удерживая ее на месте, чтобы проникнуть еще глубже, и… плотина наконец прорвалась, и поток унес их с собой, а огонь страсти навсегда выжег на обоих свое клеймо, наполнил их и поглотил. Остался лишь нестерпимый жар и неутомимый ритм. Реальность раздробилась на миллион осколков, и они полетели в пропасть, беспомощные, но счастливые. Пока экстаз не прорвался, как солнечный луч сквозь тучи, и не испепелил их. Оставив обоих в полубессознательном состоянии, довольными, обессиленными, но исполнившими заветную мечту.

Его временным помрачением воспользовались!

Роберта не раз обвиняли в том, что он пользуется слабостями дам. Как правило, обвиняли сами дамы – всегда после свершившегося и всегда несправедливо.

Но на этот раз соблазнили его. Повесу Роберта Джеррарда.

Его совратили, вскружили голову и заставили овладеть невинной девицей. Принудили к капитуляции.

Глядя в потолок и обнимая Лидию, лежавшую на его груди, он никак не мог согнать с лица улыбку.

Он всегда подозревал, что дамы слишком уж яростно протестуют.

Темно-серое, с нависшими тучами небо за окном сейчас казалось ему голубым и безоблачным. Теперь оставалось только найти способ как-то довести до сведения Лидии, что ей не суждено умереть старой девой. И что, как он только сейчас обнаружил, всякое сопротивление бесполезно.

Еще через час Лидия позволила Роберту спешным порядком протащить ее по заросшим газонам Аптон-Грейндж под прикрытие окружающих деревьев. Было уже около пяти. На землю спустились сумерки.

Как только их поглотила лесная тьма, Роберт замедлил шаг, взял Лидию под руку и помог перебраться через груды хвороста. Вскоре они добрались до тропы.

– Этой дорогой мы вернемся в гостиницу, – сообщил он.

Лидия кивнула. Она все еще не пришла в себя, и казалось, находится далеко отсюда. Вид у нее был такой, словно обычные повседневные вещи больше не имели для нее значения.

Роберт почти все время молчал. Он был спокоен, собран и решителен.

Лидия исподтишка наблюдала за ним. Видела, как он оглянулся, внимательно осмотрел деревья и собравшиеся под ними тени. Он по-прежнему был напряжен, очевидно, ожидая, что на них могут напасть и ему придется ее защищать.

Она едва заметно покачала головой. Вполне возможно, что жаркие объятия производят на мужчин совершенно иной эффект. Сама же она, несмотря ни на что, не шла, а плыла по воздуху и с трудом сгоняла с губ глупую улыбку. Будь она одна, не снизошла бы до таких усилий, не стала бы сдерживаться. Пусть с трудом, но дождалась, пока останется одна, чтобы мысленно, с безумным восторгом перебирать в памяти каждую деталь.

Она вернула письмо Табиты и получила неожиданную награду: чудесное и познавательное приключение, от которого не отказалась бы за все сокровища мира. И все это без нежелательных последствий. Ей не пришлось платить дорогую цену. Она просто улучила момент, рискнула и победила!

Жаль только, что пришлось оставить в Аптон-Грейндж белое с синим кружевом платье. Едва она оправилась настолько, что смогла стоять, Роберт принялся торопить ее, желая поскорее и благополучно убраться из дома Барема, и предпочтительно, не встретив ни одной живой души. Он утащил ее наверх, помог переодеться, снова завернул в плащ и заставил поднять капюшон.

В последний раз Лидия видела белое с синим платье, когда оно беспорядочной грудой валялось на полу. В этом наряде она чувствовала себя… другой. Более свободной.

Оно показало Лидии стороны характера, о которых та даже не подозревала. Но от этого чувствовала себя еще лучше, словно получила в дар некую власть, некое могущество. Табита часто употребляла это слово, однако Лидия не особенно обращала на него внимания. До этого момента. Пожалуй, стоило пойти на многое, чтобы получить все это!

И она навсегда сохранит нежные воспоминания о белом платье, символе мгновения ее торжества. Единственного момента в жизни, когда она вырвалась из рамок надежности и здравого смысла и потянулась к тому, о чем давно мечтала. Единственного момента в жизни, когда она подчинялась порыву, а не здравому смыслу.

Возможно, стоит заказать модистке такое же платье…

Лидия все еще размышляла об этом, когда они добрались до дороги и свернули влево. Дорога все еще утопала в грязи, но обочины достаточно просохли, чтобы по ним можно было благополучно пройти. Шагая рядом с Лидией, Роберт смотрел вперед, в надвигающуюся темноту. Иногда он оглядывался. За ними никто не следовал.

– Думаю, мы в безопасности. Вряд ли кто-то заметил наш уход. Все гости и большинство слуг были либо в столовой, либо поблизости, а это противоположный конец дома. И мы ничего не украли: я серьезно сомневаюсь, что Барем знал о существовании письма.

Лидия невольно подняла руку к корсажу, за которым лежало письмо Табиты.

– Всего один листок!

Роберт кивнул.

– Барем будет удивлен и озадачен, а узнав о нашем исчезновении, заподозрит неладное. Но, учитывая, что у него ничего не пропало, он просто выбросит из головы мысли о моем весьма странном появлении. Разве что спросит при следующей встрече, куда я подевался.

