Елена Колина - Про меня

– Ты говорил, что у тебя мама-папа-брат-сестра, – сказала я.

– Элик, подойди ко мне. Дыхни, – страшным голосом приказала Элла.

Человек после слез всегда совсем другой, растерянный, беспомощный. Но не Элла. Она даже после слез злая. Зачем она его унижает, ясно же, что куколка дышит не сигаретами, а карамелькой.

– А после этого скажешь, какие такие папа-брат-сестра и почему ты врал.

Что тут происходит? Кого за что ругают? За то, что малышка Элик посидел рядом с сигаретами, или за то, что он врал? Санечка никогда не скажет: «Почему ты врала?!», просто посмотрит укоризненно.

Элик бросился к Элле:

– Она первая врала! Что чудом спаслась, бежала под пулями! Что видела следы от пуль в небе. Она говорила, что была под пулями! – Элик опустил голову. – …У нее такая интересная жизнь, что я тоже врал…

Кстати, он неталантливо врал – что у него нормальная семья, лыжи-бассейн, всегда все вместе…

– Мм… да. Кажется, здесь собрались одни вруны. …Может быть, кто-нибудь хочет мартини? Или водки? Маруся, ты? – предложил Санечка.

– Домой, – скомандовала Элла, и они с Эликом ушли.

Санечка не сказал: «Что с тобой происходит?»

Он сказал: «Ну что, покурим?» И мы засмеялись.

– Мы?.. – спросила я.

– Мы что? – переспросил Санечка. – Знаешь, солнышко, Эллу можно пожалеть. Она умная, а умной больнее, – больше ума, больше боли. Умная женщина в состоянии понять, что произошло в ее жизни. Успех – не всегда веселая история…

Вот что мне рассказал Санечка.

Элла несчастная – от нее ушел муж. Ее муж вдруг понял, что стал «мужем знаменитой писательницы», его знакомые просили его подписать Эллину книжку, он стал на людях говорить, что она пишет сладкую чушь, старался показать свою независимость от нее и ее денег. А потом ушел к не писательнице.

Элла одинокая – от нее отвернулись все друзья, от зависти к ее успеху.

– Она думала, что такие тривиальные истории, как «цена успеха», случаются с другими, а случилось с ней. Она думала, со мной будет иначе, она тоже хочет немного счастья, – сказал Санечка, – попробуй ее понять, Маруся, ты же знаток человеческих душ.

Санечка очень наивный! Тривиальная история означает, что можно рассказать и тебе поверят. Бедная Элла, несчастная Элла, у нее есть портреты в витринах и передачи на телевидении, но нет главного душевного покоя, любимого мужа и семьи…

Она врет!

А если это правда и от нее все ушли из зависти – тогда еще хуже! Нормальный человек как-то сживается со своим успехом, от него не отворачиваются друзья, не уходит муж.

Нормальный человек не скрывает своего ребенка от мужчины, с которым встречается уже почти целый сезон. Нормальный человек знает, где учится его дочь.

Нормальный человек не обнаруживает на кухне своего любовника своего ребенка! Не орет ему «Дыхни!»! С нормальными людьми не случаются истории, как в сериале!

А что она сделала со своим ребенком?! Для Элика иметь нормальную семью мама-папа-брат-сестра-лыжи-теннис такая же экзотика, как разноцветные следы пуль в небе.

Конечно, бедный малыш не смог учиться в Англии, не смог жить один, и ей пришлось его забрать. Это для нее позор. Она даже не разрешила ему говорить в лицее, чей он сын! Хотела, чтобы у нее все было нарядно – самый лучший ребенок в самой лучшей школе в Англии. Фу!..

А что она делает с ним дома?!.. Почему он у нее такая бедная куколка – не умеет общаться, разговаривает неестественным языком, сутулится и стесняется? Потому что она швабра!

Швабра Элла растит принца… А ему бы просто на горке покататься.

– Понятно, почему этот мальчик, ее сын, с тобой подружился, – сказал Санечка.

Санечка хотел сказать – понятно, почему Элик выбрал меня для дружбы, мы с ним – ДРУГИЕ дети, я бедная одинокая малышка, погруженная во взрослую жизнь, а он бедный одинокий малыш с мамой Лицом из Телевизора.

Это неправда – я взрослый человек, знаток человеческих душ, а он запрограммированная на успех куколка со списком занятий на каждый день.

Все-таки мужчины ничего не понимают в жизни. Чем умнее, тем больше ничего не понимают! Если Швабра даже своего родного ребенка съела, то нас она тем более съест, у нас вообще нет шансов!!

– Мы?.. – спросила я.

