Кресли Коул - Профессионал

До сегодняшнего дня? Или это исключительно платоническая прогулка? Филиппу он сказал, что я с ним. На продолжительность поездки? На более длительный срок?

Наши лошади скакали бок о бок, направляемые к дальней берёзовой роще. Въехав в неё, мы замедлили шаг. Мне нравилось наблюдать, как вокруг нас опадают листья, подхватываемые ветром, как маленькие воздушные змеи.

— Здесь восхитительно.

— Мальчишкой я часто тут бывал.

— Для ребёнка это было, наверное, прекрасное место. — Особенно по сравнению с тем, где он жил раньше. Здесь ли он восстанавливался от побоев? Попав из крайней нищеты в это благодатное место?

После стольких лет одиночества найдя в Ковалёве отца?

— Пахан хотел, чтобы я воспринимал это место своим домом, поэтому заставлял меня читать о нём. — Луч света, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, озарил лицо Севастьяна, его глаза. Золото в них было таким ярким, словно само солнце подсвечивало их изнутри. Завораживающе…

Когда я снова обрела способность говорить, то попросила:

— Расскажи, о чём ты узнал.

В своей отрывистой манере Севастьян начал описывать процесс строительства и реконструкции Берёзки. Но, перейдя к описанию людей и земель, заметно оживился, его любовь к этому месту была очевидной.

Он заметил, как я снова на него уставилась.

— Что? — Его скулы чуть порозовели.

Узнав, что он был профессиональным боксёром, я изнывала от желания потрогать его лицо. Услышав, что в детстве его избивали, я отчаянно хотела расцеловать этого бойца от лба до подбородка.

— Ты влюблён в это место.

Он пожал плечами, но я чувствовала его гордость.

— А ты нет? — Когда я легко кивнула, он сказал, — Так почему не решишь остаться?

— Это большой шаг. Жить в другой стране, сменить университет. — Я знала, что ничто не сделает Пахана счастливее, и мне хотелось, чтобы так и было. Но не ценой собственного счастья. — Может тебе и кажется, что мне не нравилась моя старая жизнь, но это не так. Мне даже нравилось работать, как, очевидно, и тебе нравится. Не хочу сказать, что причисляю себя к рабочему классу, но я люблю простую жизнь. — Мы остановились. — Довольно обо мне. Расскажи, как ты сюда попал? — Пахан говорил, что Севастьян может мне открыться.

Он изучал моё лицо.

— Твой отец всё обо мне рассказал.

— Только лишь о вашей первой встрече. Ты бы мог рассказать больше. — Если мы с Севастьяном и дальше будем вот так разговаривать, больше узнавать друг о друге, смогу ли я в него влюбиться?

А он в меня?

— Я хороший слушатель, — добавила я.

Наши взгляды встретились. Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Затем его лицо перекосилось от гнева.

— Почему ты пригласила на прогулку Филиппа?

Я отпрянула.

— А почему бы и нет?

— Ты могла позвать меня. — Он смотрел в сторону, — если только ты нарочно не собиралась с ним уединиться.

Я закатила глаза.

— Даже если и так, это не твоё дело. Ты сказал, что нет никаких "нас", помнишь? Может, я приняла твои слова близко к сердцу.

— Моё предупреждение ты тоже приняла близко к сердцу? Я сказал, чтобы ты его остерегалась.

Гнев Севастьяна воспламенил и мой.

— И он мне сказал то же самое — о тебе.

— Филипп пользуется большим успехом у женщин. Что не означает, что он его достоин.

— Мы с ним ладим. Он меня не игнорирует и веселит, — заметила я. — И меня не смущает его лицо, способное заставить рыдать даже ангелов.

Севастьян стиснул на поводьях затянутые в перчатки руки. Его жеребец нервно заржал.

— Я не хочу, чтобы ты оставалась с ним наедине.

Эта ревность была такой вкусной, что я решила его поддеть.

— С чего бы? Боишься, что я ему отдамся?

На лице Севастьяна мелькнуло что-то первобытное.

— Этого никогда не случится.

— Ты поэтому поехал со мной? Чтобы его отвадить?

Он просто ответил:

- Да.

Пальцы моих ног в сапогах подвернулись.

— Почему?

— Я знаю, что сегодня Филипп для тебя задумал. — В ответ на мои поднятые брови он сказал, — он собирался тебя соблазнить.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что любой мужчина в здравом уме задумал бы то же самое. — Он поймал и удержал мой взгляд. Он говорил и про себя тоже?

