— Я поняла, спасибо, Шмелик. Я тебя люблю.

— Взаимно. — Лариса открыла дверь. — Заходите, Иван Георгиевич.

Мартов поблагодарил и перешагнул порог кабинета. С первого же взгляда на Литу ему все стало ясно. Он сощурил глаза, выругавшись про себя.

— Добрый вечер, Иван, — сказала Лита, жестом приглашая его присесть напротив. — Лариса Алексеевна, принесите нам по чашке кофе с бутербродами, пожалуйста.

— Хорошо. — Шмелева быстро закрыла за собой дверь.

— Здравствуй, — тихо ответил Иван, продолжая пристально смотреть на сидевшую перед ним женщину. Она изо всех сил пыталась держаться, как обычно, но подрагивающие губы и горькая складка возле рта вместо обворожительной улыбки лучше слов все объяснили. — Я так рад тебя видеть.

— И я тебя.

— Если мы говорим друг другу «ты», значит, все не было сном, — радостно выдохнул Иван. Потом протянул руку и раскрыл ладонь, ожидая, что Лита вложит в нее свою. Она так и сделала, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу.

— Она сказала страшные вещи, — безо всякого вступления прошептала Лита. В этот момент зашла Лариса с подносом. Выставила на стол кофе, тарелку с бутербродами и салфетками. Лита потихоньку освободила руку. — Спасибо, Лариса, можешь быть свободна. Мы с Сашей закроем офис.

— До свидания, — сказала Лариса.

— Всего доброго, — приподнялся Мартов.

— Итак, давай перекусим. Обычно, когда я нервничаю, то не могу проглотить и кусочка. Но я хочу заставить себя забыть о Тарасовой и буду есть! — Лита взяла с тарелки бутерброд с сыром и откусила. Она сделала это с вызовом, чем вызвала улыбку у Ивана. Он вовремя спохватился и тоже принялся за бутерброд с ветчиной. Аромат кофе придал кабинету какое-то сходство с домашней обстановкой. Здесь и вправду было очень уютно.

— Я не стану допытываться, что она говорила, — сказал Мартов, отпивая кофе. — Мне тоже мимоходом досталось. Но я научился пропускать мимо колкости людей, мнением которых я пренебрегаю. Отец всегда учил меня слушать свой внутренний голос.

— Что же он говорит сейчас? — поинтересовалась Лита.

— Он шепчет, что завтра я улетаю.

Мартова перестала жевать и, с трудом проглотив кусочек сыра, положила остатки бутерброда на свое блюдце. Она еще вчера знала, что во вторник Иван сядет на самолет и умчится в свою Америку, но только сейчас прочувствовала, что не может этого представить.

Как все переплелось: визит Тарасовой, приход Ивана. В один клубок наматывается то, что, казалось, не имеет отношения одно к другому. Она только что рыдала от обиды, боли за свое чувство к Георгию. Существовал только он и его тайны, которые по-своему преподнесла Тарасова. А прошло несколько минут, и Лита теперь готова кричать от бессилия, что не сможет остановить Ивана. Как это уживается в ней? Что за ерунда? Лита посмотрела на Ивана: тот крутил в руках пачку сигарет.

— Кури, пожалуйста, — пододвигая ему пепельницу, сказала Мартова. Она следила за тем, как он не спеша достает сигарету, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается. Он так красиво делал это.

— Я приехал пригласить тебя на прощальный ужин.

— Где он должен состояться?

— Выбор за тобой.

Лита задумалась. Ей не хотелось сидеть в роскошном ресторане в окружении разукрашенных, расфуфыренных женщин и подвыпивших мужчин.

— Ты с машиной? — вдруг спросила она.

— Нет.

— Замечательно, тогда поедем на моей. Поехали к моим родителям. У них всегда в морозилке несколько десятков пельменей, а мы что-нибудь добавим к этому. Идет?

— Они правильно нас поймут?

— А что они должны понять? — вопросом на вопрос ответила Лита. — Дочка приехала проведать родителей и познакомила их со своим близким родственником. Мой дом открыт для тебя, неужели это не очевидно? Я не буду настаивать, но, думаю, ты не пожалеешь. У меня современные, очень компанейские предки, как это говорят теперь.

— Я готов, — коротко ответил Мартов.

— Замечательно. Сейчас я позвоню Елене Васильевне, предупрежу, что задержусь.

Выйдя из кабинета, Лита подошла к поднявшемуся ей навстречу Саше.

— Сашенька, закрой офис, все проверь и на сегодня ты свободен.

