Кира Шарм - Проданная

— Все в порядке. Софья Львовна. Это чистая правда. Пришел в себя, состояние тяжелое, но не критичное. Прогнозы благоприятные. Он может даже говорить. Но… Однозначно приказал именно вас не привозить.

Ничего не понимаю.

Стас не хочет, чтобы я видела его слабым? Почти беспомощным?

Боже, какая же это ерунда! Ведь главное, что он живой!

Но для мужчин важны такие вещи. Как для женщин их внешний вид.

Это я могу понять.

Как и то, что вот сейчас спорить и просить — действительно бесполезно. Если Стас приказал… Никто не нарушит его приказ!

— Могу я хотя бы поговорить с ним?

— Нет, Софья Львовна.

А вот этот ответ лупит уже, как пощечина.

— Состояние все же тяжелое. — Денис пытается меня утешить, видимо, это очень сильно отразилось на моем лице. — Ему нужно отдыхать. А скоро ночь. Вы поймите…

— Хорошо, Денис. Я понимаю, — киваю, медленно, не чувствуя деревянных ног, возвращаясь в свою комнату.

Ладно. Слава Богу, он жив! И прогнозы благоприятные! А завтра… завтра я обязательно пробьюсь к нему!

* * *

— Денис! — еще не рассвело, но я уже в полной готовности.

— Простите, Софья Львовна, — снова отводит глаза. — Приказ. Вы должны оставаться в доме.

— Ты говорил с ним? Ему лучше? Денис!! Дай мне хотя бы сказать Стасу пару слов!

— Его состояние улучшается. Но… Приказ категоричен. Простите, но даже поговорить вам с ним не могу дать возможности.

Ну, что он за упертый баран!

Только качаю головой.

Верю Денису. Вот где-то глубоко в сердце знаю, что говорит правду. Он не смог бы мне соврать о состоянии Стаса.

— Ладно, — машу рукой. — Когда будешь с ним говорить, напоминай, что я очень хочу его увидеть. Или услышать хотя бы. В сад-то я могу выйти?

— Конечно, Софья Львовна.

Брожу по саду, наверное, впервые оценив его великолепие. Его аромат и пеструю красоту разноцветных роз.

Каменная плита уже свалилась с груди.

Так почему он так категоричен?

Или считает, что опасность по-прежнему угрожает, потому и приказал не выпускать меня из дома?

Но почему тогда не хочет хотя бы сказать пару слов?

Безумно, безудержно хочу его увидеть!

Прижаться к нему, почувствовать, как сгребает в охапку мощными руками! Выдохнуть ему в губы самые важные слова! Так хочу, что голова кружится и мурашки охватывают всю кожу!

Но ладно. Самое главное, что он идет на поправку. Все остальное мы обязательно успеем.

* * *

К вечеру Дениса убрали из дома. Стас все-таки узнал, что он возил меня в больницу.

На его место пришел другой, настоящий робот. Каменный, без эмоций, без жизни на высеченном из камня лице.

Он отвечал на мои вопросы о самочувствии Стаса. Но на все просьбы с ним увидеться, только отрицательно качал головой.

Бесполезно. Бессмысленно.

Я перестала просить и просто начала ждать. Пока этот несносный мужчина передумает или вернется.

Новый охранник почти не бывал в доме. Я даже перестала его замечать.

— Станислав Михайлович сегодня выписался, — и все же чуть не обняла, когда услышала радостную долгожданную новость.

— Когда его ждать?

Черт, приходится сжимать руки, чтобы не запрыгать сейчас от восторга.

— Он ухал из страны на некоторое время. Нужно выяснить, кто стоял за этим покушением.

Вот так. Дела всегда на первом месте.

Ведь мог бы, хотя бы на минуточку заехать. — ну, чего ему стоило?

Просто на минутку.

Просто увидеть его. Обнять. Поцеловать и прижиться. На короткий миг!

А, может, ему вовсе и не нужна моя любовь на самом деле?

Может, я все себе придумала? Хотела обмануться, вот и обманулась, видя в его глазах, в его прикосновениях то, чего нет? В том, как держал меня за руку и не отрывал взгляда…

Как жадно, голодно набрасывался, рыча от нетерпения и одновременно при этом сдерживая себя?

Он ведь был нежным. Несмотря на то, что даже себе, наверное, не хотел в этом признаваться, и уж тем более меньше всего хотел показать это мне…

Так же, как и я, так сильно отрицал собственные чувства, что делал все, лишь бы они не прорвались наружу!

