— Счастливого Рождества, миссис Царелли, — говорит Трейси. — Мы со Стефани испекли печенье.

— Это очень мило, девочки. Входите.

— Извините за беспокойство, миссис Царелли, но я хочу извиниться за то, что, хм, меня вырвало на встрече выпускников. — Между прочим, Стефани бросается извиняться, даже не переступив порог, поэтому могу сказать, что она нервничала из-за этого и репетировала речь, возможно, под руководством Трейси. Стефани смотрит в пол, когда говорит, а кончики ее ушей становятся такими же красными, как ее волосы. — И еще я прошу прощения за то, что втянула Роуз в эту ситуацию. Я сильно переживаю из-за этого. Я имею в виду, мы с Роуз поговорили, но я просто хочу, чтобы… вы знали.

— Спасибо, Стефани. Надеюсь, ты усвоила урок насчет выпивки?

— Мам, сейчас Рождество — прекрати лекции, — говорит Питер, поднимаясь с пола. При виде Питера Трейси начинает сиять ярче, чем новогодняя елка Парсонсов, которая светит на всю улицу, как маяк, через окно их гостиной, заставляя нашу елку стыдиться. — Трейс, поздравляю с дебютом на YouTube, — говорит он, обнимая ее. Трейси краснеет как ненормальная, но выглядит скорее возбужденной, чем униженной, а это меня несколько беспокоит.

— Это было классно, — говорит Стефани, всегда готовая поддержать подругу, наматывая на палец прядь своих рыжих волос. — Знаете, Трейси правда может танцевать.

— Трейси, ты выложила свое видео на YouTube? — с недоумением спрашивает мама.

— Эм, ну…

— Какое печенье вы принесли? — прерываю я.

Трейси смотрит на меня с благодарностью и снимает фольгу, открывая тарелки, наполненные имбирным и сливочным печеньем, печеньем с шоколадной крошкой, инжиром и шоколадными кексами в форме новогодних тросточек.

— Ого, да вы вообще без тормозов, — говорит Питер.

Трейси ухмыляется:

— Мы весь день пекли.

— Роуз, мы приготовили твои любимые, — говорит Стефани, показывая на печенье с шоколадной крошкой.

— Моя мама спрашивает, не хотели бы вы пообедать у нас, — говорит Трейси, глядя на Питера. Более того, она добавляет: — Все трое, — на случай, если мы подумаем, что приглашен только Питер. А это, судя по тому, как она на него смотрит, и есть оптимальный для нее вариант.

Я бы отдала что угодно, чтобы пойти к Трейси на праздничный обед, но думаю, что моей маме сегодня и так уже досталось, и мы никуда не пойдем.

— Нет, Трейси, мы бы не хотели мешаться. И мы тоже сейчас будем обедать. Но спасибо за приятное приглашение, и пожалуйста, поблагодари свою маму.

Мама забирает у них тарелки. Когда она протягивает их Питеру и просит его отнести тарелки на кухню, Трейси наклоняется и шепчет:

— Ты уже ему рассказала?

— Я пойду их провожу, — говорю я настолько беспечно, насколько могу.

— Две минуты, — я удостаиваюсь строгого взгляда.

Видимо, она рада изменить правила моего наказания, если я напишу письмо Роберта, но не если это касается разговора с моими подругами. Интересно.

Я беру свой пуховик, когда Питер возвращается из кухни. Трейси специально затягивает прощание с ним, награждая его очень особенными, длительными объятиями. Я закатываю глаза, а Стефани хихикает над тем, как Питеру приходится отрывать руки Трейси от своей шеи и убеждать ее, что он, конечно же, зайдет к ней домой поздороваться, прежде чем вернется в школу. Наконец мы втроем выходим на заснеженную улицу.

— Ну? — спрашивает Трейси. — Ты рассказала ему?

— Нет.

— Ты должна. Питер может помощь тебе разобраться что делать.

— Здесь нечего делать, Трейс. Мне просто нужно переждать. Может быть, миссис Чен права — все успокоится после каникул.

— А если нет? А если кличка «Сучка 911» приклеится к тебе до окончания школы?

Я много думала об этом за последние несколько дней, но постоянно прихожу к одному и тому же выводу: если я выдам Регину, нет сомнений, что она будет мстить. И, возможно, это будет намного хуже, чем просто лак для ногтей на моем шкафчике. Там будет и изменение моего лица, и вышвыривание Трейси из команды чирлидеров, и убеждение в том, что я никогда больше не посмотрю на Джейми — не обязательно именно в таком порядке.

