Зажегся зеленый, и меня отбросило на спинку сиденья — фургон сорвался со старта, как спринтер на стометровке, и тут же заколотили клювы дятлов, а в мои бока вонзились ледяные копья. Год спустя, как мне показалось, мы подкатили к грязному обшарпанному двухэтажному строению на Скотленд-роуд, по сравнению с которым бразильские фавелы показались бы сказочным чертогом.

В тот миг, как мы остановились, из окрестных трущоб высыпала десятитысячная орда чумазых ребятишек, которые обступили наш фургон, словно решили, что мы боги, свалившиеся с неба. Так, должно быть, индейцы встречали каравеллы Колумба.

— У тебя есть гвозди или стеклянные бусы? — осведомился я.

Вэнс недоуменно посмотрел на меня, потом громко заржал и покачал головой. Выпрыгнув на асфальт, он запер дверцу фургона.

— Необходимая предосторожность, — пояснил он. — В противном случае, маленькие мерзавцы распотрошат машину в мгновение ока. Если захотят, они открутят двигатель за семь секунд. Эй, вы, оборванцы! — заорал он. — А ну, кыш отсюда! Кто подойдет к фургону, башки поотрываю. И чтоб не писать на бортах "Я люблю Алика Дугласа Хьюма"!

Мы пробились через грязнощекую и сопливую толпу и поднялись по железной лестнице на второй этаж. С этой огромной высоты я окинул взглядом квартал. Невеселое зрелище, скажу я вам. Мрачные серые ряды унылых, однообразных закопченных домишек, над которыми, как скала Гибралтара, возвышалась внушительная католическая церковь.

Детишки выводили пальцами на запыленном борту нашего фургона фразу "Я люблю Джорджа Брауна", а один крохотный негодяй в красном свитере силился отодрать правую фару.

— Эй, детишки, отойдите от машины! — крикнул Вэнс, высовываясь из окна.

— Пошел в жопу! — пискнул тоненький голосок.

Вэнс пожал плечами и постучал в квартиру номер семьдесят два.

Дверь открыло нечто с головой, покрытой папильотками, в грязном переднике, облитом заварным кремом. Во всяком случае, я надеялся, что это заварной крем. На руках существа заходился ревом младенец, а изо рта торчала сигарета.

— Ну? — процедило существо, стряхивая пепел на пол.

— "Швейные машинки Райтбая", мадам, — учтиво представился Вэнс, шмыгнув носом. Вонь стояла ужасающая. Она выплыла из двери, как облако тумана, и казалась настолько тяжелой, что могла обрушить балкон.

— А, да, как раз вовремя, — существо посторонилось, пропуская нас в квартиру.

Когда мы прошли по коридору, мне едва не стало дурно. Я боялся, что никогда уже не отмоюсь от этого удушливого и едкого запаха. Он шибанул мне в лицо, как гнилое яблоко, и пропитал всю кожу, волосы и одежду, как будто я постоял под душем из испорченного пива.

В мрачной гостиной, освещаемой только серым уличным светом, у которого хватило смелости пробиться в эту берлогу, на ветхом диване лежала самая древняя старушка, которую я когда-либо видел. Лет, должно быть, за триста. Оставшиеся волосы были зачесаны назад и схвачены в пучок, подчеркивая заостренность лица и ввалившиеся щеки.

— Привет, мальчики! — прошамкала она беззубым ртом. — Они будут чинить телик, Прусилла?

Прусилла!

— Нет, швейную машинку, бабуля. Эй, парень, вон она стоит.

Прусилла кивнула в темный угол и Вэнс ощупью заковылял туда.

— А что случилось? — вежливо поинтересовался он.

— Не шьет.

— А-аа.

Вэнс взгромоздил "макси" на стол, который, казалось, немедленно рухнет под такой тяжестью. Стол жалобно заскрипел, и ножки его раздвинулись, как у жирафы на водопое, но все-таки устоял.

— Как насчет света, мадам? — спросил Вэнс.

Прусилла зажгла люстру с единственной лампочкой, но лучше бы этого не делала. Комната выглядела омерзительно. На столе остатки еды, крошки, не подметавшийся с шекспировских времен замызганный пол залит вареньем. Посреди комнаты стоял детский горшок, который не выносили с неделю, рядом валялись перепачканные ползунки. Меня стало мутить.

Вэнс со вздохом приподнял крышку футляра, из-под которой тут же выскочил жирный черный таракан, прошипел в наш адрес какое-то ругательство и неспешно засеменил под диван. Ни Прусилла, ни бабуля не обратили на гнусную тварь ни малейшего внимания.

— Стул нужен? — спросила Прусилла.