– Ну, что мы, малыш? – нетерпеливо спросил Санечка.

Мне было трудно произнести это вслух. Я спряталась в Санечку и прошептала куда-то между его плечом и шеей: «Наша жизнь теперь изменится?»

– Все может быть, – задумчиво сказал Санечка и быстро добавил: – Выпить хочешь?

Больше мы ни о чем не говорили.

НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, НИЧЕГО!!!

Куколка со мной не разговаривает. А мне и не надо!

Но на уроках смотрит на меня глупыми кукольными глазами.

У нас печальные перемены.

Я не разговариваю с Санечкой. Хотела наказать его за М. и Катьку – демонстративно дуться, уходить к себе, сидеть там одной взаперти. Но он и сам не разговаривает со мной и не замечает, что это я с ним не разговариваю… Приходит поздно, сосредоточенный, весь в своих мыслях, смотрит сквозь меня, уходит к себе.

Вика ведет себя странно. Тоже смотрит сквозь меня. Не кричит на нас, не ругает Санечку, не обсуждает свою «драматическую ситуацию». Как будто спит на ходу. Ни разу не сказала «критик», «профессор» и только ведет какие-то бесконечные разговоры по телефону с дядей Левой – а при мне говорит с ним шепотом! Наверное, решила свою «ситуацию» в его пользу, а мне не говорит! Почему?!..

Я специально ее дразнила:

– А у нас нет обеда!..

– А я сегодня в лицей не пойду!..

– А Санечка вчера пришел ночью, а я одна боялась!

Я хочу ее потрясти и сказать – это я, я, кричи на меня! Но она только встряхивает головой, как уставший дрессированный медведь на знакомые слова, и все, никакого привычного рефлекса… Я уже просто не знаю, как ее разозлить!

Санечка и Вика дружат без меня. Вчера Санечка сидел у нее весь вечер – без меня!..

Катька не приходит уже три дня. Разговаривает со мной по телефону веселым голосом, смеется, настроение прекрасное. Она занята чем-то интересным – без меня! Я ее спрашиваю – у тебя новый роман? Смеется, говорит – потом расскажу. А несколько раз она вообще не взяла трубку!..

Меня что, вообще уже никто не любит?! Все заняты чем-то интересным – без меня…

…И вдруг я поняла – у Катьки вовсе не веселый голос, у нее нарочито веселый голос. Она притворяется. В нашем доме витает дух ужасных перемен.

Элла вчера у нас ночевала и позавчера тоже. Происходят странные перемещения – Санечка попросил меня освободить полку в шкафу и как будто подвинулся в своей комнате. Ведет переговоры с Викой, уговаривает ее без меня – я же ребенок. Вика плакала, я видела, что она плакала.

А мне ничего не говорят. Сами все решат и объявят веселыми голосами – Элла переезжает к нам.

Я в полном отчаянии.

Мне осталось одно – действовать решительно.

Когда человек загнан в угол, он идет на все.

Памятник Екатерине не место для думания. Но я привыкла приходить сюда по вторникам с Эликом.

Сегодня вторник, но я одна.

Элик – это мой единственный шанс избавиться от Эллы. Мне нужно сделать с ним что-нибудь такое, чтобы Элла НЕ СМОГЛА больше меня видеть, чтобы она НЕ СМОГЛА войти в нашу семью.

…Я оскорбила его так, что Элла не смогла меня после этого видеть.

Я рассказала одной девочке в лицее, что Элик в меня влюблен. Что он назначил мне свидание, объяснился в любви. Стоял на коленях, унижался, сказал, что покончит с собой.

Я рассказала одной девочке, а она всем!

Элик пришел в лицей – все на него смотрят и смеются. Обычно с ним просто никто не разговаривает, а сегодня все смотрят и смеются. На уроке к нему пришли записки с картинками, где он стоит передо мной на коленях, а я пинаю его ногой.

После уроков девочки его дразнили. Элик плакал.

А на следующем уроке я спросила нашего преподавателя из университета, что он думает про маленькие яркие книжечки, которыми заполнены все книжные магазины. Этот преподаватель очень сильно ненавидит масскультуру. Он сказал: это осознанное преступление против нашего народа. Элик плакал.

В лицей пришла Элла – разговаривала с директором, забрала документы.

…Вот и все. Элла не сможет больше меня видеть, не сможет находиться со мной рядом, не сможет войти в нашу семью. Она же не выбросит Элика в канаву, она С НИМ. А Санечка – СО МНОЙ. У Эллы больше нет ВОЗМОЖНОСТИ войти в нашу семью.

– С тобой все в порядке? – Какая-то женщина тронула меня за плечо. – Ты спала стоя, у тебя были закрыты глаза.