— Как думаешь, кто сделал это, Роуз? — спрашивает Стефани.

— Понятия не имею, — лгу я. — Так что вам подарили на Рождество? — спрашиваю я, надеясь отвлечь их хотя бы на минуту или две.

— Мэтт подарил мне эти серьги, — отвечает Трейси, поднимая волосы, чтобы я посмотрела. Серьги и правда, очень симпатичные. Пытаюсь скрыть свое удивление, стараясь не обращать внимание на картинку в моей голове — Мэтт покупает подарок для Трейси и для Лены в одном и том же магазине, ведь ему слишком лень ходить в разные места.

— А это мне Майк подарил, — сияет Стефани, показывая гигантский пластиковый браслет, который Трейси ни за что бы не надела. К ее чести, она не отпускает колкости о нем, а лишь одобрительно кивает, когда Стефани демонстрирует его, возможно, уже в миллионный раз. — У тебя хорошие подарки, Роуз?

— Обычные. То есть, все хорошее», — говорю я, стараясь не казаться неблагодарной. — Питер подарил iPod Touch.

— Ему надо было подарить тебе iPhone, чтобы ты жила в XXI веке, как все остальные. Я поговорю с ним об этом, — говорит Трейси, как будто Питер на регулярной основе обращается к ней за советами по выбору подарков.

— Так, мм, как вы все сегодня? — спрашивает Стефани, шаркая ногой взад и вперед по грязному ледяному гребню на снежной тропинке.

— Все почти прошло.

— Честно говоря, Роуз, и ты, и твоя мама, и Питер — все выглядят немного несчастными, — говорит Трейси. — Хотя могу сказать, что Питер старается так не выглядеть.

— Это просто… тяжело, — говорю я. Это не то, что я думаю, но я знаю, что люди обычно так говорят. Клише полезны в ситуациях вроде этой, не только для тех, кто приносит соболезнования, но и для тех, кто их принимает. Но если все клише уже использованы, большинство людей понятия не имеют, что сказать, чтобы другим стало лучше. И я не могу их винить — даже я не знаю, что сказать, чтобы мне стало лучше.

Мы стоим в неловком молчании, к которому я уже привыкла с этого лета. Хотя тот факт, что это происходит с моими лучшими подругами, сразу повышает уровень неловкости на несколько ступеней.

— Мне нужно идти. Мои две минуты истекли, — говорю я.

— Роуз, мне правда жаль, что у тебя проблемы из-за меня, — бормочет Стефани, потирая левой ногой правую лодыжку, как будто она чешется.

— Я знаю, Стеф, все нормально. В любом случае, это не имеет значения.

— Знаешь, люди могут злиться на тебя, но ты оказалась сильной и сделала то, что сделала, — говорит Стефани. — Думаю, твой папа гордился бы тобой за то, что ты позаботилась обо мне.

Одно из качеств, которое я обожаю в Стефани — если что-то, вроде того, что она сейчас сказала, приходит ей в голову, она произносит это вслух. В некоторых вещах она стеснительная, но если думает, что кто-то должен что-то услышать, она это скажет, как бы страшно ей не было.

Но это не значит, что я знаю, как реагировать. И если честно, я даже не знаю, правду ли она сказала. Поэтому я просто прощаюсь и иду к дому, обдумывая, не повела ли я себя грубо. Останавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы сказать что-нибудь еще, может, что-то смешное, но ничего не приходит в голову. Я просто наблюдаю за ними — держатся за руки, подскальзываются и вместе катятся по ледяной улице — а снежинки мягко опускаются на мое лицо.

* * *

— Какое твое последнее счастливое воспоминание перед тем, как умер отец?

Питер думает об этом и вытирает насухо посуду, я соскребаю жир с кастрюли и поливаю горячее жаркое.

— Мой выпускной вечер, — он ставит посуду в шкаф.

— Было весело, — говорю я и чувствую себя предательницей, прощая ему выбор воспоминания, в котором нет папы, когда я, конечно же, выискивала то, где он был.

Мы оба молчим, думая о том дне. Меньше чем через двенадцать часов все разрушилось. Мы все еще не вставали, когда зазвонил телефон. Питер узнал, что случилось что-то плохое, раньше, чем я — его комната ближе к маминой, и он мог слышать ее через стену. Она повесила трубку и начала стучать в двери наших комнат. Мы вышли в коридор, и она сказала: «Там был взрыв». Ей не пришлось ничего больше объяснять.