— Понял. До завтра. — Саша пожал руку Мартову и посмотрел вслед спускающейся по ступенькам паре. Никого рядом не было, но он добавил, ни к кому не обращаясь. — Неужели я вижу то, что чувствую? Они подходят друг другу, однозначно…

Кира Сергеевна уже в который раз журила дочку, что та не предупредила о приезде, хотя в их холодильнике всегда были дежурные пельмени и апельсиновый сок для Литы и Жорки. Как любая хозяйка, Богданова хотела встретить гостей хлебосольно.

— Ты — мастер на сюрпризы, дочка, — улыбалась Кира Сергеевна, вдыхая нежный аромат оранжевых роз, подаренных Иваном. — Вся в отца. Это с годами не проходит и, оказывается, передается по наследству.

— В этом и весь смысл, — смеялась Лита. Она познакомила Ивана с родителями, и теперь, по традиции, пока женщины колдовали на кухне, мужчины сели за шахматную доску. Владимир Петрович не мог отказать себе в удовольствии сыграть разок с новым партнером.

— Он совсем другой и в то же время похож на Георгия, — сказала Кира Сергеевна, оставшись с Литой наедине. — Видно, что очень воспитанный, умный. Говорит так приятно, заслушаешься.

— Вот я и слушаю, — задумчиво сказала Лита, нарезая огурцы в салат.

— Двусмысленностей не люблю, выкладывай, — помешивая кипящие пельмени, заметила Кира Сергеевна. — Ты не зря привела его к нам.

— Хотела тебе показать, чтоб не по телефону.

— Мне понравился. Мужчина видный. Дальше что?

— А то, что он и мне понравился, — тихо сказала Лита, ожидая, что мама сейчас ахнет, всплеснет руками и потеряет дар речи от неожиданности.

— Я это уже поняла. У тебя глаза стали другие. И ты бы не привела его к нам просто так.

Лита подошла к окну, выглянула. Вид из окна уже перестал быть привычным. Она вспомнила, как два года назад провела в родительском доме самые тяжелые первые дни после смерти Георгия. Двенадцать дней существования словно в параллельном мире, где не было ни этой улицы, ни смеха детей, а только боль, саднящая, лишающая веры в будущее. Казалось, оно не наступит. Оно попросту не нужно, ведь исчез сам смысл жизни.

Сейчас все вспоминалось с меньшей остротой. Хотя боль не утихает. Она приобретает иные формы, напоминает о себе неожиданно и властно. Лита оглянулась на маму. Та привычно готовилась к приему гостей. В ее движениях отточенный годами ритм, ничего лишнего.

— Мама.

— Что, милая?

— Неужели это возможно?

— Конечно, девочка. — Кира Сергеевна вытерла мокрые руки и подошла к дочке. Погладила ее по голове. Они обнялись. Ласковые мамины руки нежно коснулись спины Литы. Закрыв глаза, та полностью погрузилась в ощущения, вернувшие ее в детство. Это большая привилегия — приезжать к родителям и чувствовать, что становишься маленькой девочкой, которую всегда приласкают добрые мамины руки. Кажется, это было и будет всегда. — Ты оживаешь, доченька, и я очень рада этому. Никто не станет показывать на тебя пальцем, если ты решишь устроить свою жизнь. Поверь матери и прислушивайся к своему сердцу. Помни, что в твоих намерениях нет ничего, чего стоит стыдиться.

— Я не узнаю себя. Когда-то мне казалось удивительным, что я могу есть, пить, смеяться без Георгия. Дальше — больше: я прониклась чувством к его сыну. К сыну Георгия, мама!

— Он тоже особенно смотрит на тебя. Думаешь, его не тревожит, что ты была женой его отца?

— Мне кажется, мы не сможем через это переступить, — покачала головой Лита.

— Не расписывайся за двоих, — снимая кастрюлю с пельменями с огня, сказала Кира Сергеевна. — Наш гость без ума от тебя. Главное, чтобы и ты любила Ивана, а не голос и глаза его отца в нем.

Лита вздрогнула и взглянула на мать испуганно. Как тонко она все чувствует. От нее ничего не скроешь, да и зачем? Значит, ее тяга к Ивану может быть желанием вернуться в прошлое. Лита поймала себя на мысли, что ей всегда хочется закрыть глаза и слушать Ивана. Или смотреть в его глаза и молчать, погружаясь в затягивающую, словно вихрь, черноту. Господи, неужели она пытается найти в нем Георгия?

— Помоги мне, Лита. — Кира Сергеевна выложила пельмени в глубокое блюдо, щедро сдобрив их сливочным маслом. Лита закончила приготовление салата. — У тебя готово? Тогда пойдем.

В гостиной мужчины поставили стол на середину комнаты. Владимир Петрович по-хозяйски достал скатерть, приборы. После того, как он выиграл у Ивана, он почувствовал прилив сил. Противник попался не из легких. Но именно это и доставляло наибольшее наслаждение. Богданов заметил, что и Георгий Иванович был силен в шахматах.

