Кресли Коул - Профессионал

— Потому что я табу? — Я нахмурилась, когда эта мысль пришла мне в голову. — Ковалев тебя не убьет из-за случившегося сегодня? Ведь так?

— Конечно, нет. Он не тиран-убийца.

— Так в чем же дело?

— Я воспользовался его дочерью. С трудом верю, что прикоснулся к тебе. — В лунном свете я видела, как румянец окрасил его скулы. — Ударил тебя.

— В итоге мне понравилось всё, что мы делали. — Я, Натали Портер, пришла в восторг от того, что меня отшлёпали. И собиралась с этим смириться.

Я чувствовала себя телефоном, на который установили новую операционную систему, но перезагрузить забыли. Кончая сегодня, я пикала и мигала, а теперь почувствовала апгрейд.

Он перезагрузил меня, показав, каким я буду видеть секс до конца своей жизни.

— Севастьян, не превращай плюсы в минусы. — Так, шути, отвлекай его…

— Ты очень тугая. Очень. Ты ведь, конечно, не девственница?

Я пожала плечами с вызывающим видом.

- Видимо, ты не всё про меня узнал.

Он выдавил обескураженное:

— Блядь!

На русском это слово означало «шлюха», но употреблялось и просто как крепкое восклицание.

— Подумаешь, большое дело. — Девственной плевы у меня не было. Об этом позаботился мой арсенал.

— Так какого черта ты на противозачаточных?

Значит, он увидел пластырь на бедре?

— По разным причинам. — В основном для регуляции цикла.

Но он меня не слушал.

— Поступить так с опытной женщиной — уже плохо. — Он вскочил на ноги, заметавшись по комнате от стены к стене. — Но осквернить девушку, к которой никто не прикасался — хуже нельзя и придумать!

— Осквернить? Неужели ты действительно произнёс это древнее слово? Что ж, это было ожидаемо, раз уж с нами не было дуэньи, а твоя мужественность достигла таких размеров.

Он окинул меня мрачным взглядом.

— Я могу не относиться к случившемуся в таком "древнем" понимании, но не знаю, как на это отреагируют другие.

— Другие? Мой отец?

Угрюмый кивок.

— Я думала, ты хорошо его знаешь. Достаточно хорошо, чтобы расписать, какой прекрасной будет моя новая жизнь.

— Я действительно хорошо его знаю. Но у него никогда раньше не было дочери. Понятия не имею, как он к этому отнесётся.

— А если бы я не была его дочерью?

— Но ты — его дочь. — Он провёл пятернёй по волосам.

— Ответь на вопрос.

Обернувшись, он кинул на меня такой дикий первобытный взгляд, что я ахнула.

— А если нет, то я был бы уже внутри тебя. Devstvennitsa ili net. То, что должно было усмирить мой аппетит, его лишь распалило.

Факты таковы: весь прошедший месяц он про меня фантазировал. Он хотел заняться со мной сексом, даже зная, что я девственница. Некоторые мои индивидуальные особенности пришлись ему по нраву. Ему хотелось пойти со мной дальше; и мне, чёрт побери, тоже…

— Но этого больше не повторится, — добавил он звенящим от решимости голосом.

Меня собираются подвергнуть целибату по причине извращенной бандитской логики? Я поднялась, на коленях подползая к краю кровати, с удовольствием наблюдая, как нахмуренный взгляд Севастьяна следит за качающимся движением моей груди.

— Я хочу, чтобы это повторилось. Обычно я получаю то, чего хочу. Все зависит только от тебя, если ты не в силах мне сопротивляться.

Услышав такой вызов, он прищурил глаза и, сам того не осознавая, шагнул ко мне ближе. И ближе.

— Если станешь меня искушать, я уже не буду с тобой таким нежным.

Так это было нежно?

Когда я затрепетала, он не сдержал восклицания.

— Ты сказала, что я тебя смущаю? Это ты сбиваешь меня с толку. Тебе нужен я или всего лишь удовольствие?

— Мне нужна возможность это выяснить.

— Я думал, у тебя есть голова на плечах, думал, что твои инстинкты с мужчинами работают.

Мои глаза широко распахнулись.

— Не смей так говорить. Мои инстинкты неприкосновенны!

— Ты не понимаешь? Твой отец собирается подарить тебе чертов мир; даже если бы я этого желал, в твоём будущем нет места для такого мужчины, как я. — Он развернулся к выходу из комнаты.

