Ванесса Келли - Признания новобрачного

— Что ты делаешь? — подозрительно спросила она.

Он взял ее руку в свою. Джастин попыталась высвободиться, но тщетно.

— Я сижу рядом со своей женой. А ты что подумала?

— Я подумала, что ты меня дразнишь и занимался этим весь вечер. — Другой рукой она потерла щеку. — Понимаю, что все это бессмысленная суета и фарс, но ты не должен был ставить меня в неловкое положение, тем более с Сирин.

Гриффин осторожно перебирал ее напряженные пальцы.

— А тебе не приходило в голову, что я чувствовал себя так же неловко, как и ты?

Джастин надула губы.

— Уж не знаю почему. Ты всегда делаешь то, что хочешь, и все остальные ходят на цыпочках, чтобы тебя не потревожить. Кстати, думаю, половина мужчин из числа присутствовавших на вечере должны тебе деньги. Так что тебе должна была понравиться возможность помыкать ими.

— Ты ошибаешься. Я близко знаком и с кошельками, и с пороками представителей высшего общества, но это вовсе не значит, что я общаюсь с ними или устанавливаю с кем-то дружеские отношения. Мужчины приходят в мои заведения, чтобы поиграть, выпить или переспать с проституткой. Я никогда никого не обманывал и всегда предлагал все самое лучшее, включая женщин. Вот почему я их знаю, Джастин, а вовсе не потому, что они мои друзья. Кстати, подозреваю, что многие из них меня не выносят. Я им напоминаю об их глупостях и слабостях.

Джастин все еще не смотрела на мужа, но ее пальцы чуть расслабились.

— Но все тебя боятся. Не знаю почему.

— Возможно, некоторые из них меня действительно боятся. Потому что должны мне деньги.

— О!

Она на мгновение сжала его руку, потом убрала свою. Гриффин не возражал.

— Эйдан сказал, что ты так себя ведешь, потому что ощущаешь неловкость.

Гриффин нахмурился.

— Как я себя веду?

— Флиртуешь с Сирин.

— Но я не флиртовал с Сирин.

Джастин нетерпеливо отмахнулась.

— Называй это как хочешь. По его словам, тебе хочется с криком убежать на улицу.

Картинка Гриффину не понравилась.

— Мой кузен склонен заниматься не своими делами. Кстати, я никогда не кричу. Бегать иногда приходилось, если того требовали обстоятельства, но кричать — никогда.

Ее пухлые губки вздрогнули и изогнулись в улыбке. Гриффину хотелось провести по ним языком, потом раздвинуть их и скользнуть в ее теплый рот…

— Счастлива это слышать, — сказала Джастин. — Сомневаюсь, что это бы вписалось в твой образ распутного злодея.

— Это уж точно.

Он подумал, стоит ли ей повторить, что он вовсе не злодей, но решил, что, судя по ее замечанию, она и сама все понимает. Сбитый с толку облегчением, которое почувствовал, Гриффин поспешил сменить тему.

— Послушай, Джастин, а почему ты так не любишь Сирин? Вы же вместе росли.

Она повернулась и в упор взглянула на мужа.

— Ты имеешь в виду, по каким причинам я не испытываю к ней приязни, за исключением того, что она тщеславна, эгоистична и вероломна?

Гриффин спрятал улыбку.

— Да, за исключением всего этого.

Джастин вздохнула и задумчиво проговорила:

— Это правда, в детстве я много времени проводила в поместье дедушки. Дядя Мэтью и моя тетя тоже жили там, поэтому я росла… в той или иной степени… с кузенами.

— Их было много?

— Две девочки и три мальчика. Я их в общем-то любила, особенно мальчиков. Я не злилась и не жаловалась, как все девочки, любила проводить время на природе, поэтому они меня приняли. Ребекка была меня моложе на восемь лет, то есть я ее почти не знала. Но мне нравилось играть с ней, когда она была совсем крошкой. Она была славная малышка.

Джастин замолчала, вспоминая.

— А как же Сирин? — напомнил Гриффин.

— Сирин старше меня на два года. Она любимица дяди, — сказала Джастин и поморщилась. — Она ревновала отца и устраивала жуткие истерики, если замечала его знаки внимания, проявленные не к ней, а ко мне. А я была любимицей деда, и за это она возненавидела меня еще сильнее. С дедом она так и не нашла общего языка. О да, она могла быть милой и сладкой словно мед, если старалась, и всегда умела обводить дядю вокруг пальца. Возможно, это у нее так хорошо получалось еще и потому, что она очень похожа на свою мать. Дядя Мэтью был уничтожен, когда умерла тетя Сара. Сирин всегда напоминала и напоминает ему о чудесной женщине, которую он любил.

