Все, что она могла — это уткнуться лицом в его мягкую белую рубашку и тесно прижаться к сильному упругому телу.

— Ты будешь жить, — уверенно сказал он. — Ты не покинешь меня. Я тебя не отпущу.

Она слышала эти слова прежде, и в глубине души знала, что ее обнимает Этан Уинслоу. Именно он поцеловал ее и не дал умереть.

— Я буду жить, — согласилась она тихим, похожим на шелест увядшей травы, голосом. Усталость накрыла ее с головой, унося с собой последний всплеск сознания. — Я тебя не покину.

Темнота окутала ее теплым шелковым покрывалом.


Этан уложил хрупкое тело Меган на кровать. Он не стал зажигать свечей. Он и без них прекрасно все видел. Ее перестал бить озноб, жар уменьшился, температура упала. Так было и раньше, но потом горячка возвращалась. На этот раз он почему-то был уверен, что дело пошло на лад: кризис миновал. Несмотря ни на что, она справилась с недугом.

Я тебя не покину, сказала Меган. Она произнесла эти слова больная, в бреду, и из чувства благодарности. И совершенно не ведая, кому их говорит. Она не могла знать, что он собирается заставить ее сдержать свое слово.

Никто прежде не говорил ему этих слов. Да он и не стремился их услышать. В возрасте семи лет он, наконец, смирился с тем, что мать старается как можно реже смотреть на его лицо.

Но сейчас он принял их без колебания. Он вцепился в них как утопающий хватается за соломинку. Никто не отберет у него Мег Кэри.

На долю секунды Этан задумался, не переступил ли он на этот раз заветную черту. Может, горожане были правы, и долгие годы одиночества свели его с ума. Хватило одного взгляда на эту женщину, чтобы он рискнул всем, что у него было, лишь бы удержать ее возле себя.

Ведь он даже ее не знал, почти не разговаривал с ней. К тому же она не была ослепительной красавицей, чтобы сходить по ней с ума. Почему же тогда он не мог отойти от нее ни на шаг? А при мысли, что она может навсегда покинуть его дом, сердце Этана сжималось от тоски.

Это было какое-то наваждение, но с ним нужно было смириться. Он хотел Мег Кэри так, как никого никогда не хотел за всю свою жизнь. И потом, он не был таким уж благородным, чтобы поступаться своими желаниями, он просто не был готов к самопожертвованию. Она была ему нужна, как воздух, и он ее получит. Она покинет его дом только тогда, когда он сам ее отпустит.

Этан услышал в коридоре тяжелые шаги Сальваторе. Он знал, что его старый друг не одобряет его поведения и решил, что нужно с ним поговорить и все объяснить. Но как рассказать о том, чего он сам не может понять?

— Ну как она? — спросил Сальваторе. Он подошел к кровати и посмотрел на лежавшую там бледную фигуру.

Сел не мог видеть ночью так же хорошо, как Этан. Тем не менее тот наклонился и подтянул одеяло под самый подбородок Мег. Он не хотел, чтобы кто-то еще смотрел на нее, даже если вокруг было темно, хоть глаз выколи.

— Ей лучше. Думаю, лихорадка пошла на убыль.

— Этан…

— Даже не начинай, Селли. Я ничего не хочу слышать.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? Как рискуешь?

— Да.

— Тогда и говорить не о чем.

— Ты прав, — согласился Этан, глядя на полуоткрытые губы Меган. Они слегка припухли от его поцелуя. Он даже не думал, что целовал ее так крепко.

— Сделай мне одолжение, Сел, — задумчиво сказал он.

— Все, что угодно.

— Купи жевательной резинки.


Мег не знала, сколько часов, дней или недель прошло, когда она, наконец, открыла глаза. Комнату заливал солнечный свет, и она была совершенно одна. Во всяком случае, так ей показалось.

— Ты выглядишь намного лучше, — сказал женский голос, и это было так неожиданно, что Меган от удивления чуть не подпрыгнула на месте. К ее кровати подошла женщина средних лет. Она была пухленькой, очень симпатичной и прямо-таки лучилась добродушием и теплым материнским теплом. — Док Бейли говорил, что ты должна вот-вот прийти в себя, но с тех пор, казалось, прошли века. Как самочувствие?

Меган на минуту задумалась, прислушиваясь к своему организму. Сильное жжение в груди сменилось слабой болью, все косточки ломило, голова гудела.

— Ужасное, — сказала она охрипшим голосом. — Но по сравнению с тем, что было…

Женщина улыбнулась.