Глядя ему вслед, я пробормотала:

— Как странно.

Не оборачиваясь, он замер на пороге. И, словно против воли, спросил:

— Что странно?

Я наклонила голову на бок.

— Что ты полагаешь, будто я сама не буду решать, чему есть место в моём будущем.

Сдвинув напряженные плечи, он захлопнул за собой дверь.

— Будильник! — Я подскочила в кровати, понимая, что опоздала на работу, и гадая, какого черта мои часы не сломались. — Опоздала!

Протерев глаза, я постепенно осознала, что нахожусь в самолёте и что события прошлой ночи мне не приснились.

То, что произошло на этой кровати — не приснилось.

Обернувшись к двери, я обнаружила Севастьяна, развешивающего чехлы с одеждой, и чемодан у его ног.

— Расслабься, Натали. Больше тебе не придётся об этом волноваться.

Тогда как я была полностью голой, не считая простыни вокруг бедер и каскада буйных локонов, спускающихся на грудь, Севастьян был облачен в безукоризненный серый костюм-тройку и длинное пальто. Одежда идеально облегала его широкие плечи.

— Ты выглядишь потрясающе, — ляпнула я. Как миллион долларов, как мужчина моих грез, пошатнувший мой мир. Нет, он столкнул этот мир с привычной оси. Это всё равно, как если бы я всю жизнь думала, что степень удовольствия измеряется по шкале от единицы до десяти, а этот парень бы вдруг соблазнительно прошептал "Разве ты не знала? Верхняя планка уходит в бесконечность".

А потом этот парень, для удобства назовем его Севастьяном, доказал слова наглядной демонстрацией. Что, конечно же, заслужило возгласов "бис!"

На мой комплимент он отреагировал легким румянцем на скулах, но ничего не сказал.

Смирись с этим, Нэт.

- Эй, мы приземлились? Не могу поверить, что я проспала. — Закрытые иллюминаторы заставили меня нахмуриться.

Когда я уснула, он вернулся, чтобы опустить шторки? Гррр.

— Что я пропустила? — Я спала, как убитая — сколько именно времени, кстати? — и сейчас чувствовала себя отдохнувшей впервые за много недель. Быстрая инспекция тела дала мне понять, что мышцы ныли, но всё было на своих местах.

— Погода пасмурная, так что ты бы всё равно почти ничего не увидела.

Когда я потянулась, чтобы выглянуть в иллюминатор, он резко отвел взгляд.

Снаружи, под серым небом, аэропорт не выделялся ничем примечательным. У трапа был припаркован лимузин, крутой и равнодушный. На подобной машине могли бы разъезжать представители британской монархии.

— Здесь одежда для тебя, — сказал Севастьян. — Всё должно подойти.

Я одарила его сладкой улыбкой.

— Потому что ты вломился в мой дом и переписал размеры?

Он сузил глаза:

— А потом я лично вручную их перепроверил. — С этими словами он вышел.

О, ну ещё бы, думала я по пути в душ. Вернувшись спустя несколько минут, я обнаружила дымящийся кофе и теплую выпечку. Я отхлебнула кофе… с сахаром и соевым молоком. Как я люблю, и это было ему известно, поскольку он следил за мной.

Не обращая внимания на собственное раздражение, я расстегнула чехлы с одеждой и чемодан. У Джесс бы случился шмотгазм от такого выбора. Даже я оценила дизайнерские свитеры, брюки и обувь из мягчайшей кожи.

А нижнее белье? Стильные бюстгальтеры и трусики не были нарочито сексуальными — несмотря на прозрачное кружево и игривые ленточки — но девушка с фермы в Небраске попросту не носила ничего подобного.

Я находилась не в Небраске.

Так что я пробежалась по белью, выудив шелковый комплект персикового цвета. Натянула облегающий нефритово-зеленый кашемировый свитер и черные узкие брюки. Обычно я не носила обтягивающую одежду, но свитер доходил мне почти до середины бедер, так что всё будет прикрыто. Игривые короткие ботильоны сели как влитые, довершив наряд.

Взглянув на себя в зеркало, я с удивлением обнаружила на щеках румянец. Глаза были ясными, зеленый цвет проявлялся ярче. Я выглядела… любимой.

Почти романтично-наивной.

Если на меня так повлияла одна лишь ночь с Севастьяном, то, что будет, если мы займёмся сексом. Есть лишь один способ выяснить.

