– Я тоже это слышал. Сия теорема требует доказательств. Кстати, твой возраст – не секрет. Дело в том, что я упросил сестру Филли показать мне твою карту гостя. Так что дата рождения и тому подобное…

Эмили покраснела: сказав о карте, он выдал себя. Значит, она на самом деле сильно привлекает Мэтта. Хотя… Миссис Торн сама частенько задавала вопросы, касающиеся этого рейнджера, а это говорит о многом.

– Дверь лифта уже открылась, – подсказала женщина. – Может, нам все-таки выйти?

– Да вижу, вижу, – рассмеялся Холидей. – Но ведь мы можем покататься вверх-вниз. Хочешь?

Его руки обняли ее еще до того, как успели захлопнуться створки. На этот раз поцелуй длился долго, но по-прежнему оставался нежным и чувственным. Когда лифт остановился на четвертом этаже, мужчина отстранился:

– Эта чертова штука остановилась вовремя, а то я начал серьезно подумывать о сексе в кабине лифта.

Миссис Торн расхохоталась.

– Я тоже.

– О-о-о! – едва не задохнулся от восторга Мэтт.

* * *

Вслед за Холидеем Эмили вошла в палату, где лежала Роузи. Когда Мэтт отвернулся, она подмигнула подруге и едва заметно кивнула. Миссис Финнеран широко улыбнулась в ответ.

– Знаете, а ведь вы разминулись с Айвэном.

– Это хорошо, – заметил рейнджер. – В противном случае в корзине ничего бы не осталось. Сестры положили туда все, что вам больше всего нравится. Как здесь кормят?

– Ужасно. Эмили, как ты? – спросила подруга с таким участием, что у миссис Торн на глаза набежали слезы.

– Наверное, я ужасно выгляжу, зато чувствую себя великолепно. Синяки и опухоль проходят, царапины затягиваются, так что имею полное право заявить: «Я выздоравливаю». А вот ты выглядишь просто отлично. Как чувствуешь себя?

– Превосходно. Даже хорошо хожу. Знаешь, думала, аппендицит – пустяковая операция, но ошиблась. Кроме того, поднялась небольшая температура, и меня задержали еще на день. Айвэн сказал, что отвезет меня. Он приезжает каждый день, говоря, что несет за меня персональную ответственность, потому что собственноручно снял с холма… Ты спасла мне жизнь, Эмили, я даже не знаю, как выразить свою благодарность.

– Извини, что так долго шла. Боже, Роузи, когда стемнело, мне показалось, нам обоим пришел конец. Мы обязаны своим спасением Айвену… и… еще одному человеку. Давай не вспоминать о плохом… Кстати, забудь и о том, что обязана мне. Все происходит по воле Божьей. Не говори больше об этом, Роузи, прошу тебя.

– Хорошо. А теперь признавайтесь, что вы задумали? – усмехнулась Финнеран.

– Задумали? – с усмешкой переспросил Мэтт. – О чем ты?

– Ты сегодня выходной? Что творится в Убежище? Что делают сестры? Айвэн рассказал мне парочку ужасных историй.

– Не верь. Эти монахини – самые лучшие люди в мире. Они, кстати, помогают этой больнице. Знали об этом?

Женщины покачали головами.

– Сестры также оказывают помощь дому престарелых и сиротскому приюту. Деньгами и участием… Немногие поступают подобным образом, – укоризненно произнес Холидей.

– Да мы не критикуем их, – заметила Роузи. – Хотела бы разделять их убеждения и исследовать философию монахинь… Да, представьте себе, я похудела на двенадцать фунтов.

– Не может быть! – расхохоталась миссис Торн.

– Да, да. Теперь мне намного легче подвергнуться экзекуции, обещанной тобой.

– Только при одном условии: если врач даст «добро», – строго предупредила подруга.

В палату вошла медсестра.

– Доктор делает обход, – предупредила она. – Посетители могут либо подождать в приемной, либо уйти.

– О, это надолго, – с сожалением произнесла Финнеран, – поэтому не ждите. Спасибо за посещение. Думаю, увидимся завтра. А вы принесли что-нибудь почитать?

Эмили кивнула:

– «Убийство дровосека» и «Кровная месть»… Я же читаю сейчас «Ночи в Байоу», где рассказывается об аллигаторах, пожирающих гостей в религиозном приюте. – Мэтт расхохотался. К нему присоединилась миссис Торн. Роузи, не выдержав, запустила вслед удаляющейся парочке коробкой конфет, а затем упала на подушку и зашлась от смеха.

* * *

Сев в машину Холидея, Эмили почувствовала, что с ней происходит нечто странное: она вновь научилась испытывать чувства, что походило на возрождение птицы Феникс из пепла. Женщина украдкой взглянула на профиль спутника и на его фигуру – стройный, мускулистый, матерый… Итак, она вновь обрела способность чувствовать.

