Елена Колина - Про меня

От моей кровати до моей парты несколько минут бега, не меньше четырех, но не больше пяти.

Лицей было бы лучше назвать не лицей, а лицейка – в лицее всего 10 человек. Но в уменьшительно-ласкательном «лицейка» есть пренебрежительный оттенок, а лицей не заслуживает пренебрежения.

Воспитательная идея лицея в том, что все вокруг тупое, а мы особенные. У нас ограниченный контакт со средой, все, что вокруг, – у нас этого нет. У нас нет ничего, что есть в обычной школе, – раздевалка, мешки со сменной обувью, исцарапанные парты с прилепленной жвачкой. Нет дневников, отметок, матерящихся подростков с пивом, замученных учителей, которые не читали Джойса. Мы не в этом городе, не в этой стране, не в этом мире. Или наоборот – это ОНИ не в этом городе, а мы как раз в САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ.

Образовательная идея лицея в том, что одаренные дети не должны обучаться по школьной программе, это тупо. Мы учимся во флигеле Аничкова дворца, в залах с лепниной, все наши преподаватели работают в университете, они кандидаты и доктора наук.

Обычную школьную программу мы проходим два дня в неделю все вместе. В эти дни я сижу на веранде у Казанского собора. Остальные дни каждый человек учится по своему плану. У кого-то главный предмет математика, у кого-то европейские языки, у меня главный предмет – общая прелесть жизни. Мне углубленно преподают литературу, историю искусств, психологию.

Такое обучение в отрыве от мира стоит очень дорого, но Санечка держит меня здесь, как редкого жука в банке, потому что ему так спокойнее. Он говорит. «После того, что мы пережили, я хочу хотя бы в этом смысле быть за тебя спокоен». «Хотя бы в этом смысле» – пиво, ранняя беременность, жвачка, курение в туалете, Санечка может быть за меня совершенно спокоен – у нас этого нет.

Я живу там, где люди не живут. Все так говорят: «Здесь люди не живут!» Мы живем в нереально красивом месте. Жить здесь странно, как будто ни с того ни с сего поставил свою кровать в зале Эрмитажа.

Представьте себе, что вы стоите на Невском. Перед вами Екатерининский сад, за памятником Екатерине желтый с белыми колоннами Александрийский театр, слева павильон Росси и Аничков дворец, справа Публичная библиотека. Это самое красивое место в Петербурге! Кто-то из великих французов сказал – невозможно быть негодяем, если каждый день смотришь на красоту Парижа. Это неправда, конечно, можно быть негодяем! Но это и правда – если живешь в красоте, невозможно быть ОКОНЧАТЕЛЬНЫМ негодяем. Если каждый день дух захватывает от великолепия барокко и классицизма, то дух становится лучше.

Представьте себе, что вы прошли сквозь Екатерининский сад к угловому дому, поднимаетесь по лестнице, на третьем этаже стараясь не шуметь, открываете дверь ключом, попадаете в тамбур, где находятся две квартиры, и тихо-тихо на цыпочках прокрадываетесь мимо первой квартиры, и вдруг открывается дверь, и оттуда высовывается рука и – цап за плечо!

И так каждый день.

У меня дома Зверь – сидит в засаде.

– Ко мне! – скомандовала Вика и потянула меня за воротник к себе.

Вика – моя бабушка, по прозвищу Зверь.

– Садись, – велела Вика, и я уселась на гинекологическое кресло.

– Оргазм – это заблуждение непрофессионалов. Что женщина должна иметь оргазм, это глупость! – сказала Вика, побрызгала духами «Bulgari» носовой платок, вытерла пыль с туалетного столика смоченным духами платочком. Выглядит она при этом совершенно как лектор, который читает лекцию большой аудитории, – интонационно выделяет главную мысль и делает паузу, словно я за ней записываю.

– Оргазм не нужен женщине для продолжения рода, поскольку основной задачей женщины является беременность, вынашивание, роды, – сказала Вика, позвякивая браслетами и цепочками. Мы с Викой одеты одинаково – на мне джинсы и черный свитер, и на Вике джинсы и черный свитер, только у меня это просто одежда, а у Вики – концепция, она хочет выглядеть как богемная ленинградская девочка своей юности. Но ей мало быть девчонкой-хиппи, она хочет быть богатой дамой, поэтому на ней всегда одежда из разной жизни – солдатские ботинки и золотая сумка, рваные джинсы и норковая шуба, бриллианты и войлочные бусы, и все это кричит – эй, алло, Вика не дура, чтобы остановиться на одном имидже, Вика хочет быть все-ем!

