Джонатан поставил его на ноги и отвел от противника в сторону на несколько шагов. Харпер было ринулся на него с кулаками, но Джонатан со всей силы двинул его головой в нос.

– Я Стрэтфорд! – рявкнул он. – Опомнитесь. Вы собирались уходить отсюда. Теперь самое время. Следуйте за мной.

Харпер вытер кровь под носом тыльной стороной ладони и молча кивнул. Джонатан направился прямиком к открытой двери, и через пару минут оба они спустились по лестнице к выходу на улицу и покинули игорный притон со всей возможной поспешностью.

От Спринг-Гарденз до Сент-Джеймс-сквер расстояние небольшое. В этот час ночи и в это время года Джонатан предпочел пройти его пешком, повернулся и зашагал по улице широким шагом. Харпер присоединился, и Джонатан удивленно приподнял бровь.

– Вы живете в противоположной стороне, Харпер.

Харпер пожал плечами и ответил:

– Я провожу вас до дома, милорд.

Заметив струйку крови, которая все еще текла у задиры из носа, Джонатан протянул ему носовой платок. Будь все проклято, он-то ведь оставил свою шляпу, перчатки и трость в доме Стоуна. Придется с этим смириться – он не имел ни малейшего желания возвращаться в это место и скорее всего более не будет там желанным гостем после сегодняшней ночи. Его слуга огорчится, несмотря на то что хозяин сохранил в целости и сохранности смокинг и жилет.

– Благодарю вас, – заговорил Харпер. – За помощь, которую вы мне оказали. Эти ублюдки сказали…

Джонатан выставил вперед ладонь, дабы удержать юнца от дальнейших рассуждений. Ему вовсе не хотелось выслушивать извинения.

Джонатану вообще показалось несколько странным то обстоятельство, что Харпер решил проводить его до дома, после того как учинил безобразный скандал из-за пустяковой карточной игры, так как неожиданно вспомнил, что куда-то опаздывает. Джонатан также обратил внимание на то, что Харпер старается идти в более поспешном темпе, чем тот, которого привык придерживаться он сам. Разве что у этого нескладного юнца есть какое-то дело именно на Сент-Джеймс-сквер.

Джонатан бросил испытующий взгляд на Харпера, который одной рукой прижимал носовой платок к носу, а другой старался привести в порядок свои черные, длиной до плеч, растрепавшиеся волосы.

Интересно.

Харпер на прощание пожелал Джонатану всего хорошего и пролепетал еще несколько сбивчивых благодарностей. Захлопнув за ним дверь, Джонатан подождал немного в прихожей, после чего снова вышел на улицу и увидел, что Харпер направляется дальше по Йорк-стрит, к дому леди Олкотт, который находился как раз на углу.

Джонатан последовал за Харпером, стараясь держаться как можно ближе к кованой металлической ограде, которая отделяла его дом, особняк леди Олкотт и дом между ними от мостовой. Харпер миновал дом леди Олкотт и проскользнул в узкий проулок между жилым домом и задним двором. Джонатан последовал за ним. В конце проулка он остановился. Возле дома леди Олкотт шел разговор на повышенных тонах, причем один из голосов был женским.

Джонатан напрягся, готовый прервать запретное свидание. Остановили его интонации, с которыми вел разговор Харпер. Он отошел за угол дома леди Олкотт, прижался к стене и прислушался.


Себастьян опаздывал. На пять минут.

В нетерпении покусывая нижнюю губу до боли, Феба взглянула на часы, которые стояли на полке над камином, и еще раз выскользнула через черный ход во двор. Ее возбуждение нарастало со скоростью морского прилива. Что его задержало? Что-нибудь случилось? Раньше он никогда не опаздывал.

После вечера в Воксхолле они встречались семь раз. Он приходил к ней каждый вечер. В первый раз они прогуливались в окрестностях Сент-Джеймс-парка. Она видела такие вещи, о которых даже не думала раньше: подозрительные на вид мужчины занимались в сумерках какими-то подозрительными делами, продажные женщины предлагали мужчинам свои услуги, – но Себастьян оберегал ее, крепко держал под руку и не отпускал от себя ни на шаг, и поэтому даже в таком окружении она чувствовала себя в полной безопасности.

Очень скоро она забывала о том, что происходит вокруг, и пускалась в бесконечные разговоры с ним. Он проводил ее до дома уже в четыре часа утра, но ей казалось, что прошло всего несколько минут с начала их свидания.

