Ферн Майклз - Пробуждение любви

Запах мужского лосьона для бритья ударил в нос, и только затем миссис Торн увидела мужа. Впервые за это время супруг спустился вниз, узнав о ее обитании в полуподвальном помещении. Эмили оторвалась от книги. Ян выглядел разгневанным, но старался сдерживать себя.

– Эмили, нам нужно поговорить. – Он неуверенно огляделся. – Пойдем наверх, там нам будет удобнее.

Но миссис Торн вынесла определенные уроки из своих визитов к психоаналитику. Сейчас нельзя злиться, доводить себя до отчаяния, иначе эмоции захлестнут ее.

– Мне и здесь хорошо. Я живу в этой комнате, если ты еще не понял.

– Я не слепой, Эмили. Хочешь делать глупости и поступать бессмысленно – твое дело. Эта же самая глупость подтолкнула тебя к отказу от управления клиниками. В таком чудесном доме ты живешь подобно моли. Впрочем, как я уже заметил, это лично твое дело.

– Хочу так жить и буду! О чем ты хотел поговорить? Если ты действительно жаждешь этого, то сначала давай обсудим твое поведение у Жака, когда ты ушел, оставив меня одну, а затем перейдем к клиникам. По моему разумению, у нас нет настоящих семейных отношений. Ты бы не бросил меня в ресторане и не уехал бы на Канары, если бы хоть немного ценил узы брака. Это один из самых твоих жестоких поступков… А ведь их насчитывается немало, Ян. Я сама позволяла тебе совершать их, поэтому виню только себя. Ты и сам прекрасно все понимаешь. Эти подарки – очередная попытка обелить себя в собственных глазах, хоть как-то оправдать свое поведение. Я-то считала тот вечер игрой, шуткой… Да и список носил характер розыгрыша… Я ничего не хочу, Ян, не хочу вещей. Всю жизнь мечтала о муже и семье… Знаю, твоя работа отнимает у тебя все свободное время, ты очень занят, но если я хоть что-нибудь значу для тебя, ты бы нашел минутку для звонка мне или иногда выкроил бы часок пообедать со мной; отыскал бы возможность подарить цветы, продемонстрировав таким образом свою любовь и уважение. А ты ничего подобного не делал.

– Ты считаешь, я купил этот дом, чтобы чувствовать себя хорошо, купил с целью оправдать собственные проступки?

Эмили взглянула на мужа, радуясь, что сердце бьется ровно, а глаз Яна дергается в нервном тике. Значит, супруг расстроен.

– У тебя самая большая спальня. Ты не захотел, чтобы я поселилась там, но милостиво разрешил обитать в другой комнате, поменьше и поскромнее. Когда мы в последний раз спали вместе? Когда занимались любовью? Я не помню число, час и то, что было до этого и после. Женщины четко помнят такие вещи. Мне не нравится желтая спальня и меня бесит находящаяся там мебель. Неужели ты считал, я стану плакать от восторга? Если убрать элемент сюрприза… Ян, что мы получили взамен? Мне бы было намного приятнее заранее знать о доме. Я бы сама занялась обстановкой. Откуда тебе известно, что я не справилась бы с таким делом? Ты ничего не знаешь обо мне, а это действительно печально. Мое сердце разбито, я не могу простить тебя… да и по-прежнему злюсь из-за клиник.

– Эти клиники принесли сто сорок тысяч долларов только за один прошлый месяц, – холодно заметил Ян.

– Сколько детей пришлось убить для этого? Сколько мужчин оставили свое семя в твоем банке? А сколько спермы хранится в твоих холодильниках?

– Эмили, не пытайся играть в благородство! У женщины есть возможность выбора… Господи, ты даже не ходишь в церковь, поэтому не имеешь права читать мне мораль. Думаю, мои пациенты тоже могут выбирать.

– Если бы ты действительно верил в это, я бы почувствовала и примирилась с клиникой… Но ты же не веришь! Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Занимаешься этим делом исключительно ради денег, и ничто не убедит меня в обратном. Убиваешь детей из-за прибыли, из-за грязных зеленых бумажек, а потом покупаешь на них мне подарки, стараясь заглушить угрызения совести.

– Это неправда! – взревел Ян.

Нет, правда, и Эмили видела это по глазам мужа, по его лицу, но не чувствовала удовлетворения. В ее сердце поселилась печаль. Внезапно ей захотелось стереть это нелепое выражение с лица Яна, поцеловать его и приласкать.

– Забери все эти подарки, выйди в сад и сорви для меня тюльпан. Так хочется, чтобы ты подарил мне что-нибудь от чистого сердца.

– Нет, подарки забирать не стану. Я обещал и не собираюсь нарушать данное слово. Цветы слишком хороши, чтобы их рвать, и ты сама прекрасно знаешь об этом.