Он вновь начинает сводить меня с ума?

Я убрала прядь волос, упавшую на моё вспыхнувшее лицо.

— А ты в здравом уме? — Скажи да, скажи да…

Прогремел гром.

Словно очнувшись, мы оба задрали головы вверх. Здесь, в лесу, заметить приближающуюся грозу мы не могли.

— Едем назад.

Нет-нет, я не хотела, чтобы эта прогулка заканчивалась! Севастьян ревновал, вёл себя так собственнически и действительно со мной флиртовал — в своей немногословной манере. Мне всего было мало. Что изменят ещё несколько минут?

— Не сахарные, не растаем.

И как только слова сорвались с моих губ, небеса разверзлись. На моё лицо упала капля, затем ещё. Небо продолжало темнеть.

Когда поднятые порывом ветра листья понеслись прямо нам в лицо, Севастьян приказал:

— Держись ближе. — Он поехал назад, набирая скорость, лавируя среди деревьев, я следовала за ним.

Над нами вспыхнула молния, лицо щипал холодный моросящий дождь. Но эта скачка меня возбуждала, я чувствовала себя такой живой. Не помню, когда в последний раз моё сердце так колотилось.

Ах, да. В кладовке горничной четырнадцать дней назад.

Когда молния ударила в дерево по соседству, Элиза дернула поводья, отпрянув вбок.

— Эй, девочка, тише… — Возбуждение сменилось беспокойством.

Ветки деревьев растрепали мои собранные в хвост волосы. Я почти ничего не видела сквозь листву и собственные пряди волос. Каждый новый раскат грома звучал всё ближе. И звук был куда громче, чем у нас в Небраске.

Севастьян развернулся и приблизился ко мне. Он потянул мои поводья, заставляя Элизу бежать рядом.

В небе продолжали сверкать молнии, одна ударила совсем близко. Моросящий дождик превратился в ледяной ливень с каплями такой величины, что они больно ударяли меня по голове. Казалось, температура с каждой минутой понижается. Вскоре сквозь пелену дождя изо рта у меня начал вырываться пар.

Севастьян прищурил глаза, глядя в сторону конюшни. Затем, словно приняв какое-то решение, развернулся в противоположную сторону.

Я крикнула сквозь шум дождя:

— Конюшни в другой стороне!

— Я увожу тебя из-под молний, — прокричал он в ответ, подстёгивая лошадь.

Мы продвигались вперёд. В фильмах, когда героиня оказывается под дождём с горячим мачо, это всегда выглядит сексуально. Я же замерзала, была уверена, что выгляжу, как драная кошка, и до смерти боялась, что в меня ударит молния. В довершение всего брюки для верховой езды сползли с моей задницы до угрожающего уровня.

Когда мы выехали из леса, дождь сделался таким сильным, что я едва могла различить стоящий впереди дом. Подъехав ближе, я увидела, что он был почти таким же большим, как и бунгало, в котором мы жили с Джесс. Дом был построен в нарочито-грубом стиле — бревенчатые стены и деревянная крыша — и совершенно отличался от всех построек, которые я видела в Берёзке до этого.

Сбоку располагался навес для лошадей. К тому времени, как мы решили там спешиться, ноги у меня свело до такой степени, что Севастьяну пришлось меня подхватить. Поставив меня на землю, он буркнул:

— Внутрь.

Оставив его заниматься лошадьми, я вошла в помещение без окон. Снимая промокшие перчатки и растирая озябшие руки, я осматривалась по сторонам. Слабый свет из дверного проёма освещал странную комнату, отделанную деревом.

До меня дошло. Это была banya. Помещение с сауной. Я об этом читала!

Русские к сауне относились крайне серьёзно. Процесс мытья был полон ритуалов и разнообразных правил. Создание идеального пара — с самыми крошечными водными капельками — считалось искусством.

Первое помещение — предбанник — было оборудовано вешалкой для одежды и набором полотенец, простыней и кремов. Следом располагалась парная. Вдоль её стен помещались скамьи полированного дерева. В конце находился маленький голубой бассейн. С противоположной стороны пристроились печка и каменка.

Рядом стоял тазик с ковшиком. Veniki — связанные охапки высушенных веток и листьев — свисали с крючков и напоминали маленькие мётлы. В намоченном виде их использовали, чтобы похлопывать себя по коже для усиления циркуляции крови.