Я не спала, я думала. ПРЕДСТАВЛЯЛА СЕБЕ, ЧТО Я ВСЕ ЭТО СДЕЛАЛА.

Представляла себе, что все это БЫЛО, – Элик плакал, Элла забрала его из лицея…

Приятно представить, что Элла может быть хлопотливой, растерянной, беспомощной – уязвимой. Приятно и немного жалко ее.

Но всего этого НЕ БЫЛО.

Рассказать девочкам, что куколка унижался, грозил покончить с собой, – это уже не интрига, это подлость. А ведь он почти весь сезон дружил со мной десять минут в неделю у памятника Екатерине, доверял мне свои глупые кукольные мысли, смотрел глупыми кукольными глазами. Я почти весь сезон была его единственным другом.

Очень жаль, это был отличный план… но я не могу.

А насчет ярких книжечек… ведь она же его МАМА. Я бы убила, разорвала в клочья кого угодно, кто сказал бы что-то плохое о мамеКатьке! Жаль, это тоже неплохой план, но я не могу.

Оказывается, когда человек загнан в угол, он идет НЕ НА ВСЕ.

Почему я боюсь быть плохой?

Я боюсь Бога? Но я не религиозный человек. Я агностик, как Санечка.

Мы с Санечкой агностики. Мы считаем, невозможно познать истину в вопросе существования Бога. Может быть, это и возможно – когда-нибудь, но пока невозможно. Нам очень подходит быть агностиками, потому что для агностиков нет авторитетов. Только сам человек. Сам человек должен решать, как ему действовать. Понятие греха мы, агностики, считаем бесполезным!

Я боюсь наказания? Но Санечка меня не накажет. И даже не осудит. Агностики воздерживаются от морального осуждения.

Я боюсь себя – что лягу спать и совесть меня замучает? Но в первый день можно быстро заснуть, и она не успеет, на второй день я придумаю себе оправдание, а на третий уже почти забуду. Совести можно не бояться.

Я боюсь, что увижу в зеркале вместо милой любимой себя страшного монстра? Я хочу ЛЮБИТЬ себя и боюсь быть плохой из эгоизма? Это глупо.

Тогда почему я боюсь быть плохой?

Я не знаю.

Я все рассказала Санечке.

Все, что я делала, – разбросанные фотографии, Катькины духи, излизанные помадой вещи, интриганские разговоры с Эллой про деньги и про то, что Санечка бросит ее, как всегда бросал всех.

– Неужели это все ты, Маруся? – улыбнулся Санечка.

Он совсем не казался удивленным. Просто не удивился, зная меня, или давно догадался, что это я?

Я рассказала, что собиралась сделать с куколкой Эликом, – две придуманные мной сцены его унижения. Мне все казалось, что я грязная, пока не рассказала. А когда рассказала, сразу стала чистая, как будто Санечка взял себе мое плохое.

– Ты можешь делать, что хочешь. Я взрослый человек, я не буду тебе мешать, – пообещала я.

Я была совершенно искренна. И только немного посмотрела на Санечку особенным беззащитным взглядом – сквозь слезы. Я умею плакать по своему желанию. Красивое театральное горе отличается от настоящего, некрасивого, тем, что каждая слеза капает отдельно – кап-кап и медленно сползает по щеке.

– Я правда хочу, чтобы все было, как ты хочешь, – повторила я.

– Представь, наши планы совпали. Я тоже хочу, чтобы все было, как я хочу, – сказал Санечка. – Я женюсь.

КАК?

Санечка женится, по-настоящему? У меня теперь будет мачеха?..

Когда у меня болит горло, Катька заваривает мне мать-и-мачеху, у мать-и-мачехи с одной стороны листок мягкий, нежный – это мать, а с другой стороны жесткий – это мачеха. У меня часто болит горло, мне не подходит дождливый питерский климат… а теперь у меня еще будет мачеха… Элла посмотрит в зеркало, спросит. «Я ль на свете всех милее?» – и велит отвести меня в лес.

Я так некрасиво сморщилась и заплакала, что Санечка понял, что у меня уже не театральное горе, и сразу стал меня обнимать.

– Ну, не расстраивайся так, малыш… я не то чтобы женюсь, но Катька переезжает к нам.

– Ка-тька? – прорыдала я. – К-как это К-катька?..

У вас когда-нибудь было неожиданное счастье? Чтобы вы совсем его не ожидали? Что вы тогда почувствовали? Восторг, изумление?

Я – ничего. Сначала совсем ничего, потом меня затошнило, а потом это большое пустое НИЧЕГО начало наполняться, как будто я воздушный шар и меня надувают радостью!