Елена Колина - Про меня

– Маруся? – Катька тормошила меня, щекотала и даже немного укусила меня за ухо, – ты что такая испуганная? Если ты боишься, если ты против, если ты не хочешь, тогда и я не хочу…

– Ты что?! Это маленькие дети ревнуют, боятся, что перестанут быть единственными, – удивилась я. – А мне четырнадцать лет, а не пять или три!

…Но знаете что? Я соврала.

Я очень рада за Катьку, но я не знаю, я не хочу!

И Вика тоже не хочет! Она только думает, что хочет, потому что она взрослая и не знает своих настоящих желаний. На самом деле Вика сама хочет быть Катькиным ребенком, хочет, чтобы Катька всегда любила ее так преданно, снисходительно, нежно, как сейчас! Катька со своим талантом быть близкой могла бы так дружить и с другой Викой, любить другую Марусю, а вот нам найти другую Катьку невозможно.

– Как назовем? – деловито спросила Вика.

– Пусть Маруся придумает, – счастливо сказала Катька.

– Марфуша, – предложила я.

– Ну, не знаю, – ревниво сказала Вика, – лучше Алеша.

– Марфуша, – подтвердила Катька, – вы представляете, девочки, что у меня будет ребенок? Я нет.

Я тоже нет.

Санечке я буду Маруся, старшая сестра Марфуши… старшая дочь. Старшая дочь гораздо хуже, чем просто Маруся.

Как только я увижу Марфушу, хорошенькую, в кружевах, моя ревность закончится, я ее полюблю.

Ревность. Дикая нерассуждающая ревность. Хочу, чтобы Катька любила только меня! Как будто мне не четырнадцать лет, а пять или три. Это естественная реакция – если кого-то сильно любишь, хочешь, чтобы он был только твоим. Наверное, другие люди моего возраста умеют бороться с плохими стыдными мыслями, а я нет.

Результаты наблюдений за экспериментальной крысой Эллой.

Сразу же оговорюсь. Не думайте, что это не может быть – что она такая дура. ТАКАЯ дура. Ведь она пишет книжки, хоть и любовные романы. Выступает по телевизору, хоть и в ток-шоу. Вы думаете, что при этом всем она не может быть ТАКАЯ? ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ОНА И ПРАВДА ВСЕ ЭТО ГОВОРИТ И ТАК СЕБЯ ВЕДЕТ!

Но если оценить ее объективно, без детского раздражения – ведь мне четырнадцать лет, а не пять или три.

Ее неглупый ум отдельно, а она отдельно. А разве вы не встречали людей, которые глупее, чем их умная карьера? Одна Санечкина подруга, доктор наук, всегда рассказывала, как мужчины упали от восторга, когда она вошла – в булочную, в поликлинику, в трамвай. И все переглядывались – надо же, а ведь доктор наук…

А сколько умных людей непрерывно говорят о себе, разве это не глупо?..

Объективно у Эллы неиссякаемый интерес к себе. Для нее все свое такое важное, что с ней всегда возникает неприятное чувство, словно все твое неважно.

По-моему, вежливо было бы немного поговорить о себе, а потом поинтересоваться – а как у вас, ребята? Элла рассказывает о своих гонорарах, вложениях, покупках, о своей семье. Разве можно представить, чтобы Санечка рассказывал о своих гонорарах, покупках и вообще О СЕБЕ кому-то, кроме Катьки?!

Элла говорит о себе в автономном режиме, ей не нужен отклик, вроде кивания головой или «а-а, ну да», потому что она автомат. Но если выйти из комнаты, она замолкает, может быть, она все-таки полуавтомат.

Зрелый человек проявляет терпимость к различиям между собой и другими, уважение и признание их особенностей, чувств. И вообще – уважает ЧУЖОЕ!

Элла все время говорит слово «здраво». Здраво рассуждать, здравый подход, здравое решение. Санечка считает, что у нее такой успех на телевидении (подумаешь, в тупых ток-шоу!), потому что людям нравится ее здравый смысл.

Она нравится людям по телевизору. Но люди не знают, какая она хищная в жизни, эта мисс Здравый Смысл! Она только по телевизору говорит, что все должны считаться друг с другом, а сама!.. Она даже не умеет просто быть с кем-то вместе!

Зрелый человек умеет справляться со своими эмоциональными состояниями, с гневом, подавленностью, плохим настроением, зрелый человек в плохой день не закатывает немотивированную истерику, не срывает зло на первом встречном.

Конечно, Элла не срывается на Санечке или на мне.