Печка почему-то была уже растоплена и теперь слабо освещала комнату. Камни испускали жар, нагревая и увлажняя воздух. Пахло кедром и берёзовыми вениками — словно вместе перемешали хвою, запахи леса и кожи.

Меня вновь осенило. Я буду находиться в бане с самым желанным мужчиной на земле. С которым я не смогу заняться сексом, не рискуя заполучить постоянные отношения. С которым я даже не могу просто подурачиться.

Несмотря на озноб, я повернулась к выходу, собираясь броситься под дождь.

С ружьём в руке в дверь вошёл Севастьян.

— И куда это ты собралась? — Как только он закрыл за собой дверь, раскаты грома стали едва различимы, несмотря на то, что земля и стены по-прежнему содрогались.

Мы словно оказались во влажном, освещённом огнём коконе, отрезанные от внешнего мира.

Встряхнув волосами, он прислонил ружьё к стене, затем закрыл дверь на засов.

Почему он нас запер? Стуча зубами, я смогла произнести:

— Н-нам надо назад. Или позвонить кому-нибудь, чтобы нас п-подобрали.

Отбросив перчатки, он направился к стенному шкафчику. Я услышала звон стекла, а потом он повернулся ко мне с рюмкой водки в руке.

— Пей.

Я взяла рюмку, но колебалась. Мне очень хотелось согреться, но я понимала, что оставаться в сауне с этим мужчиной, распивая водку — не стоило.

— Натали, пей. Ты даже не понимаешь, как замёрзла.

В тот же момент мои зубы предательски застучали. Бросив на него упрямый взгляд, я опрокинула в себя обжигающую жидкость. Когда я поставила рюмку на полку вверх дном, он удовлетворённо кивнул и, взяв за руку, повёл к огню. Я наблюдала, как он разжёг печку сильнее, а потом плеснул на камни воды.

Зашипел пар, клубами поднимаясь к потолку. Он окутывал нас, лаская моё лицо.

— Если мы тут останемся, то что-нибудь может случиться. — Что-то порочное.

Например, мы оба разденемся догола и будем слизывать друг у друга с кожи капельки влаги.

— Случиться? — Он направился ко мне, одновременно снимая куртку.

Я отступила на шаг.

— Ну, между нами. — Он так долго продержался, зачем ему портить всё сейчас?

Он приподнял брови, глаза в тумане и отблесках печки горели дьявольским огнём.

— Не можешь себя контролировать рядом со мной? — Его голос звучал низко и хрипло.

Сопротивляйся, Нэт.

- Может и могу. Но не обязательно буду это доказывать, зависая с тобой в чёртовой сауне. — Когда он подошёл ближе, я требовательно спросила, — что ты делаешь, Севастьян?

— Снимаю с тебя мокрую одежду, — его тон не допускал возражений.

Какого чёрта? Тикающие часы, наконец, обнулились? Мое дыхание участилось, когда я припомнила его беспокойность, его пронзительные взгляды и нарастающее напряжение, словно он готовился к атаке.

Или, может, и правда готовился?

Но почему сейчас? И… таким образом?

Я вспомнила эти неопределённые предупреждения, которые он посылал в мою сторону. Достанет ли мне смелости, чтобы встретить то, о чём он меня предупреждал?

— А если я откажусь раздеваться, что тогда?

— Зверёк… — Когда он так меня называл, я вспоминала его слова про ошейник. Он потянулся к моему жакету, взгляд плавил всё вокруг. — Ты должна узнать одну вещь.

Почему от одного жаркого взгляда по всему моему телу затанцевали мурашки?

— Какую?

— Я не прошу.

— Постой! — Я отступала от Севастьяна, пока он продолжал приближаться ко мне в клубах пара. Казалось, он был решительно настроен избавить меня от мокрой одежды.

Тусоваться в сауне, голышом, с неприкасаемым вышибалой, от которого у меня текли слюнки: что же такого могло случиться?

А Севастьян отлично подготовился к этой грозе. Огонь в печке уже пылал. Он намекал о планах меня соблазнить, отчего я малость призадумалась…

— Что на тебя нашло, Сибиряк? Я знаю правила — мы не должны развлекаться друг с другом.

Слова, произнесённые низким голосом, звучали как обещание:

— Я не намерен с тобой развлекаться.