– О чем ты еще хочешь поговорить? – постукивая карандашом по столу, поинтересовалась Эмили.

– О нас. – Муж подошел к столу и взял ее руки в свои ладони. – Мне хотелось бы, чтобы ты перебралась в мою комнату. Так как мы оба спим беспокойно, я заказал огромную кровать. Надо завести ребенка… Если я разбил твое сердце, прошу прощения… Я ведь не желал ничего подобного. Не забывай, я врач и смогу оказать действенную помощь. Ты позволишь мне попытаться? Любишь ли меня?

Эмили подумала, что ее сердце выскочит из груди. Впервые в жизни Ян просил прощения. Может, на этот раз он действительно извиняется? Она так хотела верить в чудо.

– Ян, я попытаюсь… Да, моя любовь к тебе осталась прежней, и ничто на свете не сможет поколебать ее. А ты? Ты любишь меня?

– Конечно. Почему ты задаешь такие вопросы?

– Потому что хочу услышать от тебя признание в любви. Если ты по-настоящему испытываешь ко мне такие чувства, как же ты смог оставить меня одну у Жака? Да еще уехал на острова!

– Сам не знаю, дорогая. Я был в отчаянии и не понимал, что делаю. С трудом дождался конца отпуска и вернулся домой, чтобы извиниться. Но ты не желала видеть меня. Что мне оставалось делать? Да, я вел себя, как последний идиот, и признаю это. Чем ты занималась все эти дни?

– Напивалась до потери сознания каждый вечер.

– Да, мы совсем запутались.

Перед мысленным взором Эмили встало лицо психолога Линденари.

– Ян, запутался ты! Я же – нет.

– Виновен! – воскликнул супруг. – Господи, я счастлив! Наконец-то мы уладили это дело. Идем перенесем все это наверх. Я помогу тебе. Теперь, если ты, конечно, согласна, мы вместе примем душ и попытаемся завести ребенка.

Эмили улыбнулась.

– А ты вымыл посуду? Не забывай: кто готовит – тот и моет.

– Это справедливо, – заметил супруг, отправляясь на кухню. Она смотрела, как он расправился с посудой – собрал тарелки, чашки, вилки и ложки и все сбросил в мусорное ведро. – Готово!

Эмили неожиданно для себя рассмеялась.

Они еще четыре раза спускались и поднимались, перенося ее вещи наверх, а потом успокоились под струями горячей воды.

Она едва не задохнулась от счастья, услышав:

– Постараемся сделать малыша, который будет похож на тебя или меня… А может, и на нас обоих…

И только тогда Эмили улыбнулась, сжимая мужа в объятиях.

Дом на Слипи-Холлоу-роуд знаменовал собой начало нового этапа в семейной жизни Торнов.

Эмили крутилась, словно белка в колесе, – весь день занимала работа, ночью приходилось возиться с рубашками Яна и выполнять его так называемый план под кодовым названием «Вместе».

В канун своего тридцатидевятилетия миссис Торн пришла к выводу, что нет такого понятия в семейной жизни, как чистое счастье. В ней присутствуют только полнота ощущений, исполнение желаний и удовлетворение. Либо человек принимает все это, либо нет. Другими словами, ты плывешь по течению или против него. Эмили предпочла, естественно, первое.

Она практически рассталась с мечтой о беременности. К сожалению, мужа в этом обвинить не представлялось возможным. Они оба «трудились» добросовестно, игриво, сердито, усердно, но совершенно безрезультатно.

Сегодняшний день не сулил ничего хорошего. Эмили чувствовала надвигающуюся катастрофу.

– Что случилось, дорогая?

– Мне исполняется тридцать девять… Что мы будем делать в выходные? Как отпразднуем сей знаменательный день?

– Что ж, поедем в бунгало на побережье, возьмем катер… Это, кстати, мой подарок к твоему дню рождения; его доставили вчера.

Целых два дня в обществе Яна! Может, все-таки предчувствия обманули ее?

– Нужно придумать нечто особенное, дорогой мой муж. Почему мы не занялись этим хоть немного раньше?

– Потому что я старею, – недовольно отозвался Ян, – и мне не по душе всякие выдумки. Не желаю даже разговаривать по данному поводу. Господи, в следующем году нам стукнет по сорок. Полжизни позади! Если хочешь знать мое мнение, то шансы дожить до восьмидесяти ничтожно малы.

– А я собираюсь перешагнуть столетний рубеж.

– Тогда, миссис Торн, готовьтесь стать вдовой.