Но я не раз слышала, как она визжит по телефону – «Я этого не желаю! Я это не буду! Вы мне за это ответите!». Чаще всего она визжит на свою «обслугу». Она так и говорит «моя обслуга»! Несчастные люди покупают ей продукты, билеты, возят по городу, приносят цветы на встречи с читателями, моют ей пол, а она на них ка-ак закричит, как выпустит когти!.. У Эллы «плохой день» бывает через день – может, ей туфли жмут?

Зрелый человек покупает себе туфли своего размера, разве нет?

Она не только на свою «обслугу» орет дурным голосом, но и на других безответных людей – редакторов на телевидении, пиар-менеджеров в издательстве.

Вчера Элла склочничала с телевидением. Хотела быть почетным гостем на аналитической передаче о состоянии экономики. А позавчера с издателями, требовала, чтобы ее портрет повесили на входе в издательство. Кричала – я, я, я!

Но что «я»?! Она не эксперт в экономике и не одна в издательстве.

Кстати – зрелый человек реалистически воспринимает себя в окружающем мире, не передергивает факты в угоду своим потребностям и имеет адекватные притязания. Зрелые люди имеют представление о своих сильных сторонах и слабостях.

И – честное слово, она не умеет пользоваться ножом и вилкой! Разрежет мясо, кладет нож на стол и берет вилку в правую руку. Хорошо, что ей не надо есть мясо в прямом эфире!

А Санечка только улыбается.

Вывод для лабораторной работы: Элла (назову ее другим именем и без указания профессии) – противная невротическая личность.

Иногда прозрение приходит вдруг. А иногда постепенно. Теперь я все знаю о мужчинах. Я знала почти все, а теперь я знаю все.

В моей комнате у Вики появились новые потрясающей красоты вещи. Ярко-красный экскаватор, пятитомная энциклопедия искусства, соски. Экскаватор принес профессор – оказывается, он мечтал о мальчике. Соски купила я. Яркие, прозрачные, как разноцветные бабочки.

Кое-что принесла Вика – подогреватель для рожка в виде ракеты, утилизатор памперсов, радионяня для связи матери и ребенка. Марфуша приобретает реальность с каждым днем!

Вика радовалась ярким красивым вещам, особенно экскаватору и соскам, и не заметила, что радуется одна. А Катька даже не обрадовалась рожку в виде куклы, который я купила в аптеке у Аничкова моста. Вежливо повосхищалась, и все. Она так сосредоточенно о чем-то думает, что даже не смеется.

У нас много Эллы, мало Катьки.

Элла всегда у нас, сидит в своих шлепанцах на шпильках, а если у нее вечерний прямой эфир, то после спектакля приходит Катька и остается ночевать. Такая строгая очередность, как будто день и ночь… Катька редко остается ночевать, а ведь мы с Катькой… мы же семья, пусть и странная. Но Элла не заказывала Санечку вместе с Катькой…

Несправедливо, чтобы Элла ничего не знала, и может быть, она все-таки уберется, если узнает, что Катька беременна. Но сказать ей я не могу – это уже не интрига, а мое прямое участие.

Сказать не могу, могу забыть на видном месте соски.

– Это кому? – Элла показала на соски.

– Это мне, – ответила я.

– Знаешь, почему мне это безразлично? – Элла кивнула на соски.

Я растерянно молчала. Она ЗНАЕТ?

– Вот я – я люблю себя. Я от него материально не завишу. Я никогда не буду зависеть от него психологически. Ему нужна сильная женщина. Ему нужен партнер по жизни, а не эти ваши шуточки, глупости, нежности.

Санечке не НУЖНЫ «эти наши нежности»?..

Катьку как-то утром тошнило. Она сгорбилась и виновато поглядывала на Санечку: «Я беременна, я не специально, но вот…». Менялась в лице – бледная, красная, опять бледная, выбежала из-за стола, и мы услышали звуки. И он сказал: «Меня самого сейчас стошнит. Это что же, ближайшие месяцы так и будет? Неужели нельзя как-то сдерживаться?» Еще недавно Санечка ее любил! Это всегда знаешь, если сидишь рядом, из нежностей, невысказанных слов, из воздуха. А сегодня поглядывает на Катьку зло и непонимающе, взглядом «что ты тут, рядом со мной, делаешь?!»

Катька не обиделась. Санечка очень брезгливый. Он не может прикоснуться даже к губке для мытья посуды или к тряпке для пола. Он не выносит неприятных запахов. Из-за этого у нас нет собак – щенок же писает на пол, а он не сможет видеть даже, как я вытираю лужу. Он боится крови. Ненавидит слабости, болезни. Чужая боль вызывает у него досаду.