Вэнс покосился на стул, увидел, что он перемазан какой-то подозрительной массой, и потряс головой.

— Нет, спасибо, мадам, я быстро.

Он склонился над машинкой и вдруг радостно улыбнулся. Посмотрев на меня, он весело подмигнул

— Все понятно, мадам. Вы просто вставили иголку боком.

Он быстро открутил винт, державший иголку, установил её как надо, и тут же испробовал на клочке демонстрационной ткани. Я даже услышал, как он испустил вздох облегчения. Вставив машинку в футляр, Вэнс отнес её на прежнее место, в угол.

— Платить не надо, мадам. До свидания!

Вэнс рванул к дверям, словно за ним черти гнались. Я следовал по пятам.

Расшвыряв мальчишек, успевших таки написать "Все тори — грязные свиньи" и "Дура Мэри любит Уильяма", мы уселись в фургон.

С наслаждением принюхавшись к родному выхлопному газу, мы с Вэнсом обменялись понимающими взглядами.

— Мерзкие свиньи! — в сердцах сплюнул он. — Неужели трудно потратить пару шиллингов на карболку и какой-нибудь дезодорант? Взорвать бы весь квартал к чертовой матери!

Я кивнул.

— Должно быть, так скоро и случится. Я слышал, трущобы собираются сносить.

— А что толку? — возмутился Вэнс. — Запусти Прусиллу с бабулей в новую квартиру, и через две недели будет то же самое. Они просто жить не смогут без тараканов и привычной вони.

— И часто ты такое видишь? — осторожно поинтересовался я.

Вэнс покачал головой.

— Слава Богу, нет. Мебели, правда, у многих кот наплакал, но зато хоть за чистотой следят. Нет, в таком хлеву я побывал впервые.

Он понюхал свой рукав и скривился.

— Придется отдавать в чистку.

Я принюхался к собственному рукаву и согласился с Вэнсом.

Вэнс лихо промчался мимо музея и выехал на Лондон-роуд, оставив позади толпу чертыхающихся, сыплющих проклятия и громко сигналящих пешеходов и водителей.

— Да заткнитесь вы, — проорал он, давая понять, что видит, какой бедлам вызвал. — Нельзя, чтобы такие козлы садились за руль.

— Ты прав, — кивнул я. — Куда теперь?

— Чайлдуолл, Маунтвуд-роуд, дом сто шестнадцать.

У меня сладостно засосало под ложечкой. Чайлдуолл, район, где живет Глория.

Глава седьмая

Целую неделю я с большим удовольствием провел в мастерской. Иногда, когда Чарли заваливали работой, я задерживался, чтобы помочь ему, а в другие дни с утра разбирал и собирал машинки, а после обеда разъезжал с Вэнсом.

Несмотря на его дьявольскую манеру вождения, грозившую тем, что каждая поездка могла стать для нас последней, я уже стал заранее предвкушать их. Каждое посещение прибавляло мне опыта, а также учило лучше разбираться в человеческой натуре. А интересных образчиков было, хоть отбавляй.

Вот, например, случай с миссис Хендерсон.

Дело было в четверг. Мы с Чарли ковырялись в мастерской, и время уже клонилось к обеду, когда нагрянул Аллен Дрейпер и заявил, что в магазин пришла миссис Хендерсон, которая требует срочно починить её машинку. Судя по тону Дрейпера, миссис Хендерсон была по меньшей мере пэром Англии.

— Иди и узнай, что у неё случилось, Расс, — попросил Чарли. — Занеси её в заявочный список и скажи Вэнсу, чтобы сегодня же заехал к ней.

Я проследовал за Дрейпером в торговый зал и увидел царственного вида дамочку, разодетую в меха. Лет, должно быть, под семьдесят. Нет, она не выудила из сумочки пенсне и не смерила меня взглядом, а только довольно приятно улыбнулась, когда Дрейпер представил меня. Я счел не лишним поклониться.

— Мистер Тобин займется вами, мадам, — произнес Дрейпер и, ослепив её лучезарной улыбкой, удалился к кабинкам.

— Вы хотите отремонтировать машинку? — спросил я.

Она снова улыбнулась.

— Да, будьте добры. Не могу понять, что с ней стряслось. Внизу что-то звякает.

Я послушно начертал в заявочной квитанции "внизу что-то звякает", а также записал её адрес и телефон.

— Вы сможете приехать сегодня днем? — спросила она.

Что ж, если столь почтенная дама просит об одолжении, Расс Тобин не способен отказать.

— Конечно, мадам, — расшаркался я. — Непременно. Вы будете дома весь день?

— Да, я никогда не выхожу до вечера.