Только возможность его потерять расставила для меня все по своим истинным местам. Как вспышка, которая на миг ослепила, а после заставила увидеть все по-настоящему отчетливо. Смела пустое, наносное, глупую шелуху нашей с ним якобы ненависти…

Или я ошибаюсь?

Это произошло только во мне?

А он, быть может, всегда относился ко мне только как к той, кого нужно топтать и унизить? А теперь, чуть не расставшись с жизнью, понял, что напрасно растрачивал свое время жизни на никому не нужную месть?

Черт, как же это больно…

Сердце сжимается до невозможности, заставляя воздух в легких просто выгорать, сжигая и меня, — насквозь, навылет, снова и снова простреливая пулями.

Но в то же время бешено колотится. Будто оно знает, что все мои страхи и тревоги напрасны. Будто до сих пор чувствует его рядом…

И я, как последняя дура, реву в подушку. Заламывая руки. Мечтая, что он вернется и подхватит на руки. И снова реву — думая о том, что совсем ему не нужна.

Иначе — разве он не нашел бы времени хотя бы для одного короткого разговора? Как бы занят ни был…

Ничего не изменилось.

Я все та же восемнадцатилетняя дурочка, насквозь отравленная любовью к Стасу Санникову. Дергающаяся от каждого шороха в доме. Мечтающая о том, что он сейчас войдет. И скажет… Скажет мне те самые важные слова. Которые будто клеймом выжжены в моей собственном сердце.

Только сейчас все это в сто, в тысячи, в миллионы раз сильнее!

— Стас! — забыв обо все, бегу по коридору в его кабинет, роняя и теряя на ходу тапки.

Не слышала, как он входил, но двери кабинета приоткрыты. И видна полоска света. Никто, кроме него, не мог бы туда войти! Никто из охраны, которые и в дом-то заходят только по необходимости!

Вернулся!

— Стас!

И мне уже плевать на все, что я успела передумать за это время.

Плевать на все.

На сомнения и боль, на то, что не получила от него ни слова, ни короткой весточки. Что бросил, не пустил к себе, — на все.

Только сердце бешено, счастливо колотится. Так, что его слышно, кажется, не только на весь дом, а на всю округу.

Даже плевать на то, что он обо мне сейчас подумает. На то, что может облить холодом, как ледяной водой. На все, кроме того, что он здесь!

— Стас!

И замираю на пороге, прижавшись спиной к двери. Тяжело дыша. Чувствуя, как слепит глаза, обжигая.

За его столом сидит чужак.

Огромный, — настолько, что, кажется, занимает собой все пространство большого кабинета.

Одни плечи такие, что, кажется, он ими подпирает тяжелые шкафы Стаса. Огромные руки с локтями на столе, занимают весь стол.

Жуткий. На бандита похож.

Майка на нем какая-то, на плече татуировки.

Черные волосы, черная борода — совсем не приглаженная и причесанная в салоне, как у всех, с кем я общалась раньше. И смотрит исподлобья, а черные глаза так и сверкают пламенем.

На дикаря похож. Жуткий. И еще такой огромный…

Кто он такой, черт побери! Почему забрался в кабинет Стаса? Почему распоряжается, будто он здесь хозяин?

— София, — низкий, тягучий голос наводит еще больше жути.

Он будто обволакивает, как сеть или паутина. Его сбросить хочется. Даже плечами передергиваю от этого ощущения.

А глаза — прожигают. Бросает на меня такой взгляд, окидывая с ног до головы, что я чувствую себя, будто на рентгене. Одновременно и словно всю одежду одним взглядом сорвал и до костей, до мяса просверлил глазами этими — жалящими, черными, невозможными.

— Вот значит, какая ты, принцесса, — низкий бас заставляет завибрировать воздух вокруг.

Совсем не такой, как у Санникова.

Тяжелый. Опасный. Неуютный. Тоже припечатывает.

Он будто давит одновременно всем. И телом этим огромным, что весь кабинет заполонило, весь воздух, все пространство из него будто вытеснило, и голосом и взглядом этим. Тяжелым.

— Кто вы? — вздергиваю подбородок. По старой привычке распрямляю плечи.

— Присаживайся, — кивает головой хозяйский жестом на стоящий рядом со столом стул. — Поговорим.

Медленно подхожу, а сердце — холодеет, замирает. Неужели со Стасом все же что-то плохое случилось? Он ни разу не позвонил, я ведь не видела его — ни в записи, ни по каким-то средствам связи!