– По исследованиям не помню кого, в тысяча девятьсот не помню каком году, не помню сколько процентов женщин могут иметь оргазм, а остальные – нет. Это я тебе как профессионал говорю.

Какой профессионал? Врач, ученый-биолог, сексолог, проститутка? Если спросить у Вики, она отмахнется, – профессионал и все.

– Когда у тебя будет первый секс… Я сама тебе скажу, когда уже будет можно. Так вот, нужно, чтобы ты не была сильно влюблена в своего первого мужчину, иначе это не будет чистый опыт, ты можешь перепутать оргазм с восторгом… или с ужасом.

Можно было бы подумать, что действие происходит в сумасшедшем доме. Но действие происходило не в сумасшедшем доме, а в моем родном доме.

С чего начать, с гинекологического кресла?.. У меня есть комната «дома у Санечки» и «дома у Вики». Дома у Санечки, в большой, парадной квартире с окнами на Александрийский театр, у меня совершенно неподходящая для девочки спальня-будуар с зеркалами и тремя (тремя!) антикварными комодами, но нет нормальной кровати и письменного стола, уроки я делаю на кухне, а сплю на изогнутой кушетке. Дома у Вики, в небольшой квартире с окнами на Казанский собор, у меня нормальная кровать, шкаф, письменный стол и гинекологическое кресло. Я складываю на него одежду, сижу на нем, разговариваю по телефону. У Вики все стены завешаны картинками, все поверхности заставлены безделушками, Вика никогда ничего не выбрасывает, и, уж тем более, она не выбросила гинекологическое кресло. «Это память о моем отце, знаменитом гинекологе», – объясняет Вика гостям. Как будто гинекологическому креслу полагается быть в доме гинеколога, как в доме моряка положено быть кортику, а в доме учителя – школьным выпускным фотографиям. На самом деле ее отец тайком вел домашний прием, и по оставшейся с тех лет привычке Вика продолжала считать, что это семейная тайна.

Дальше. Почему бабушка разговаривает с внучкой не про пирожки и горшочек масла, а про оргазмы? Да очень просто – Вика всегда говорит о том, что ей хочется. Это ее принцип – зачем делать вид, что человеку в 14 лет интереснее про пирожки или уроки, чем про оргазмы? Вика ходит в университет на открытые лекции «Психология и физиология» и потом пересказывает мне. Она профессионал в учебе – любит учиться, любит блокноты, дневники, зачетки и прочую канцелярию, любит сказать «у меня завтра экзамен». У нее есть настоящий диплом инженера и много игрушечных дипломов, которые ей выдали на разных курсах, у нее есть даже диплом программиста.

Вика всегда собирается применить очередной диплом на практике. Сейчас Вика хочет стать психологом, получает психологическое образование дома. Это ей идеально подходит, чтобы считать себя профессионалом в любой области знаний.

Что еще? Вика вытирает пыль надушенным платком, а пол моет крошечной бумажной салфеткой. Это тоже просто – у нее нет пылесоса и швабры. Санечка говорит: «Викон, ты перфекционистка, не признаешь изнанку жизни». В Викиной жизни должно быть только красивое. Пылесос и швабра некрасиво, быть бедной некрасиво, быть одинокой некрасиво… что еще?.. Ну, конечно, – старой!..

– Маруся! Я же все-таки читаю тебе лекцию, ты хотя бы прояви интерес к лекции! Задавай вопросы! Как ты вообще учишься в лицее при таком отсутствии интереса? Спроси – а как у тебя? – сказала Вика готовым к скандалу голосом.

– А как у тебя? – вежливо спросила я. Знаю я все про Вику и ее оргазмы, знаю, какие у нее были замечательные любовники, могу назвать по именам всех восемнадцать.

И еще – почему у Вики прозвище Зверь?

Но как нам ее называть?

Санечка любит рассказывать, как я в детстве громко объяснила гостям:

– У нас Санечка ничего не делает, руководит театром, у нас главная Вика. Знаете, как Санечка называет Вику, когда ее нет дома?

– Не надо! Не говори! – полуобморочными голосами вскричали гости.

– Нет уж, деточка, скажи… – елейным голосом попросила Вика, и я при общем молчании торжественно объявила:

– Он говорит: «Вика Марусе бабушка, а мне ТЕЩЩА».

Страшно представить, КАК Вика улыбнулась Санечке!.. Санечка с Викой не могли меня поделить и не могли прийти к согласию по поводу моего воспитания, но ведь в нормальной семье так и полагается, что теща ссорится с зятем из-за воспитания внучки.