Когда они встретились во второй раз, Харпер привел ее в таверну, где они угощались тортом с вишнями и пили эль, и снова проговорили несколько часов. Она узнала все о его прошлом, о братьях, обо всей их семье. Его отец был мелким землевладельцем в Ланкашире, а четыре старших брата получили возможность поступить на службу во флот, как только достигли соответствующего возраста. Это не привлекало Себастьяна, и он уехал в Лондон, желая добиться того, что его могло бы устроить. Это оказалось невозможным, объяснил он, и вовсе не потому, что он предпочитал существование праздного джентльмена. Он просто был не богат.

Она в свою очередь рассказала ему о сестрах и матери, о том, как потерпел огромную неудачу ее отец, вложив деньги в приобретение плантации в Сидар-Плейс. Рассказала о смерти отца, о том, как пострадало здоровье сестры Оливии от малярии, рассказала о младшей сестре Джессике, самой красивой в их семье. Наконец, поведала и о том, как ее мать не смогла управлять плантацией и теперь надеется найти женихов для дочерей в среде лондонской аристократии.

Пока Феба рассказывала ему обо всем этом, Харпер слушал ее с весьма сосредоточенным видом, и сердце у нее затрепетало от волнения. Думает ли он о вступлении в брак? Привязан ли он к ней более сильно, чем она сама надеялась?

Он поцеловал ее в тот вечер, как только они вернулись к оранжерее за домом. Поцелуй был нежным, романтическим, не похожим на тот, каким она себе его представляла. Намного, да, намного лучшим. Они сидели на ступеньках перед входом в оранжерею, целовались и перешептывались, обнимая друг друга, сидели до тех пор, пока первые проблески утренней зари не обозначились на небе, и тогда он помог ей войти в дом, пока никто их не заметил. Она легла в постель и долго еще представляла, как оно будет, когда он разденет ее и будет трогать… и о большем.

Когда они встретились в третий раз, он снова отвез ее в Воксхолл-Гарденз. На этот раз там было куда более шумно и оживленно, нежели в вечер открытия сезона. Канатоходцы с шестами, дрессированные обезьяны, многочисленные акробаты выступали перед куда более буйной, крикливой толпой посетителей.

Себастьян купил ей мороженое, и они гуляли по аллеям парка, без умолку беседуя на самые разные темы. Он был так же внимателен и нежен с ней, как и во время их первого вечернего свидания.

Их связь была не такой, как Феба рисовала в своем воображении. Она представляла себе все это как пылкую и бесконечную страсть. Однако все было намного лучше. Полное страсти чувство, однако не такое, как она ожидала. Более бережное, более глубокое, более сдержанное.

Каждый раз, когда она видела его, любовь с первого взгляда все более превращалась в чувство, порожденное пониманием, уважением и восхищением к нему как к личности.

Феба просто ненавидела неизбежную пока что необходимость расставаться с Себастьяном на какое-то время. После семи свиданий она не сомневалась, что хочет быть с ним вместе навсегда.

Звук шагов вернул ее к реальности, она вскочила на ноги.

– Себастьян!

Она бросилась в его распростертые объятия, но тотчас отпрянула, прижав ладонь ко рту. Кровь тонкой струйкой текла у него из носа, вокруг глаз после удара сильно распухло.

– О нет! Что с вами случилось?

– Я участвовал в потасовке.

– Что?! – Вся дрожа, она помогла ему присесть на ступеньки перед входом в оранжерею. – Что произошло?

– Я был в игорном клубе, вернее сказать – в притоне.

Это сообщение не вызвало у Фебы удивления, он говорил ей, что играет в карты.

– Но что случилось?

– Они пытались обмануть меня. – Подавшись вперед, Харпер оперся локтями на колени и прижал пальцы к вискам. – Эти ублюдки мошенничали. – Он перевел дыхание. – Я не собирался пить в этот вечер, потому что должен был повидаться с вами и хотел оставаться трезвым. Я следил за ними. Они манипулировали с записями, чтобы выигрыш достался их треклятому притону, я в этом уверен.

– Вы предъявили им обвинение?

– Нет, просто хотел уйти и больше туда не возвращаться. Я схватил свои деньги и встал, но они заявили, что не позволят мне уйти до конца игры. А потом… – Тут Себастьян нахмурился. – Они заявили, что не дадут мне уйти, пока не расплачусь по счету.

