Жаклин Норрис - Пробуждение любви

Операция кесарева сечения прошла успешно. После того, как роженицу увезли в послеродовую палату, Анна зашла в детское отделение взглянуть на младенца.

Малыш побагровел от крика, а медсестра ворковала над ним, пытаясь успокоить.

Анна устало потерла лоб тыльной стороной ладони. Она не сразу вспомнила, кого только что приняла — мальчика или девочку. Ах да — девочку. Правда, после того, как она извлекла малышку из материнского лона, у нее почти не было времени взглянуть на нее. Ребенок лежал ножками вперед, потому-то Анна и приняла решение об операции. Девочка явно не желала появляться на свет обычным способом. Видимо, еще в утробе решила показать характер.

Анна улыбнулась про себя. Надо будет рассказать о своих догадках партнеру, Джону Эрнандесу. А то он в последнее время обвиняет ее в отсутствии чувства юмора.

Потянувшись и размяв усталые плечи, Анна пошла на сестринский пост и позвонила в офис, чтобы узнать, сколько женщин записалось на сегодня.

Ничего срочного, сообщила Элли, обычные процедуры, с которыми в состоянии справиться и Мег, их терапевтическая медсестра.

— И не забудь, к шести ты должна быть дома. — Элли было всего двадцать пять, однако вела она себя так покровительственно, что Анна иногда чувствовала себя рядом с ней ребенком, особенно когда уставала. Вдобавок, они с Элли очень подружились, и потому секретарша не стеснялась поддразнивать ее. — Я знаю, ты забываешь обо всем, что не касается работы.

Анна рассеянно теребила карточку на груди. «Анна Элдридж, доктор медицины». Когда она впервые приколола эту карточку к своему белому халату, ее бросило в дрожь. Кажется, с тех пор прошли века, хотя на самом деле она получила степень всего восемь лет назад.

— Вообще-то я хотела заехать к себе за новыми журналами, в последнее время ничего не успеваю прочесть. Надо же следить за последними достижениями. Кстати, напомни, пожалуйста, зачем мне надо быть дома к шести.

— К тебе придут четыре кандидатки в домработницы. Если тебя не окажется дома, бог знает, что они могут натворить! — Элли хихикнула. С тех пор, как у нее прошли утренние приступы тошноты, она все время пребывала в прекрасном настроении. Иногда Анне казалось, что все женщины вокруг нее беременны. Разумеется, кроме нее самой.

Она тяжело вздохнула. Какая тоска — беседовать с пожилыми матронами и перечитывать их однотипные рекомендательные письма.

Но дело есть дело. Анна привыкла ко всему подходить ответственно.

— Буду на месте, — обещала она и повесила трубку.

«Ах, Ада! Как ты могла?» — сокрушалась про себя Анна, спускаясь на стоянку. Подойдя к своей машине, она сняла белый халат, под которым оказалось простое узкое платье из немнущейся материи.

Ее «олдсмобил» — модель, выбранная за надежность и практичность, — казалось, сам знал дорогу домой из медицинского центра Ирвайна. Кондиционер тихо мурлыкал, борясь с июньской жарой.

По пути Анна размышляла: на самом деле, во всех ее несчастьях виновата государственная лотерея.

Дело в том, что Ада Аллен, которая работала у нее много лет, была страстным игроком. В прошлом месяце ей наконец-то удалось поймать удачу за хвост. Она выиграла двадцать пять тысяч долларов и заявила, что перебирается в северную Калифорнию, к дочери и внукам.

Удастся ли ей найти другую такую же умелую и сосредоточенную домработницу, которая к тому же не раздражала бы ее в конце трудного рабочего дня?

Анна перебирала в голове события этого дня. Сегодня среда, напомнила она себе, середина недели.

Вчера ночью она выезжала принимать роды. Младенец родился в пять утра. Времени на то, чтобы вернуться домой до работы, уже не оставалось. Не успела она и заехать в свой кабинет, чтобы осмотреть обычных пациенток и взять мазки. После обеда была конференция в перинатальном отделении, а потом она сделала два аборта и одно кесарево сечение.

Партнер Анны, Джон Эрнандес, обычно вел дела пациенток, чья беременность протекала с осложнениями. Кроме того, он часто ассистировал Анне при кесаревых сечениях и других операциях. Анна всегда испытывала гордость, сознавая, что без нее и Джона младенец и мать не выжили бы. Но их работа требовала большой самоотдачи, и часто в конце длинного дня она чувствовала опустошение.