Один раз ему стало плохо, когда Катька вытаскивала ему занозу. Не от боли, а от брезгливости. Он так брезглив к любым проявлениям физиологии, что даже своей болезни не выносит! А не то что Катькину беременность.

Но Санечка никогда не скажет «нет». Он скажет «решай сама».

Я много раз видела, как он расставался со своими женщинами, – он никогда не выясняет отношений, не ссорится, не говорит «нет». Он умеет расставаться не жестоко, просто исчезнуть – он тут, но его как будто нет. Исчезнуть, уплыть и потом появиться уже в новом качестве – было так, стало этак. Санечка держится с Катькой ровно, спокойно, не шутит, не подтрунивает над ней.

А что, если это только я думаю, что он никогда не расстанется с Катькой, а он уже принял решение исчезнуть, уплыть, а потом появиться уже в новом качестве – он сам по себе, а она с Марфушей сама по себе?

Может быть, для всех это «не твое дело» и «взрослые сами разберутся». Но у нас не так! Это мое дело тоже.

Вечером я пришла к Санечке.

– Поговорим?

Санечка кивнул.

– В лицее что-нибудь?

Ненавижу, когда меня спрашивают: «В лицее что-нибудь?», как будто моя главная жизнь в лицее!

– Ты не рад, что будет ребенок? – спросила я.

– У меня уже есть ребенок – ты, – ответил Санечка.

Катька тоже так говорила – у меня уже есть ребенок, ты. Приятно, что у всех уже есть я и им меня достаточно. А теперь все изменится. Санечка будет говорить «мои девочки».

…Но Я его девочка! Но это все меняет, абсолютно все! Пусть лучше будет мальчик. Тогда Санечка будет говорить «мои дети». Это, наверное, можно пережить.

– Я и сам хотел поговорить с тобой об этом… о природе любви. Ты же все равно в гуще событий. Понимаешь, Маруся…

…Я ушла от Санечки потрясенная. Но хорошо, что я теперь это знаю! Многие взрослые женщины так и проживут, не узнают это никогда, а я знаю. Что мужчины и женщины мыслят совершенно по-разному!

Санечка сказал:

Первое. Эта беременность (он так и сказал «эта беременность») – нечестная. Это попытка контроля над его жизнью, попытка лишить его свободы. Оказывается, для нас Катькина беременность – чудо, ОНА БЕРЕМЕННА ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ! А для него это вообще не аргумент. Какое значение имеет ДЛЯ НЕГО, первый раз или десятый, если ЕМУ это не нужно. Санечка сказал: мужчине важна не сама женщина, а каким он чувствует себя с ней, его физические ощущения, душевный комфорт. Только слабые люди позволяют собой манипулировать и навязывать неинтересные им ситуации. Нам кажется, что будет так: счастливый Санечка над ребенком, говорит ей растроганное спасибо, обожает и ребенка, и ее. Она надеется, что будет «семья», а оказывается, Катькин ребенок – это «неинтересная ситуация»…

Второе. Катька – единственный человек, которого он любит, кроме меня и Вики. Единственная женщина в его жизни. Со всеми остальными у него были просто отношения. Отношения – не обязательно любовь, это игра и чтобы не было скучно. Это всегда ненадолго, словно видишь женщину со спины, кажется, она красива, а как повернется – у нее пошлое лицо. И только у Катьки не пошлое лицо.

По-моему, все первое противоречит второму, разве нет?

Он не сомневается, что полюбит ребенка, но отношения с Катькой не сохранятся, Катька с ребенком ему не нужна. Ей придется выбрать – он или ребенок. Режиссер всегда знает то, чего не знают другие. Для нее самой лучше, чтобы ребенка не было. Но… что же, у нас не будет Марфуши? Я сердилась на Санечку, как будто она уже у нас была.

Санечка впервые говорил со мной так откровенно и чуть-чуть растерянно. Как будто ему нужна моя помощь! Как будто я должна помочь, чтобы они не расстались.

– Он думает, что это нечестно… Ему было противно, когда меня тошнило. Он не хочет меня с ребенком… Это же так, правда?

Я промолчала. Катька почти дословно повторяла все, что говорил Санечка. Она всегда знает, чего он хочет. Мы все, и Санечка, и Катька, и Вика, и я, всегда знаем, чего каждый хочет, даже если промолчим, не скажем словами. Мы все друг про друга знаем, и нам больше никто не нужен.

– Ты ведь тоже не хочешь, я знаю, ты боишься…

Катька всегда так смотрит, как будто мое мнение решающее.

– Ты же сама говоришь – у тебя уже есть ребенок, я, – осторожно сказала я, – я ваш с Санечкой общий ребенок. Тогда зачем вам еще один ребенок?.. Ты что, многодетная мать?