Я упаковала оставшуюся одежду, потом неловко покатила чемодан к выходу. Если я ждала, что Севастьян сделает моему внешнему виду комплимент, то ошибалась.

— Не поднимай сумки, — отрезал он. Я выронила чемодан, словно тот был раскален, и Севастьян проводил меня к выходу.

На верхней площадке трапа я остановилась, чтобы глубоко вдохнуть в себя ароматы этой страны; всё, что я почувствовала — запах авиационного топлива и ледяной воздух.

Предвосхищая мои нужды, Севастьян сказал:

— Вот, твое пальто.

Мех. Декадентский соболь.

— О, мех я не ношу, — твердо сказала я, хоть мои пальцы сами собой погладили шелковистую поверхность.

— В России — носишь. — Только я открыла рот, чтобы возразить, как он добавил, — это принадлежало твоей бабушке. Пальто подогнали под тебя.

Это носила моя бабушка? Возражения отклоняются. Я скользнула внутрь, даже не удивившись, как идеально оно село. Спускаясь по трапу, я чувствовала, как меня окутывает тепло.

— Почему Ковалев сделал мне такой подарок? — Он меня даже не знает.

— Кому ещё может принадлежать пальто, если не внучке хозяйки?

Ну, если так к этому подходить…

Когда мы очутились на земле, ничем не примечательный водитель открыл для меня дверцу лимузина, но сесть на заднее сиденье мне помог Севастьян.

В салоне пассажирская часть была отделена от водителя звуконепроницаемым экраном. Тонированные окна, судя по толщине, наверняка были пуленепробиваемыми. Севастьян уселся напротив — на максимально возможном от меня расстоянии.

— Так где резиденция Ковалева?

— За городом, на берегу Москва-реки. Ехать туда примерно час.

Нам придётся час провести внутри этой машины вдвоём? Когда он одет в костюм с обложки GQ, от которого у меня усиливается слюноотделение?

Когда мы выехали на широкую дорогу, я оторвала от него свой взгляд, с нетерпением пытаясь рассмотреть эту новую страну. Я прилипла лбом к оконному стеклу, чтобы ничего не пропустить, но мы всё время проезжали мимо каких-то складов, которые ничем не отличались от таких же в Америке, кроме надписей кириллицей.

— Мы проедем через Москву?

— Не сегодня.

— Я не увижу город?

— Nyet, Натали. — Твёрдое нет.

— И ни одного купола? — поверженно спросила я. Мне всегда нравилось рассматривать фотографии традиционных русских зданий с куполами, таких ярких и смелых — даже раньше, чем я увидела те татуировки на бицепсе.

— Может, и увидишь, — загадочно ответил он.

Воцарилась тишина; за окном в основном мелькали индустриальные парки.

Поездка представляла собой специальную разновидность ада.

— Здесь тепло. Можно приоткрыть окно?

— Не обсуждается, — буркнул он.

Я скрестила руки на груди. Будь у меня ромашка, я бы приступила к гаданию: он меня хочет; он меня не хочет. Прошлой ночью я была убеждена, что он готов со мной к большему. Сегодня уже не очень.

— Я хочу обсудить то, что случилось в самолете.

Бросив взгляд на звуконепроницаемый экран, он понизил голос:

— Мы договорились забыть об этом. — Казалось, он убеждает сам себя.

— Нет, не договорились. Ты предложил — я отказалась. Кроме того, ты тоже об этом думаешь.

— С чего ты взяла? — хрипло спросил он.

— Потому что ты ерзаешь на сиденье и не расстегиваешь пальто в тёплой машине. Держу пари, что под этой тканью у тебя стояк.

Он не отрицал.

— Ты думаешь об этом, потому что и я перестать не могу.

— Попытайся, — пренебрежительно предложил он, вновь отворачиваясь.

- Это сложно, если каждое движение напоминает мне о том, что между нами было. — Из-за этой новой сладкой секретной боли.

Я призналась:

— Зад горит так, словно последние два дня я провела в седле. — И этот опыт, как и эту боль, я бы не променяла ни на что на свете.

Уставившись в окно, он медленно изогнул губы, а выражение его лица представляло собой квинтэссенцию мужского удовлетворения.

О, эта захватывающая дух улыбка. Сердце. Пропустило. Удар. Он чувствовал гордость, потому что я до сих пор ощущала на себе последствия его воспитания? Понять выражение его лица всегда было трудно; похоже, ему действительно понравилось то, что он со мной сделал.