Быть бабушкой или тещей Вике кажется некрасиво, но Викина роль в нашей жизни была, конечно, не «бабушка с обедом», ее роль – шум за сценой.

Мы с Санечкой, как непослушные дети, все от нее скрываем, чтобы она нас не ругала. На всякий случай мы скрываем от нее не только плохое, а вообще все. Приблизительно раз в три дня над нами проносится буря. Скандал может разразиться по любому поводу: неправильное питание у меня, неправильные гости у Санечки, неправильный режим дня у меня и Санечки, плохое настроение – у самой Вики. Мы с Санечкой за глаза называем Вику Зверь, а Вика называет Санечку – этот человек. Санечка очень властный, как Карабас-Барабас. Говорит, что в театре должна быть сильная рука – его рука, а актеры как дети. Но это в театре он Карабас-Барабас, а дома у нас Вика Карабас-Барабас. А Санечка послушный Пьеро, а если не слушается, то исподтишка.

Вика сидит в засаде у приоткрытой двери, подкарауливает Санечку. Санечка уходит из дома с виноватым лицом и возвращается с виноватым лицом, старается проскользнуть мимо Вики.

Как будто он пришел домой под утро пьяный! Как будто он не главный режиссер театра, а загульный сантехник!

Вика из-за приоткрытой двери громко спрашивает сама себя: «Этот человек помнит, что у него есть ребенок? Что ребенок один спит?» Потом можно различить: «Ты!.. Я!.. Я же хочу как лучше!.. Ради девочки!» Ради меня Зверь сидит в засаде и следит, когда главный режиссер придет домой после спектакля и с кем.

– Задержался… – чуть более высоким голосом, чем обычно, объясняет Санечка. – Викон, спи спокойно, я уже тут, с тобой.

– Ребенок спит! Не разбуди! – рявкает Вика, и они расходятся по домам.

А я не сплю, я всегда жду Санечку. Почти каждый день он приносит мне какой-нибудь подарок, я в детстве мучилась – чего я больше жду, Санечку или подарков? А теперь я выросла и знаю – подарков, конечно. Это, конечно, шутка.

– Маруся, ты спишь? – кричит Санечка с порога и тут же спрашивает: – Ты сегодня была у Зверя? Ну, как она тебе показалась, ничего?..

Но меня все-таки волнуют эти Викины разговоры – «когда у тебя будет секс…», «когда у тебя будет оргазм…», «не перепутай оргазм с ужасом…». Я же подросток, во мне просыпается сексуальность.

В смысле секса и любви – у меня флирт с Атлантом. Я прихожу к нему, любуюсь его невыносимой красотой. Иногда прикасаюсь к его ногам, а иногда мы с ним вообще обходимся без телесного контакта.

Я пошла к Атланту и погладила большой палец на ноге. Я долго гладила, и вдруг – странное незнакомое чувство внутри. Как будто все сладко задрожало. У меня было, как написано у Набокова, «сладкая спазмочка». Значит, это и есть оргазм?

Я не могла перепутать его с ужасом, потому что Атлант не живой человек, я его не боюсь. Но с восторгом могла перепутать.

Почти совершенно точно это и есть оргазм.

Катька смеялась, когда я ей рассказала. Очень смеялась, но не надо мной, а как всегда – просто смеялась. Сказала: «Маруся, твои отношения с Атлантом развиваются». А я ска-за-ла: «Только не говори Вике».

– Атлант невыносимо прекрасен, так? Это был оргазм от его красоты, так? Тогда у меня вопрос, – сказала я, – если оргазм происходит, в сущности, от красоты, КАК можно испытать оргазм с человеком, у которого лысина или живот?

– У Санечки нет лысины и живота. Знаешь, сколько? Сколько он со мной не спит?.. Три недели и три дня. Так еще никогда не было…

– Врешь, было, – сказала я.

– Честное слово, три недели и три дня! Я не обманываю!

– Ты врешь, что так никогда не было. А в прошлом месяце кто говорил то же самое?!

Катька актриса в Санечкином театре, единственная актриса в Санечкиной жизни. Кроме нее, у Санечки не было ни одной актрисы. В театре некоторые говорят о Катьке: «Она ему как дальняя родственница».

Мы странные. Есть ли среди нас кто-нибудь нормальный?

На первый взгляд, Катька – нормальнее не бывает, но если приглядеться, она, может быть, самый странный человек на свете. Катька единственная никогда не хотела, чтобы Санечка на ней женился по неспособности хотеть чего-то несбыточного и вообще по неспособности чего-нибудь ХОТЕТЬ.