— Вот и хорошо. Я позвоню Сальваторе и попрошу принести тебе бульону. Док сказал, что если тебе захочется, ты можешь поесть.

— Кто вы?

— Разве я не представилась? Меня зовут Рут Уилкинс. Меня пригласили ухаживать за тобой, пока ты не выздоровеешь.

— Где он?

— Кто?

— Мужчина, который здесь был?

Рут задумчиво нахмурила брови.

— Док Бейли? Сальваторе?

— Нет, другой.

Мег вдруг показалось, что Рут взглянула на нее с опаской.

— Ты имеешь в виду мистера Уинслоу? — осторожно спросила она. — Он сюда не заходил.

Мег задумчиво покачала головой.

— Я спрашивала не о нем, а о темном мужчине.

Выражение лица Рут стало совершенно непроницаемым.

— Наверное, это тебе привиделось в горячечном бреду, милочка. Здесь были только Сальваторе и Док Бейли, который навещал тебя два раза. Больше здесь никто не живет. Я же прихожу сюда только днем, чтобы заботится о твоих нуждах…

— А что вы знаете о старике?

Судя по всему, этот разговор начал действовать Рут на нервы.

— Здесь нет никаких стариков.

— А садовник?

— Хватит об этом, — решительно сказала Рут и сунула в рот Меган термометр. — Это все привиделось тебе в горячке. Поверь мне, здесь нет никаких темных мужчин и стариков, шатающихся по саду. Только Уинслоу и Сальваторе. Теперь ложись и отдыхай, а я принесу тебе поесть. У тебя пять дней не было крошки во рту.

Термометр выпал у Мег изо рта, скатился с кровати и разбился о каменный пол.

— Пять дней?! Я проболела пять дней? Какое сегодня число?

— Четверг, 28 апреля. А что случилось?

Три дня назад ее самолет вылетел из Нью-Йорка в Париж. Без нее!

— Неважно, — промямлила Мег.

— Вот и хорошо, — энергично сказала Рут. — Все могло обернуться гораздо хуже. Считай, что тебе повезло. Ближайшая больница находится в девяносто милях отсюда, да и обслуживание там никудышнее. А здесь все условия, есть кому за тобой приглянуть, как следует…

— Это вы за мной ухаживали? — спросила Мег, положив голову на подушку. Она уже знала ответ. Эта женщина не вышагивала бы по темной комнате, наполняя ее энергией и остоумной болтовней.

Надо отдать ей должное, Рут не стала лгать.

— Только с недавнего времени, когда ты уже пошла на поправку. Давай примем лекарство, и я принесу тебе перекусить. — Она достала бутылочку ярко-розового лекарства, налила половину в стакан и вручила Мег. — Выпей все до дна, милочка. Может, это зелье и напоминает на вкус леденцы, но оно спасло тебе жизнь.

— Жевательная резинка, — прошептала Мег.

— Что ты сказала?

— У лекарства вкус жевательной резинки.

Теперь она все вспомнила. У его поцелуя был вкус лекарства. Он прижимал ее к себе, чтобы согреть, когда ее морозило. Он обтирал ее прохладной губкой, чтобы унять лихорадочный жар, сжигавший ее тело.

— Когда вы вернетесь, вам придется ответить на несколько вопросов.

Рут задержалась у двери.

— Не думаю.

— Почему?

— Потому что я ничего не знаю. Мне неизвестно, почему ты здесь находишься и сколько еще пробудешь.

— Я спрашиваю не о себе, а о нем.

— Никто не обсуждает Этана Уинслоу.

— Но почему?

Рут замялась.

— Это не принято, вот почему. Многие люди его боятся, поэтому не хотят о нем сплетничать.

— Я думаю, вы не из их числа. Вы его не боитесь, — с внезапной уверенностью сказала Мег.

— Зато я его уважаю. Он и так в жизни натерпелся, хватит с него. Все, что у него осталось, это его личная жизнь, и я не собираюсь совать в нее свой нос.

— Мне бы тоже хотелось не вмешиваться в его личную жизнь. Я хочу отсюда выбраться и вернуться домой.

Слова жалобы сорвались с ее губ автоматически, она сказала их по привычке, не задумываясь. Отчего же она вдруг почувствовала себя предательницей? Почему она засомневалась в своих желаниях?

Но это не имело значения, поскольку Рут Уилкинс не собиралась способствовать ее побегу.