Гриффин был пленен ее рассказом. Он рос единственным ребенком, имея единственного родственника — строгого и сурового двоюродного дедушку, и не мог себе представить жизнь в большой семье.

— Если я правильно понял, девичьи чары Сирин на твоего деда не повлияли?

— Нет. Она ужасно злилась, поскольку желала манипулировать им тоже.

— И она, конечно, винила в этом тебя, — констатировал Гриффин, начиная сожалеть, что позволил себе переброситься парой слов с этой женщиной. — В чем же это выражалось?

— Ты имеешь в виду, кроме дерганья меня за волосы и придумывания обидных прозвищ? — спросила она.

— Да. — Пусть ей неприятно об этом вспоминать, но он должен знать как можно больше о своей жене. Джастин понурилась.

— Она шлепала меня и щипала, когда никто не видел, причем умела делать это так, чтобы не оставлять следов. Сирин умна и знала, что я не стану ябедничать.

Гриффин выругался, и Джастин удивленно вгляделась в лицо мужа.

— Ведьма, — пробормотал он. — Думаю, мне стоит поболтать с кузиной Сирин.

— Я ценю твое желание, — хохотнула она, — но мстить за меня не надо. Со временем я научилась весьма эффективно защищаться. Когда мне было тринадцать, я столкнула ее с террасы в розовый куст. Результат был восхитительным, поскольку в тот день на кузине было ее любимое платье.

Злость Гриффина прошла, и он улыбнулся.

— Могу себе представить. Но разве маленькая глупышка не побежала жаловаться отцу?

Джастин самодовольно хмыкнула.

— Пожаловалась, конечно. И деду тоже. Но ей никто не поверил. Они считали, что я слишком тихая и воспитанная девочка, чтобы так себя вести. Дедушка настоял, чтобы Сирин отправили спать без ужина за ложь и за то, что она порвала новое платье.

Гриффин засмеялся.

— Прекрасно. Но все-таки мне кажется, что твоя кузина не из тех людей, которые легко сдаются. Почему ты не рассказала отцу или дедушке, как она с тобой обращается?

Джастин молча теребила перчатки до тех пор, пока Гриффин не накрыл ее руки своими.

— Почему, Джастин?

— Не хотела, — буркнула она. — Мне казалось, что если я кому-нибудь скажу, папа выступит на мою защиту и устроит большой шум. Я боялась, что он больше не станет отправлять меня на лето в Кертис-корт, а мне там очень нравилось. Все, кроме Сирин, конечно.

— Понимаю, — медленно проговорил он. Им овладела незнакомая эмоция — сочувствие. Он представлял себе Джастин ребенком — рыжеволосая, усыпанная веселыми веснушками малышка, которая всем своим маленьким сердечком желает жить нормально. Он, Гриффин, тоже хотел бы этого, если бы тогда, в далеком детстве, мог такое вообразить.

Она повернулась к нему всем телом, смяв свой бархатный плащ, но даже не заметив этого.

— Ты не должен меня жалеть, — сказала она. — Я была очень счастлива в детстве — у меня была семья. Я вовсе не была несчастной, не думай.

Гриффин взял ее затянутые в перчатки руки, поднес к губам и поцеловал мягкую кожу.

— А мне кажется, что ты была несчастной, по крайней мере, иногда, и, возможно, одинокой.

Ее дыхание участилось, и его сердце тоже забилось чаще. Почему-то чем ближе он узнавал ее, тем сильнее становились владевшие им эмоции, сливавшиеся в одно всепоглощающее желание — раздеть ее, уложить в постель, накрыть своим телом, заставить кричать от страсти.

— Возможно, чуть-чуть, — тихо сказала она. — Иногда.

Он нежно погладил ее по щеке.

— Моя девочка, ты больше никогда не будешь чувствовать себя одинокой.

Не желая анализировать истинное значение своих слов, Гриффин поцеловал ее.

Когда губы Гриффина накрыли ее рот, Джастин поняла, что можно до безумия злиться на мужчину, а уже в следующий момент простить ему все. Ей стало ясно еще многое. Гриффин объяснил ей свое поведение за ужином, и оказалось, что в нем не было ничего для нее обидного. Его обольстительные манеры были частью его существа, такой же неотъемлемой, как дыхание. Это была бессознательная инстинктивная реакция на повышенное внимание женщин, которое он вызвал уже в тот момент, когда вошел в комнату. Требовать, чтобы он действовал вопреки своей сущности, все равно что настаивать, чтобы реки потекли вспять, а прилив перестал заливать морской берег.