– И вы заплатили?

– Нет. – Он снова сдвинул брови. – Не помню, чтобы что-то им задолжал. Я считал, что выплатил свой долг. Но был страшно зол и не хотел ничего, кроме как немедленно уйти оттуда и явиться к вам. Однако едва сделал шаг к выходу, один из них схватил меня за руку…

– И…

– И начался настоящий ад. – Он негромко застонал и зарылся лицом в ладони.

Феба положила руку ему на плечо и слегка сжала.

– Я могу что-то сделать?

– Можем ли мы… просто посидеть немного здесь?

– Да. Но не станет ли вам плохо?

– Пока я с вами, все у меня будет в полном порядке. – Себастьян поднял взгляд на нее, и выражение лица у него смягчилось. – Вы устали, любимая.

Фебу охватила дрожь. Он назвал ее любимой… Даже не пытаясь сдержать улыбку, она сказала:

– Тетя Джеральдина поднимает меня с постели в полдень и… – Сердце у Фебы начинало учащенно биться, когда она расставалась с Себастьяном, и она не могла спать по утрам допоздна. Она пожала плечами. – Мне просто очень не хватает вас, когда вы не со мной.

– Мне тоже не хватает вас. – Он покачал головой и вложил руку в ее ладони. – Пожалуйста, посидите со мной немного, Феба. Но я уйду скоро, а вы пообещайте мне, что постараетесь немного поспать. – Он коснулся пальцем нежной кожи у нее под глазом. – Мне так больно видеть эти темные тени.

– Обещаю, – произнесла она серьезным тоном. Потом наклонилась, и они поцеловались.

Глава 8

Несколькими вечерами позже Серена стояла перед зеркалом, согнув колени и опираясь руками на спинку стула. Фланнери стояла у нее за спиной, затягивая шнурки на длинном корсете. Серена задержала дыхание и сосредоточила внимание на вечернем платье, перекинутом через дверцу распахнутого гардероба.

Еще до того как они уехали с Антигуа, мать продала почти всю мебель, чтобы на вырученные деньги заранее заказать в Париже платья для выездов в свет во время сезона, необходимые Фебе и Серене. Самые лучшие, самые изысканные. Мать была дочерью графа и, хотя вышла замуж за человека из менее знатного сословия и в результате финансовых неудач мужа и после его смерти оказалась в настолько бедственном положении, что средств едва хватало на пропитание семьи, не могла отказаться от приобретения нарядов для дочерей в Париже. Этого не допускала ее гордость.

Платье оказалось самой дорогой вещью из всех, которые принадлежали Серене, и она была благодарна судьбе за это. Ей приказали беречь это платье так же усердно, как собственную жизнь. Мать пообещала, что, приехав в Англию, выпорет Серену, если на платье обнаружится хоть одно пятнышко.

Серена не могла ее осуждать. Мать пожертвовала столь многим за это лето, и если все пройдет как было запланировано, сбудутся все надежды ее дочерей.

– Еще немножко туже, мисс, и мы сможем надеть на вас это красивое платье, – подбодрила Серену горничная.

Она еще разок потянула, потом дернула за шнурок, и корсет теперь плотно облегал Серену от груди до талии. Слава Богу. Видимо, она все-таки съела слишком много этих тающих во рту французских рулетиков.

Когда горничная завязала самый нижний узелок, дверь распахнулась и в комнату зашла Феба в своем лучшем вечернем платье из шелка цвета спелого персика и с легкой накидкой из шелкового крепа на плечах. Платье не такое дорогое, как у Серены, но гораздо дороже всех остальных платьев у них обеих.

– О, Феба, ты выглядишь просто замечательно! – воскликнула Серена.

Фланнери тем временем принялась застегивать пуговицы платья у нее на спине, и Серена смогла получше приглядеться к отражению сестры в зеркале. Последние две недели Феба жаловалась на головную боль и слабость, и Серена беспокоилась о ней. Она даже написала матери о своих переживаниях из-за здоровья сестры.

– Вид у тебя уже не такой усталый, – добавила она.

Пробормотав нечто невнятное в утвердительном смысле, Феба подошла к туалетному столику и взяла с него ленту для волос, которой с помощью горничной повязала голову Серены. Фланнери поправила в прическе Серены несколько непослушных прядей, а Феба тем временем уселась на кровать.