— Извини, но я ничем не могу помочь. Наберись терпения, милая. Он никогда не причинит тебе вреда, поверь мне.

— Вы даже не знаете, почему я здесь нахожусь. Почему он держит меня заложницей.

— Видимо, на то есть причины. Я полностью ему доверяю.

— Вы знаете его настолько хорошо? А я думала, он старается держаться подальше от жителей городка.

Пухлые щеки Рут покрылись нежным румянцем.

— Да, я хорошо его знаю, — коротко сказала она и вышла из комнаты.

Мег сидела в кровати и прислушивалась к шагам Рут, спускавшейся по каменной лестнице. Ее снова бросило в жар, но он не имел ничего общего с болезнью.

Безумие какое-то, сказала она себе. Она представила, как пухлая добродушная Рут занимается любовью… нет, занимается сексом с чудовищем, обитавшем в недрах дома, и ее чуть не стошнило. А ведь Этан Уинслоу дал ей понять, что в его состоянии ему требуется талантливая, умудренная опытом женщина. Почему же думая о его словах, она испытывала не только ужас, но и странное любопытство, а еще, что-то, очень похожее на ревность?

И почему она старалась думать об Этане как о чудовище? Так думали жители городка. Сам Уинслоу отзывался о себе не иначе, как о порождении ночи. А если это была ложь? Меган всегда относилась к окружающим с заботой и вниманием. Она рано лишилась матери, поэтому хорошо понимала человеческую боль и всегда глубоко ей сочувствовала. Если хозяин этого дома имеет отвратительные увечья, разве он в этом виноват? Всю жизнь он сторонился людей, скрывался от общества, что же удивительного в том, что он превратился в опасного нелюдима? Как могла она осудить его так поспешно и бессердечно?

Потому что он хотел расправиться с ее отцом. Потому что держал ее заложницей в своем странном доме. Потому что он был ехидным опасным созданием и хотел причинить ей вред. Он был чудовищем не из-за физического уродства, а потому что имел черную, как ночь, душу.

Внезапно ей припомнился темный незнакомец, который обнимал ее, носил на руках, утешал и целовал.

Господи помилуй, не может быть, чтобы это был один и тот же человек. А если она ошибается?

Глава шестая

Прошло еще три дня, пока Мег не стала себя чувствовать более-менее здоровой. Все это время она лежала в постели, пила маленькими глотками куриный бульон и лимонад, и слушала свой кашель. Рут неустанно суетилась возле нее, Сальваторе тоже заходил время от времени и окидывал ее нарочито сердитым взглядом. Днем она читала романы Стивена Кинга, а по ночам ей снились кошмары. И все это время она не видела ни темного незнакомца, ни Этана Уинслоу. Даже странный дедок из сада — и тот позабыл о ее существовании. Еще немного, подумала Мег на закате третьего дня, и я тронусь умом.

Ее устроили в другой комнате, где-то на нижних уровнях дома. В помещении горели масляные лампы, что было заметным прогрессом по сравнению со свечами в ее прежней комнате. Обстановка в ее новой спальне была выдержана в уютном викторианском стиле, с широкими окнами, которые пропускали тусклый дневной свет. Вся ее одежда, вплоть до нижнего белья исчезла. Теперь на ней красовалась широкая белая ночная рубашка, принадлежавшая, по всей видимости, прабабушке Этана Уинслоу. Это было неважно, потому что от времени тонкий хлопок вытерся и стал нежнее пуха. Кроме того, ткань от времени стала почти прозрачной, и ничего не могла бы скрыть, вздумай Меган бродить по комнате. К счастью, девушка так ослабла, что с трудом добиралась до ванной комнаты.

Тяжелее всего приходилось ночью. Почти весь день она спала — таким образом изможденный болезнью организм реагировал на изменения привычного распорядка дня. Зато среди ночи она просыпалась одна-одинешенька на огромной кровати в пышно убранной спальне, и компанию ей мог составить только Стивен Кинг.

Мег разбудил собственный крик. Снаружи лил дождь, казалось, он не прекращался целую вечность. Незашторенные окна не пропускали никакого света. Масляные лампы погасли, оставив ее в кромешной тьме, она начала лихорадочно нащупывать спички на прикроватном столике, чтобы зажечь стоявшую возле нее старую лампу.

Ее рука наткнулась на стекло, оно упало и разбилось, наполнив комнату едким запахом лампового масла. Она застонала от ужаса и вжалась в подушку, когда в черной тьме раздался его бархатный голос.

— Не двигайся.