Неуверенные попытки Джастин понять мужа растаяли без следа под натиском его теплых губ. Ей следовало принять решение — ответить мужчине или оттолкнуть его. Умом она понимала, что должна немедленно отстраниться, но неожиданно тело отказалось подчиняться. Словно со стороны она наблюдала, как ее рука медленно поднимается и ложится на его плечо, а губы раскрываются, впуская его язык.

Почувствовав во рту вкус бренди и безумного желания, Джастин прекратила сопротивление. С негромким стоном — боже, ей нужны были эти сильные объятия рук — она чуть откинула голову и отдалась неизведанным ощущениям.

Тело Гриффина стало твердым словно железо, но поцелуй оставался мягким и нежным. Соблазнительная игра губ и языков шаг за шагом уводила ее прочь от желания сопротивляться.

Вцепившись пальцами в грубую ткань его плаща, Джастин открыла рот шире. Шелковое тепло его языка заставило ее задрожать от наслаждения. Гриффин дразнил ее, исследуя языком то глубины ее рта, то губы. Когда он слегка прикусил ее нижнюю губу и стал ее посасывать, Джастин вздрогнула. Она ощутила жар в потайных местечках своего тела, и ей захотелось почувствовать там его руки.

Потрясенная этим желанием — у леди не должно возникать подобных мыслей, — она широко открыла глаза и поняла, что совершенно не помнит, когда их закрыла. Джастин заглянула в глаза мужа и увидела в них темный всепоглощающий жар, заставивший ее кровь вскипеть. Она вспомнила свои ощущения, когда Гриффин поцеловал ее накануне. Тогда все ее тело омыла теплая волна, словно оно погрузилось в горячую ванну. В тот раз она решила, что всему виной нервы.

Теперь она знала, что это не так.

— Тебе это понравилось, Джастин? — спросил он, и от легкой хрипотцы в его голосе она задрожала. — Или я испугал тебя?

Лицо Гриффина было совсем рядом с ее лицом, но он не целовал ее — хотя она, что греха таить, на это надеялась. Он ждал ответа. Но ведь ответ был очевидным. Она не противилась его ласкам и вслух не возражала. Этот мужчина или до крайности туп… или действительно хочет услышать ее ответ.

Джастин мысленно поморщилась, не желая отвечать. Ведь, ответив, она возьмет на себя долю ответственности за происходящее. Какая-то часть ее существа желала, чтобы этот чертов экипаж наконец подъехал к дому. Гриффин, должно быть, велел кучеру ехать самой длинной дорогой, отобрав у нее возможность спрятаться в своей спальне. Но это же трусость. Муж обещал, что не станет ничего делать вопреки ее воле, тем самым вручив ей и решение, и ответственность.

— Ты, должно быть, не так хорошо понимаешь женщин, как думаешь, — с легким сарказмом заметила она. — Если бы мне это не понравилось, я бы не стала скрывать.

Его тело затряслось от сдерживаемого смеха, но тон был извиняющимся.

— Прости, дорогая. Ты оказываешь на меня весьма необычное влияние. Я чувствую себя моряком в неизведанных водах. Возможно, потому что у меня никогда раньше не было жены.

Джастин положила руку на грудь мужа и сразу почувствовала, как сильно бьется его сердце. Даже сквозь ткань его тело согревало.

— Это правда насчет неизведанных вод? — заинтересовалась она.

Его рука накрыла ее руку.

— Правда, Джастин. Ты не похожа на женщин, которых я знал прежде. — Уголки его губ дрогнули в слабой усмешке. — По правде говоря, я понятия не имею, что с тобой делать.

Робкое, но искреннее тепло в его голосе проникло к той части ее сердца, которую она давно и твердо держала под замком. Прикосновение было очень легким, но она почувствовала его всем своим существом. Оно пробудило к жизни смутные желания, которые она всегда считала не важными. Эмоции пробуждались, словно ручей, который возвращается к жизни весной, когда зима начинает ослаблять свою ледяную хватку.

— Ну, ты можешь, к примеру, еще поцеловать меня, — предложила Джастин. — Посмотрим, что получится.

Гриффин издал хриплый смешок и снова накрыл губами ее рот. На этот раз он явно не испытывал никаких сомнений. Он налетел на нее словно ураган, его рот был жадным и требовательным, терзая ее и даря восхитительные ощущения.