— Ну, а после того, как он умер? — спрашивает Питер. Я готова посмеяться над мыслью о том, что теперь что-то способно меня осчастливить, а потом вспоминаю, как мы сидели в машине с Джейми на встрече выпускников. Я все еще не уверена, что хочу рассказывать об этом Питеру, но у меня, должно быть, странное выражение лица, потому что он спрашивает: — Это как-то связано с Робертом и этим ожерельем?

— Нет. Роберт меня достал, — говорю я, протягивая ему вымытую мокрую кастрюлю.

— Ты ему до сих пор нравишься?

— Да.

— Но он тебе не нравится.

— Не так.

— Кто тебе нравится? — спрашивает он этим раздражительно взрослым тоном, который использует слишком много раз за этот праздник, на мой взгляд.

— Говоришь, будто ты старый, — говорю я ему, надеясь сменить тему. — Взрослый или что-то такое. Не нравится мне это.

— Что-то происходит с тобой. Что это?

Со мной все что угодно происходит. С чего начать?

— Ну, смотри. Моя новая кличка — «Сучка 911», как гласит граффити по всей школе.

Питер прекращает вытирать посуду и смотрит на меня:

— Серьезно?

— Да.

— А ты знаешь, кто сделал это?

— Да.

— Кто?

— Обещаешь, что никому не расскажешь? Никогда?

— Хорошо.

— Регина. Деладдо.

— Из-за того, что случилось на празднике?

— Нет, это дало ей повод преследовать меня.

Питер опускает кастрюлю и полотенце на стол, наклоняется ко мне и смотрит в упор. — Так какие у нее проблемы?

Должна ли я последовать совету Трейси и рассказать Питеру? Возможно, он может помочь мне. Или глупо думать, что кто-то может помочь мне с этим?

— Она думает, что между мной и Джейми что-то происходит.

— Черт. Это моя вина. Прости. Я не подумал об этом, когда просил его…

— Это не твоя вина. Она права. Что-то происходит. Я просто не знаю что.

Питер на секунду замолкает:

— Что? Джейми? Роуз, он слишком… — он замолкает, понимая, что я снова скажу, что он говорит как раздраженный взрослый.

— Не совсем так. В смысле, мы один раз поцеловались, — говорю я, ожидая его реакции. Его брови почти касаются волос. — Но Регина думает, что между нами больше, чем это, и она сказала мне держаться от него подальше, иначе она надерет мне задницу и выяснит, как выгнать Трейси из черлиденга. И если Трейси вылетит из этой глупой команды из-за меня, она никогда со мной снова не заговорит.

— Ты… в Джейми? Я имею в виду, это больше, чем просто увлечение?

Не знаю, стоит ли на это отвечать. Я понимаю, что он не должен мне нравиться — он старше, он не вписывается ни в одну категорию, он встречается с Региной — но очевидно, что он мне нравится. Хотя неважно, нравится ли он мне, потому что этот поцелуй вполне мог быть просто огромной счастливой случайностью.

— Он просто пытается быть со мной милым, потому что ты его попросил.

— Я чертовски уверен, что не просил его, тебя целовать, Роуз.

Я не могу ничего поделать с улыбкой, которая появляется на моем лице.

Он пристально смотрит на меня около минуты.

— Что бы ни происходило, теперь это со мной никак не связано, будь уверена. — Он снова берет кастрюлю. — Знаешь, папа прибил бы этого долбаного придурка. Он был там, когда Форту выгнали из хоккейной команды за то, что он ударил Энтони Паррина. Папа знал, какой свиньей может быть Джейми.

— Думаю, нам не стоит больше заботиться о том, чего бы хотел папа, — тихо говорю я. Молчание Питера говорит о том, что 1:0 в мою пользу — знаю, что он не собирается это признавать. — Может, папа хотел бы, чтобы я была с тем, кто сможет наставлять меня на путь истинный. Я имею в виду, ты, поэтому попросил его быть моим сторожевым псом или еще кем?

— Наверно. Но если бы я этого не сделал, Регина Деладдо сейчас не глумилась бы над тобой.

Возможно. Но если бы он не просил Джейми за мной присмотреть, Джейми никогда бы не поцеловал меня на встрече выпускников. А, как мы только что установили, это было единственным хорошим событием, которое случилось за последние шесть месяцев.

— Слушай, если Форта сделает что-нибудь… ну, я имею в виду, что-нибудь…

Я закрываю бегущую воду и останавливаю его жестом:

— Перестань пытаться быть папой, Питер.