«Я, Эмили Торн, разведенная вдова, желающая обрести покой и счастье, удачлива и богата. Всего этого я добилась сама. Впрочем, это неважно. Нельзя любить человека за то, что тот богат и ему везет во всем. Любите меня, люди, за мою жизнь на земле, за мои дела, за все мои глупости… Я, Эмили Торн…»

С тех пор, как она приехала в Убежище, с ней начали происходить удивительные превращения: вернулись считавшиеся безвозвратно утерянными чувства, изменилось мировоззрение.

– Ну, вот мы и приехали, моя скромная спутница, – тихо произнес мужчина. – Снаружи дом кажется маленьким. – Он вылез из джипа, обошел машину, открыл дверцу и помог гостье выйти. – Вообще-то это летний домик, но мне удалось утеплить его и приспособить для зимы… Я родился в миле отсюда… Тебе нравится?

– Красиво, – призналась миссис Торн. – Какое красивое крыльцо! Ты когда-нибудь сидишь здесь?

– Когда есть время… Обычно по ночам, если есть над чем подумать. Я засыпаю в кресле и просыпаюсь от боли в спине и шее…

Эмили принюхалась, сморщив носик.

– О, пахнет просто замечательно!

– Чеснок и лук… А вот и гостиная, – пояснил мужчина, пропуская гостью вперед.

Эмили огляделась. В квадратной комнате стояла удобная мебель, покрытая чехлами, хорошо гармонирующими со шторами. На полу лежал ковер с затейливыми узорами. Ей показалось, что он ручной работы. Повсюду находились фотографии улыбающейся молодой женщины. Миссис Торн почувствовала, как пересохло во рту. Слишком много снимков. Интересно, как она смотрится в сравнении с этой красавицей с хвостиком на голове и смеющимися глазами?

– Это столовая, но мы ею не пользуемся и едим прямо на кухне. А еще вернее будет сказать, что мы живем на кухне. Она очень большая, потому что я расширил помещение, когда пристраивал дополнительную комнату и ванную. Мои ребятишки проводят здесь по нескольку часов.

Кухня гостье понравилась – солнечная и уютная, на подоконниках и в углах стоят горшки с цветами. На стене – медная посуда, которую не мешало бы начистить до блеска. Скатерть на столе и накидки на стульях – ярко-красного цвета.

Под раковиной и у плиты лежали коврики, на дверце холодильника прикреплены записки и памятки, на стенах – натюрморты, изображающие ярко-красные яблоки в вазе и лимоны рядом с бутылкой минеральной воды.

В гостиной висели картины и фотографии иного рода: семья Мэтта на фоне яхты, мальчик и девочка, играющие во дворе… У Эмили перехватило дыхание. Холидей, оказывается, жил воспоминаниями, как и она, и тень прошлого нависала над его домом.

– В спальнях беспорядок… Как тебе понравилось мое крыльцо? Я его еще называю палубой. Вот только никак навес над ним не дострою.

– Великолепно. Какой чудесный вид! Прямо дыхание перехватывает. Ты, наверное, любишь бывать здесь?

– Да. Скорее всего, я не смог бы жить в другом месте.

«Ага, он предупреждает меня, что никуда отсюда не уедет», – глубокомысленно заключила миссис Торн.

– Когда тебя нашел Айвэн, ты бормотала о каком-то человеке…

– Зачем тебе это знать? – Эмили покраснела.

– Он сказал, ты приняла его за Эла Рокера. Кто это такой?

Миссис Торн нервно рассмеялась.

– Я думала, что у меня начались галлюцинации. Увидев Айвэна, я решила: пришел Эл Рокер… Дома приходилось смотреть пятичасовые новости и прогноз погоды… Эл – метеоролог и постоянно говорит о радаре Доплера. Даже понятия не имею, что это за штуковина… И вот, увидев Айвэна, я приняла его за Рокера со своим радаром за плечами. Мне казалось… Нет, не помню… Страх поглотил меня полностью.

– Угу.

– Что означает твое «угу», Мэтт? По-моему, тебе хочется знать, есть ли мужчина в моей жизни?

– Что-то вроде этого. Итак…

– И да, и нет. Дома остался очень хороший друг. Мы прекрасно ладим и понимаем друг друга. Он свободен в своих поступках так же, как и я. Но у него нет на душе такого тяжелого груза, который давит на меня. Ему приходилось видеть и наблюдать самый трудный период моей жизни, переживать его вместе со мной, он сочувствовал и помогал мне. Поэтому я считаю этого мужчину самым настоящим другом. А как у тебя?

– У меня никого нет, сам не знаю почему, – признался Холидей.

– Можно высказать предположение?

– Ну, говори.