— К сожалению, мы с ним не часто играли. Его день был всегда расписан по минутам. Но в редкие часы отдыха, когда мы встречались, он тоже доставлял мне удовольствие игрой.

— Да, отец все любил делать на «пять». Я хоть «четверку» получу? — засмеялся Иван.

— С плюсом, очень большим плюсом.

— Что у вас за арифметика? — спросила Кира Сергеевна, заходя в комнату.

— Считаем рейтинг, — коротко ответил Иван.

— Понятно. Папа выиграл, — улыбаясь, сказала Лита. — Ты как ребенок, ей-богу. Ваня, спасибо, что проиграл.

— Я не поддавался, — переглянувшись с Богдановым, заметил Иван.

— Не умаляйте моей победы, женщины!

— Прости, папа. К столу. — Лита жестом пригласила всех садиться. Кира Сергеевна села рядом с Иваном, Лита — поближе к отцу, но так ей было лучше видно Ивана. Он оказался напротив. Лита не хотела упускать его из виду ни на минуту. В ее голове постоянно возникала мысль, что завтра настанет гораздо быстрее, чем кажется. Оно настанет и умчит Ивана за дальние моря-океаны. Когда они еще встретятся? Может быть — никогда. Вернется человек домой, приступит к работе, уйдет в привычный образ жизни. Через несколько дней станет удивляться тому, что был сентиментальным, попав в город своего детства. Скорее всего, именно так и будет. А она останется со своими заботами, пытаясь забыть о том, что ее сердце было готово трепетать. В конце концов, все уйдет в воспоминания, которые она будет какое-то время воскрешать в памяти.

— О чем задумалась, дочка? — обратился к Лите отец.

— Да так, не подлежит обнародованию.

— Больше двух — мыслить вслух.

— Что ты, папа?! Совсем не стоит этого делать.

— Пошутил я, — улыбнулся Богданов. — «Любви приметы я не забыл, я ей служил в былые леты!» Лучше Баратынского не скажешь.

— Ну, что ты, Володя! — Кира Сергеевна с укором посмотрела на мужа.

Лита покраснела до корней волос, как говорят. Она сидела, едва справляясь с едой. А Владимир Петрович, кажется, и не понял, насколько попал в десятку. Иван тоже застыл с поднятой рюмкой коньяка. Он только собирался сказать тост, но слова Богданова лишили его дара речи. Он почувствовал себя провинившимся мальчиком, которого застали за неподобающим занятием. Иван посмотрел на Литу. Они обменялись улыбками.

— «Язык безмолвствует… одни мечты и грезы, И мука сладкая, и восхищения слезы — И взор впился в твои красы…», — произнес Мартов, многозначительно глядя на Аэлиту.

— Как хорошо, когда в доме читают стихи, — тихо сказала Кира Сергеевна. Она чуть было не добавила, что Георгий Иванович был в этом жанре непревзойденным. На любую мысль он мог ответить рифмой. Но, спохватившись, она решила, что это некстати — вспоминать именно сейчас о нем. Вот как получается: уже некстати. Кира Сергеевна заерзала на стуле, что не укрылось от внимательного взгляда Литы.

— Мама?

— Нет, ничего, милая, — сказала та и решила сменить тему. — Как вам Жорочка, Ваня? Забавный малыш, правда?

— Удивительный. Я привязался к нему. Вообще я — старый холостяк, не обремененный семейными узами. Но, честно говоря, посмотришь на такого малыша и внутри что-то заскребет. И самому захочется такого же своего.

— Ну, такого второго не будет! — засмеялась Кира Сергеевна.

— Значит, только такого, — сказал Иван и снова посмотрел на Литу.

Она сделала вид, что не расслышала последние слова. Сердце бешено колотилось. Единственное, о чем Лита мечтала — встать из-за стола и выйти на кухню. Благо, взглянув на часы, извинилась, найдя предлог.

— Я покину вас на минуту: позвоню Елене Васильевне. Не позднее девяти мне нужно быть дома. Жорка не ляжет спать без моей колыбельной. — Лита солгала, потому что Стеблова уже приучила мальчика укладываться и без маминых песен.

Она вышла на кухню и набрала номер. Елена Васильевна как раз собиралась купать малыша. Она говорила из ванной, отчего ее голос звучал по-другому, как эхом отражаясь от замкнутого пространства. В трубке слышались визг Жорки и шум льющейся воды. Лита сказала, что приедет к девяти. Елена Васильевна попросила ее купить молока. На том короткий разговор окончился. Лита положила трубку и негромко вскрикнула от неожиданности: за спиной стоял Иван. Он держал в руке сигарету.