А что, если…

Если он и не уезжал никуда вовсе, решать вопросы с покушением? Если…

Нет! Господи, нет! Я даже думать об этом не хочу!

Но почему тогда в его доме чужой и распоряжается здесь, как будто он хозяин?

Не выдерживаю, прижимаю руку к судорожно сжавшемуся сердцу.

Пусть. Пусть я ему не нужна. Пусть! Это я переживу, справляюсь, — ничего не поделать, сердцу не прикажешь. Мы не выбираем кого нам любить, а кого нет.

До судорог, до рвотных спазмов будет больно. Я знаю.

Но пусть только он окажется жив!

— Что со Стасом? — плевать на угрожающий вид.

На то, что этот человек может быть его врагом. Который, возможно, и устроил покушение, а теперь, быть может, и завладел этим домом, как Ефимов нашим. На все плевать.

Хватаю его огромную руку, стискивая своими.

— Что с ним? Где он сам? И почему, черт, побери, вы здесь распоряжаетесь?

— Прости, София. Я не представился, — кивает.

— Роман. Старый друг Стаса. Может быть, даже и единственный. Почти брат.

Аккуратно высвобождает мои пальцы, подносит руку к губам и целует.

А я только хлопаю глазами.

Галантность и такой амбал устрашающего вида, и взгляд этот бунтарский, страшный, — никак не сочетаются! На уровне абсурда!

— Что со Стасом? — выдергиваю свою руку из его. — Где он?

— Со Стасом все в порядке, — усмехается, но глаза жгут меня, сканируют, прожигают насквозь. И искры такие в них странные пляшут, будто черти туда углей насыпали. Поеживаюсь под этим взглядом.

Реально? Я думала Стас подавляет? Да по сравнению с этим он просто пушистый ласковый… Ну, не котенок, но что-то вроде того!

Этот же будто кости одним взглядом, одними глазами переламывает!

— Где он тогда? — сжимаю решительно руки.

— Стас уехал. Видишь ли, София… Покушались на самом деле не на него, как мы были уверены. Поверь, Стас успел нажить не только власть и состояние. А и немалое множество врагов и завистников. Прямо-то теперь никто против него не выступит, но вот так, исподтишка…

Кто бы сомневался. После того, как он поступил на том балу, я вообще поражаюсь, что Стас дожил до своих лет, еще и в нашем обществе. Ни на секунду не сомневаюсь, что все большие состояния, в том числе и моего отца, добыты кровью.

Да. Розовые очки наивности давно уже спали с моих глаз.

Люди, из которых состоит верхушка нашего общества. — опасны. Очень опасны. Это я уже поняла.

— Но оказалось, Стас тут ни при чем, — Роман, который было отвернулся, снова вздергивает взгляд, на рыбу на крючок, подцепив меня своими адскими глазами.

— Их целью была ты, София.

— Я?

Не могу поверить!

Ну, зависть за то, что отец был почти на самом верху, да. Ну, ненависть за это, за власть его, за деньги! Понятно, почему с таким наслаждением ноги о меня пытались вытирать. Но чтобы дошло до убийства! Не могу поверить!

— Видишь ли, твой отец оформил на твое имя несколько фирм… — Роман кивает будто прочитав мои мысли. — Очень, надо сказать, прибыльных фирм, София. Со счетами в офшорах.

Качаю головой, уже ничего не понимая.

Если это так, то почему отец ничего мне не сказал?

— Всем там заправлял Игнатьев, помощник твоего отца. На него оформлены все доверенности. Но если ты умрешь, все останется ему. Он юрист, и очень грамотный. Внес нужные изменения в документы.

Поверить не могу. Как глупая кукла, хлопаю глазами. Дядя Паша?

Да я с рук его с самого детства не слезала!

Обожала его. он был единственным, с кем было все можно, и кто бесконечно меня баловал, тогда как отец держал в строгости!

— Да, София, — Роман снова кивает, складывая руки, лежащие на столе, в замок.

А я просто тупо на них смотрю, почему-то думая о том, что этими руками ему ничего не стоит сломать шею.

— Полагаю, он и разорил твоего отца. Проводил за его спиной разные схемы и махинации. Беда в том, что Лев и не проверял ничего за ним. Доверял безоговорочно. А в нашем мире, как показывает жизнь, верить никому нельзя. Особенно тем, кто ближе всех.