– Ян, пожалуйста, дай мне слово, что нам не придется бурно переживать так называемый кризис среднего возраста, о котором сейчас много пишут в модных журналах. Если кто-либо из нас почувствует себя потерянным и ненужным, мы немедленно обсудим возникшую проблему. Дорогой, я говорю совершенно серьезно, так как имела удовольствие прочесть несколько ужасных рассказов на эту тему. Договорились?

– Конечно. – Доктор Торн захлопнул крышку чемодана. – Послушай, Эмили, хочу кое в чем признаться… Я не знаю, сумею ли вывести катер на открытую воду. При мысли об этом маневре у меня холодеет внутри. Как же мне быть?

Жена расхохоталась.

– Зачем же ты его покупал?

– Да потому, что он включен в твой проклятый список! – возмущенно ответил супруг.

– Лучше продай его. Может, когда-нибудь мы отправимся в круиз… Предел моих мечтаний.

Как чудесно, что наконец-то Ян продемонстрировал свое неумение и уязвимость. И на солнце бывают пятна. Это наилучший подарок к ее дню рождения.

– О, пора идти. Боже, я чувствую себя так, словно свалил с плеч неимоверный груз.

– Ян, можно сказать тебе кое-что важное?

– Валяй.

– Я никогда не испытывала такого ощущения, как ты, то есть облегчения после сброшенного камня с души… Сколько раз мне хотелось выговориться, рассказать тебе, что я чувствую, но боялась твоей реакции на свое признание. Причем я не имею в виду глупые ошибки, совершенные мной за эти несколько лет. Сейчас все хорошо, мы же не можем жить прошлым… Мне просто хотелось, чтобы ты знал об этом. Жизнь слишком коротка, не стоит вспоминать пережитые обиды… Их и так скопилось немало.

– Боже, Эмили, я даже не знаю, что сказать…

– И не нужно, – перебила она его. – Все огорчения стали уже достоянием истории. Давай начнем праздновать мой день рождения. Хочется отменного настроения и счастья.

– Я постараюсь, дорогая, – улыбнулся Ян и обнял жену.

* * *

Эмили открыла глаза и очнулась от воспоминаний. Нужно возвращаться к действительности – конверту, доставленному утром федеральной почтой.

– С меня достаточно мемуаров, достаточно тебя, доктор Торн, – недовольно пробурчала она, поднимаясь с дивана и направляясь на кухню. «Хоть бы булочки остались, – мелькнуло у нее в голове. – Пожевать бы что-нибудь…» Нужно еще раз напомнить, что еда помогала миссис Торн при любых стрессах лучше, чем патентованные лекарства.

Приблизившись к холодильнику, она заметила полоску света, пробивающуюся из-под двери ванной комнаты. Скорее всего, Эмили просто позабыла нажать на кнопку выключателя. Женщина растерянно посмотрела на свое отражение в зеркале. О, эта растрепанная ведьма не может быть женой элегантного и подтянутого Яна Торна. Нет, это не Эмили Торн! Единственное, что напоминало о ней, – это копна роскошных волос. Она начала лихорадочно рыться в шкафчике на стене ванной комнаты. Не найдя ножниц, ринулась на кухню. Желанное орудие труда оказалось там. Вернувшись в ванную, миссис Торн кромсала свои волосы до тех пор, пока не устала рука. Ян все время повторял, что очень любит ее красивые локоны. Завершая «работу» над своей «прической», она ожесточенно приговаривала: «Будь ты проклят, доктор Торн!» Теперь женщина стала походить на одного из персонажей фильма ужасов, ее внешность ничем не напоминала облик жены выдающегося преуспевающего врача.

Эмили пристально вгляделась в свое отражение. Когда-то, давным-давно, это действительно была миссис Торн, но годы сделали свое черное дело – сорок фунтов лишнего веса, мешки под глазами и тройной подбородок. Когда так успела испортиться ее фигура? Несомненно, сказалось чрезмерное потребление жиров и сладостей. Оскалившись, Эмили взглянула на зубы – они в отличном состоянии. Она вздохнула. Теперь миссис Торн превратилась в безобразную толстую ведьму, которую бросил муж.

Существо в зеркале начало плакать. Эмили всегда прибегала к такому приему, когда что-то шло не так, как хотелось бы. Наконец, прервав рыдания, женщина заговорила вслух:

– Я напрасно прожила жизнь. У меня за плечами нет ничего, кроме горечи воспоминаний. О, Боже, продать свою молодость за улыбку, похлопывание по плечу, объятия и за сто двадцать рубашек! Теперь назад ничего не воротишь… Мне сорок лет. Что же мне делать? Куда идти?

Выключив свет, миссис Торн присела на низенький стульчик. Сжав кулаки, она принялась бить ими свои толстые колени. Так продолжалось до тех пор, пока боль стала непереносимой. Если продолжать самоуничижение, наверняка сойдешь с ума.