– Твоя гостиная похожа на мемориал твоей жены. Я насчитала двадцать четыре фотографии…

Девять на каминной полке, две или три на каждом столе, несколько на стене… В кухне то же самое. Представляю, какое впечатление это производит на женщин, которые приходят к тебе в гости.

– Это угнетает тебя, Эмили?

– Очень. Я бы не решилась целоваться здесь… Да и любовью не стала бы заниматься в этом доме.

– Но дети…

– У них должны быть снимки в их комнате, да и у тебя тоже. Наступает время, когда нужно расстаться с прошлым раз и навсегда, если хочешь продолжать жить. Если же ты счастлив со своими воспоминаниями, испытываешь радость, рассматривая фотографии, тогда не стоит ничего менять. Это, конечно, мое мнение… Я все еще считаюсь приглашенной на ужин?

– Да. Как ты могла подумать… Я не привожу сюда женщин, Эмили. Ну, может, одну-две… Но они только мои друзья.

– Я могу накрыть на стол?

– Ага… Конец дискуссии, да?

– Вот именно, – улыбнулась миссис Торн.

На кухне Мэтт чувствовал себя вполне уверенно, хотя делал все по-мужски неуклюже. Эмили присела за стол, подавив желание помочь, потому что вовремя догадалась – он хочет выполнить все самостоятельно.

– Да, поваром мне не быть, – заметил Холидей, опуская спагетти в кипящую воду.

– А мне не стать спасателем и не ходить в походы. С некоторыми вещами приходится мириться.

– О, да у тебя есть чувство юмора. Мне это нравится. Немногие могут похвастаться подобным даром.

– Раньше я и сама не замечала его присутствия, но за последние несколько лет жизнь научила относиться ко всему происходящему с юмором. Отрезок времени, отпущенный нам на этом свете, слишком короток, чтобы жить прошлым. Как там говорится? Прошлое – это пролог? Кем ты хочешь стать, Мэтт?

– Хорошим человеком. Спорим, ты подумала, что я скажу пожарным. А сама?

– Понимаешь, я достигла поставленных перед собой целей, теперь хочется сделать что-нибудь… э… значительное, полезное для многих. К счастью, плохие времена остались далеко позади. Нынешняя часть жизни очень важна для меня. Я изменилась, и мои действия связаны с новой личностью… Одна из сестер натолкнула на интересную мысль, и – так я считаю – она права. По-моему, у Бога действительно имеются на меня виды. Он направил мою душу по этому пути, и теперь мне предстоит узнать, чего именно Господь ждет от меня. Скоро, очень скоро я пойму это.

– Сколько ты еще пробудешь в Убежище?

– Пока не знаю. Но не меньше, чем Роузи. Сестры сказали, что я могу жить там, пока не решу всех своих проблем. Можно даже совсем не уезжать.

– Зимой здесь очень холодно.

– В Нью-Джерси тоже, – заметила Эмили, стараясь казаться равнодушной. – Кстати, твой соус потому такой жидкий, что ты не даешь стечь воде из спагетти.

– Правда?

– Конечно. И уксус в салате тоже вносит свою лепту. Мне кажется, даже хорошие повара ценят критику.

– Ну, я к их числу не отношусь. Отведай мою стряпню, Эмили.

– Сейчас… А ты расскажи мне о своих детях.

– Бенджамину исполнилось двенадцать… Он хороший парень, занимается спортом, хорошо учится. Конечно, под моим неусыпным контролем… Любит гулять, ходить в походы. Бенджи похож на мать. У него такой же характер. К сожалению, Молли унаследовала мои привычки… С ней легко общаться, она очень хорошенькая, хотя таковой себя не считает. Сейчас ей четырнадцать, и дочь начинает открывать для себя существование мальчиков. Порой мне кажется, что телефонная трубка приросла к ее уху. Она смирилась со смертью матери, а вот у Бенджи с этим проблемы. Они очень беспокоятся за меня… Раньше дети боялись, когда я уходил, думая, что не вернусь. Сын и дочь очень дружны… У меня никогда не возникало проблем из-за женщин, потому что они не входили в мою жизнь. Даже не представляю, как отреагируют на это дети… Гм, это похоже на предупреждение.

Эмили кивнула.

– Ничего… Предупрежденный вооружен заранее. Так, кажется, говорят мудрецы? Что, если… если мы начнем встречаться, а твои ребятишки не примут меня? Что тогда будет?

– Не знаю.

– Я тоже понятия не имею, смогу ли открыться другому человеку. Ты мне нравишься, нравятся твои поцелуи, но мне больше не хочется страдать и ранить свое сердце… Мэтт, я слишком долго зализывала свои раны… – Женщина разволновалась, кровь молоточками стучала в висках, грудь бурно вздымалась. – Может… останемся друзьями? Давай не будем ничего планировать. Мэтт наклонился над столом.