Поскольку в последнее время их дорожки почти не пересекались, следующая встреча произойдет скорее всего через несколько лет, а к тому времени Барем, вероятно, обо всем забудет.

– Нас видели только он и слуги, так что можно не бояться, что кто-то тебя узнал.

– Хм-м…

Не дождавшись более связного ответа, Роберт взглянул на Лидию. В сумеречном свете он едва различал черты ее лица. Когда Лидия лежала на его груди, там, в библиотеке Барема, было заметно, что она еще не пришла в себя и пребывала на седьмом небе, во власти чувственного восторга. Но этого следовало ожидать. К тому времени он сообразил, что сейчас самое главное – благополучно добраться до гостиницы, пока никто не знает о ее падении, пока ее репутация остается в неприкосновенности. Поэтому ему было не до болтовни. Теперь же, когда все обошлось и перед ними выросло здание гостиницы, Роберт, немного встревожившись, стал гадать о причине ее упорного молчания.

Что же оно означает, это молчание? И что она чувствует после того, что произошло в Аптон-Грейндж? Сам он считал эти мгновения лучшими и важнейшими в своей жизни. Помимо испытанного им чисто физического экстаза он чувствовал другое, неопределенное, неуловимое, но очень значимое изменение, которое случилось с ними обоими, и уж он, конечно, не собирался тратить время, делая вид, будто ничего не было.

Глубоко вздохнув, он остановился.

– Лидия… насчет…

– Робби, там, в библиотеке… – Она повернулась к нему и осеклась.

Они заговорили одновременно.

Роберт сдержанно кивнул, предлагая ей продолжить.

Лидия судорожно вздохнула и вскинула подбородок: по его опыту подобные жесты сулили недоброе.

– Я хотела удостовериться, что мы поняли друг друга… – она неопределенно повела рукой, – относительно того, что случилось в библиотеке.

Несмотря на темноту, Роберт уверенно поймал ее взгляд.

– Когда мы нашли письмо или когда были вместе?

Она поджала губы, но все же кивнула.

– Последнее. Хочу заверить тебя, что никому и никогда не упомяну об этой… истории и, уж конечно, не ожидаю и не потребую, чтобы ты сделал предложение, только… только из-за этого случая.

Случай? Вот в каком свете она видит то, что было между ними!

– Тебе это не понравилось?

Лидия недоуменно моргнула и всмотрелась в его лицо:

– Как это может не…

– Лидия… ты наслаждалась так же, как я, или нет?!

Она, не сводя с него глаз, подняла подбородок еще выше.

– Да. Конечно, да. Но ты, как признанный любимец женщин, прекрасно все знаешь. Так что это вряд ли явилось для тебя сюрпризом.

Роберт фыркнул:

– Когда речь идет о тебе… и твоей сестре, меня уже ничто не может удивить. Однако сначала давай уточним: ты наслаждалась нашей встречей?

Глаза Лидии вызывающе сверкнули.

– Если так уж хочешь знать, да, и очень. Все было прелестно.

Прелестно? Сам он выбрал бы такие эпитеты, как «поразительно, невероятно, незабываемо». Но «прелестно»?!

– Но, невзирая ни на что, – продолжала Лидия тоном, исполненным твердой решимости, – я хочу, чтобы между нами все было абсолютно ясно. И не желаю слушать всякую чепуху насчет того, что ты обязан предложить мне руку, потому что мы… были близки. Повторяю, никаких предложений, сделанных из ложно понятого благородства. Мало того, если кто-то пронюхает, как все было, и начнет настаивать, я без обиняков дам понять, что сама соблазнила тебя, а не наоборот. – И, повернувшись, с гордым видом Лидия направилась к гостинице.

Прекрасно. Ничего не скажешь, прекрасно!

Роберт догнал Лидию, сжал ее локоть и повел дальше, грустно распрощавшись с такой привлекательной до этого момента идеей заявить ей, что необходимость выйти за него замуж диктуется правилами приличия.

Они оказались напротив гостиницы. Из-за того что они прибыли в Аптон-Грейндж на повозке, Лидия не надела патены; чтобы перенести ее через раскисшую дорогу, Роберт взял ее на руки. А пока нес ее к крыльцу, обдумывал, как лучше объяснить ей все произошедшее. Ему не хотелось признать истинную причину, по которой он был твердо намерен жениться на ней, и, уж во всяком случае, пускаться в объяснения. В конце концов, есть и другие способы опровергнуть ее аргументы: недаром его прозвали повесой.

Он стоял у крыльца гостиницы, отмечая упорное молчание Лидии. Именно это молчание заставило его настороженно оглядеть ее.

Ее отсутствующий взгляд подтвердил, что она упорно думает, планирует, что-то замышляет. Дурной знак. Особенно если мечтаешь о спокойной, счастливой жизни вдвоем с любимой женой.

– Что? – неожиданно спросил он.

Лидия встрепенулась, вскинула голову и, поколебавшись, пробормотала:

– Ничего…

Роберт сжал кулаки и сказал себе, что это не важно. Отныне он все равно не выпустит ее из виду. Во всяком случае, пока не поговорит с ее отцом и не услышит из ее собственных уст, что она согласна выйти за него.

Осторожно поставив Лидию на ступеньку крыльца, он подошел к скребку для обуви. Лидия не сдвинулась с места, оглядывая дорогу, ведущую в Уилтшир.