Ничего удивительного, что у нее болят плечи, а ноги сводит судорогой даже в удобных туфлях на низком каблуке. Ей хотелось поскорее принять ванну и лечь спать.

Анна почти не испытала привычной радости, повернув на свою улицу, застроенную элегантными и дорогими двухэтажными особняками за ухоженными газонами.

Сейчас она уже совсем не похожа на девочку с мечтательными глазами, студентку Университета Лос-Анджелеса, которая хотела стать актрисой и сниматься в кино на пару с красивым и целеустремленным парнем, за которого она чуть не вышла замуж. Но в такие дни, как сегодня, Анна задавалась вопросом: не слишком ли она увлечена работой? Возможно, она была бы счастливее, если бы создала семью, родила ребенка — такого, как сегодняшний истошно вопящий комочек.

Какая чушь! Все дело в затекших ногах.

Сейчас полшестого. Что ж, она успеет немного отдышаться до встречи с целой толпой потенциальных домработниц.

К тому времени, как Джейсон Брант на своем отреставрированном «мустанге»-кабриолете 1964 года выпуска выехал из Ньюпорт-Бич и направился в сторону Ирвайна, количество машин на дорогах резко возросло. Джейсон не спеша, проехал Санта-Монику, наслаждаясь соленым морским бризом, видом бронзовых тел на пляже и бодрыми криками подростков.

Когда он повернул налево, пейзаж изменился.

Местность, которая еще совсем недавно изобиловала живописными обрывистыми утесами и апельсиновыми рощами, сейчас была сплошь застроена кондоминиумами и одинаковыми, словно кукольными, домиками.

Джейсон улыбнулся и покачал головой. В тридцать пять смешно оставаться неисправимым романтиком. Странно, что издатель не в восторге от его новой затеи. Он просто не понимает, что самое интересное происходит дома. В буквальном смысле слова дома.

Джейсон удивлялся сам себе. Почему он так спокоен? Издатель, не моргнув глазом, отказал ему в авансе. Хочет, видите ли, посмотреть на готовую работу. Джейсон, конечно, мог бы заключить договор с другим издательством, он ничем не связан, но они с издателем старинные приятели, да и типография в компании была высшего качества, что немаловажно для фотоальбома.

И потом, вынужденный экономить, он придумал неожиданный ход, который прекрасно вписывался в его планы.

Он принял окончательное решение, прочитав рекламное объявление.

«Доктору из Ирвайна требуется домработница. Постоянное проживание. Рекомендации».

С рекомендациями пришлось повозиться, однако после разговора с секретаршей у него создалось впечатление, что доктор — холостяк. Джейсон решил: доктору, вполне возможно, понравится, если у него в доме будет работать мужчина, а не толстая матрона, которая будет ворчать, если хозяин приведет на ночь веселую подружку или засидится с друзьями за покером до пяти утра. Сигарный дым, карты — интересно, какие игры предпочитают богатенькие врачи из Ирвайна?

Джейсон скривил губы. Придется постоянно следить за собой. Со времен голодной юности он терпеть не может богачей, хотя сейчас и сам не прочь бы попасть в их категорию. Но… несмотря на теплый прием, которого удостоилась его первая книга, «Личная жизнь революционера», на фотоальбомах не сколотишь состояния. С другой стороны, он не бедствует и занимается тем, что ему по душе.

Было очень рискованно провести три месяца в тренировочном лагере на Ближнем Востоке. Джилл тогда заявляла, что понимает его; и лишь впоследствии, оглядываясь назад, он понял, до чего несладко ей приходилось, пока он бывал в отлучках. И не ему винить ее в той разгульной жизни, какую она вела в Нью-Йорке, — несмотря даже на то, что ее расточительность почти уничтожила их банковский счет.

Потом последовала вторая книга — «Личная жизнь политика». Тогда Джилл отправилась вместе с ним в предвыборную поездку в обществе одного конгрессмена, неотесанного фанатика, чье лицемерие Джейсону удалось запечатлеть с помощью фотокамеры, хотя его герой ни о чем не подозревал. Джилл та их поездка очень понравилась — главным образом из-за обилия приемов и вечеринок, на которых она имела возможность продемонстрировать свой элегантный гардероб. Тогда Джейсон понял: его жена стала другой, совсем не похожей на юную идеалистку, с которой он познакомился в колледже.