— Мы приедем, — великодушно пообещал я.

Вэнса чуть не хватил удар, когда я ему об этом сказал.

— Черт побери, ты же знаешь, сколько у меня уже этих долбаных заказов!

Он помахал перед моим носом толстенной пачкой квитанций.

Я пожал плечами.

— Извини, Вэнс, но она очень важная клиентка.

Вэнс вздохнул и выдохнул с такой силой, что загасил сигарету во рту Чарли.

— Ладно, — сказал он. — Но только поедем мы к ней в самую последнюю очередь.

К дому миссис Хендерсон мы подкатили в половине пятого.

Огромный старый дом, казавшийся особенно сумрачным под льющим, как из ведра дождем, напомнил мне особняки, окружавшие крикет-клуб. К дому вела широкая подъездная аллея, окруженная моими самыми нелюбимыми деревьями и кустарниками — увядшими гортензиями, лавром и бирючиной.

Оставив фургон перед воротами, мы прошли во двор и поднялись на шаткое крыльцо.

— Веселенькое место, — поежился Вэнс.

Я поднял руку, позвонил в дверь и выругался — в рукав налилась почти тонна воды.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил Вэнс, приплясывая под дождем.

Я слышал только рев воды, вырывающейся из водостока рядом с крыльцом. Я помотал головой.

— Музыка, — вдруг произнес Вэнс.

Я наклонил голову набок и услышал отдаленное громыхание рок-гитар и ударника.

Я снова надавил на кнопку, уже подольше.

— Видимо, она не слышит, — предположил Вэнс. — Может, постучать в окно?

Мы выждали ещё с минуту, потом пустились в сафари через мокрые заросли, поочередно заглядывая во все окна. Наконец, мы продрались к окну кухни.

В центре просторнейшей кухни размером с футбольное поле на зеленом линолеуме красовался сверкающий белый стол, напоминающий одинокий островок посреди безбрежного океана. На столе рядом с надрывающимся транзисторным приемником стояла бутылка апельсинового сока, початая бутыль джина невообразимых размеров и торт с пятью незажженными свечками. Миссис Хендерсон с коктейлем в руке, лихо приплясывая, скакала вокруг стола в такт бешеному ритму. Глаза её были прикрыты, на губах играла мечтательная улыбка, а второй рукой она приподнимала краешек юбки, весело размахивая ею из стороны в стороны.

На полу возлежала колоссальная восточно-европейская овчарка, лет, должно быть, ста шестидесяти и глухая, как пень. Положив здоровенную и плешивую, изъеденную молью голову на изъеденные молью лапы, овчарка подремывала, время от времени приоткрывая один глаз, чтобы проверить, жива ли ещё хозяйка.

— Она уклюкалась в стельку, — прошептал Вэнс. — Что делать?

Я пожал плечами, о чем тут же пожалел — водяной вал обрушился с воротничка и промочил мне всю спину.

— Мы же обещали, — напомнил я.

Я легонько постучал в окно. Ничего не случилось. Миссис Хендерсон совершила пару изящных пируэтов, потом отхлебнула из стакана.

Я забарабанил по стеклу, но добился только того, что пес приоткрыл один глаз, который уставился на меня. И в следующий миг разверзлась преисподняя, и на нас обрушились все силы ада. Гнусная тварь, свирепо оскалясь, с немыслимой скоростью метнулась к окну; я даже услышал, как лязгнули зубы. Миссис Хендерсон едва не выронила свой коктейль. Она оторопело уставилась на нас, словно пытаясь определить, где меня видела. Пожалев её, я проорал:

— Швейная машинка!

Старушка метнула раздраженный взгляд на приемник и вдруг сообразила, что может его выключить. Сделав это, она посмотрела на нас с прежним недоумением.

Я нащупал в кармане визитную карточку и прижал её к стеклу. Пес забрызгал слюной все окно, пытаясь сожрать мою руку вместе с карточкой, а миссис Хендерсон, близоруко щурясь, пожевала губами, потом потрясла головой и куда-то удалилась.

— О, дьявольщина! — выругался Вэнс.

Пес тем временем окончательно остервенел. Дом заходил ходуном от яростного лая.

— Давай вернемся, когда она протрезвеет, — предложил Вэнс. — Через пару месяцев. Очень уж мне не нравится эта псина.

Я уже решил было последовать его совету, когда вернулась миссис Хендерсон с очками на носу. Она уставилась на карточку, хотя было видно, что она все равно ни черта не разбирает. Однако что-то миссис Хендерсон вдруг сообразила, потому что в следующий миг победоносно воздела руки, расплылась в улыбке и принялась оттаскивать четырехтонную бестию от задней двери.