Может быть, именно тогда их брак и дал трещину. А может, это случилось позже, когда Джейсон начал подумывать о том, чтобы осесть, купить дом, завести детей. Джилл, по ее словам, не была готова к этому. Джейсон уже согласился кое в чем уступить, но Джилл решила, что ей пора жить своей жизнью, и переселилась в Нью-Йорк. Он не стремился получить официальный развод; иногда, уверял он себя, люди просто разъезжаются. Хотя их расставание причинило ему боль.

Поворачивая в жилой квартал, Джейсон подумал: ирония судьбы заключалась в том, что, несмотря на свой авантюризм, именно он пытался свить семейное гнездо везде, куда бы они ни приезжали. Если бы не Джейсон, они питались бы в забегаловках, по неделям не мылись и не стирали белье.

Ничего удивительного, что он вполне был готов устроиться домработницей.

Джейсон сверил по бумажке адрес и остановился перед двухэтажным особняком, как две капли воды похожим на остальные дома в этом квартале.

От Ирвайна, где селится верхушка среднего класса, очень далеко до трущоб Тихуаны или даже до бедных кварталов Санта-Аны, откуда родом почти вся местная прислуга. При помощи своей аппаратуры, до поры до времени спрятанной в сумке, Джейсон намеревался запечатлеть разительный контраст.

Он знал: за роскошью жизни среднего класса в здешнем «апельсиновом округе» скрываются потерянность и страх. Чтобы хоть как-то прокормить семью, здешняя прислуга селится в хозяйских домах, а собственных детей оставляет на родственников. Возможно, подобные условия труда и не являются необычными для остального мира, но Джейсона злило то, что он столкнулся с подобным у себя на родине, в самой богатой стране мира. Консервативные жители округа любят порассуждать о своем патриотизме и о высоких идеалах, но не всегда живут, подчиняясь собственным принципам. Ханжи, лицемеры! Джейсону хотелось показать им их отражение даже больше, чем представить рассказ о здешней ситуации широкой массе читателей.

Он посмотрел на часы. Пять минут седьмого. Что ж, быстро добрался, если учесть, что он не спешил. Он поднялся на крыльцо и позвонил.

Ему открыла седая высокая старуха с худым лицом.

— Да?

— У меня назначена встреча с доктором Элдриджем. Насчет работы.

Старуха удивилась, однако отошла в сторону, пропуская его в дом.

— Нам велено ждать в гостиной. По поручению доктора я впускаю соискательниц по одной. — Голос у нее был такой удрученный, что можно было подумать, будто отвечать на звонки — бог весть, какая непосильная задача.

Идя следом за старухой, Джейсон почувствовал укол совести. Меньше всего ему хотелось лишать этих женщин работы. С другой стороны, у той, что открыла ему дверь, был вид заранее проигравшей.

В гостиной от взгляда Джейсона не ускользнули ни плюшевый ковер, ни высокий потолок с декоративными балками мореного дуба, ни огромных размеров камин, ни дорогая, тщательно подобранная мебель и картины в тон. Несомненно, над этим интерьером потрудился дизайнер.

Все подтверждало сложившийся у него в голове образ доктора Элдриджа — мужчины среднего возраста, холостяка или разведенного, который проводит свой досуг, играя в теннис и волочась за молоденькими красотками, а в рабочее время загребает денежки лопатой, трудясь по пятнадцать часов в день. А вот на то, чтобы сделать свой дом уютным, времени ему не хватает.

Это прекрасно подходит Джейсону.

Доктор предусмотрительно выложил на стол журналы — «Дискавер», один научный и «Нэшнл джиогрэфик». Интересно, сам-то он их читал?

Еще две женщины, чем-то похожие на ту, что открыла ему дверь, с любопытством рассматривали его, сидя на диване. Джейсон сделал вид, что не замечает их любопытных взглядов.

Не успел он устроиться в кресле и взять «Дискавер», как открылась дверь в кабинет и оттуда, подобострастно кивая, вышла низенькая толстушка. Следом за нею показалась симпатичная женщина лет тридцати пяти на вид.

Значит, доктор все-таки женат. Джейсон постарался не выказывать разочарования. Эх, не видать ему этой работы!

Хозяйка смерила его удивленным взглядом.

— Чем я могу вам помочь?