Ульяна Гринь - Профессионально беременна

— Вообще-то, я тебе сразу сказала, какая я офигительная и ценная находка.

— Каюсь, я забыл про это.

Он фыркнул, а потом снова нырнул, обдав меня пеной из ванны. Вскочив, я воскликнула:

— Ты балбес, Данила Беркутов! Нет, это же надо — самому на себя наговорить, чтобы выгородить сестру, которая не виновата! Я не понимаю, чем ты вообще думал в тот момент?! Мозгами или большим пальцем на ноге?

— Что? — его голова показалась над водой, Данила протер глаза и уставился на меня: — Ты что-то сказала? Тут, под водой, не слышно.

Я вздохнула. Ладно, черт с ним. Поговорим и об этом. Но позже. Сейчас мне очень хочется потрогать его кожу, намылить ему плечи, потереть спинку… И поцеловать по-настоящему.

Примерно через час мы смогли выбраться из ванной. Пообедав отлично утушившейся картошкой с фаршем, Данила решил, что отдых для слабаков, и мы поехали прямиком в больницу.

В машине я прижалась к нему, чтобы ни на миг не расставаться, и мой Беркут шепнул на ухо:

— Адвокат сказал, что мне очень повезло с женой.

— Он прав, — мурлыкнула я.

— Как ты догадалась, что это Тома?

— Все было просто — в завещании все видно. Кстати, ты знал, что у нее с твоим отцом есть сын?

Данила помрачнел:

— Нет, не знал. Папа скрыл ото всех. Не могу понять, почему.

— И я не могу. Что теперь будет с этим мальчиком… Отец умер, мать в тюрьме.

— У него есть родственники, не пропадет.

Я отстранилась, посмотрела на Данилу:

— А тебе не интересно? Ну, я не знаю: встретиться с ним, пообщаться… Нет?

— Почему мне должно быть интересно?

— Ну… Все же родная кровь.

Он усмехнулся:

— Родная кровь — это девчонки. Мы с ними выросли вместе, я помню, как их приносили из роддома, как по ночам они орали, пока были маленькие… А в венах пацана может и течет папина кровь, но он мне никто.

Пожав плечами, я отступилась. Его семья. Пусть сам решает, кто ему родной, а кто нет.

В больнице нас ждала отличная новость. Дежурный врач глянул в свои записи и объявил Даниле:

— А Беркутова очнулась. Если так и дальше пойдет сегодня переведем ее в палату.

— Можно нам к ней? — спросил Данила с явным волнением. Врач окинул нас рассеянным взглядом из-под очков и покачал головой:

— В реанимацию? Даже не просите!

— Пожалуйста, доктор, — мой муж полез в карман и вытащил бумажник. Врач нахмурился и уже готов был разразиться гневной тирадой, но я среагировала вовремя. Одной рукой отпихнула кошелек, другой взяла принципиального доктора за локоть:

— Пожалуйста, доктор, не сердитесь на моего мужа. Он весь на нервах, у него отца убили недавно… Пропустите меня к Дарье, мне очень нужно ее увидеть и подбодрить! Я вас уверяю, ей тоже это необходимо! Буквально пять минуточек, я буду тихой, как мышка!

Поупиравшись для порядка, врач все же махнул рукой:

— Ладно уж, подбодрите. Настроение больной очень важно для выздоровления. Вам выдадут халат и бахилы, сейчас… Таня! Проводите девушку к Беркутовой на пять минут.

Медсестра облачила меня не только в халат и бахилы, но и в шапочку, провела по коридору и впустила в палату на нескольких человек, где кровати были отделены одна от другой тонкими шторками.

— Там ваша Беркутова, идите, она проснулась, — напутствовала меня Таня, и я прошла в угол, где под байковым одеялом лежала Даша.

Увидев меня, золовка протянула непривычно тихим голосом, в котором слышалась радость:

— Ева! Как хорошо, что ты пришла… Я тут чуть не померла…

— Ничего, теперь все будет хорошо! — начала я с подбадривания. Потом спросила осторожно: — Ты помнишь, что произошло?

Даша мучительно покраснела и затеребила пальцами край одеяла. Прошептала:

— Помню. Только не говори им… Пожалуйста!

— Дашунь, ты о чем? — удивилась я. — Там Данила со мной пришел, хочешь — его тоже проведут?

— Нет! Нет, не надо… Это хорошо, что ты… В общем…

Она замолчала, сбившись, и я взяла ее за руку:

— Что произошло? Кто тебя отравил? Тома?

Теперь уже удивилась Даша:

— Тома? При чем тут Тома? Нет, это я… Я сама.

— Сама себя отравила? Ой! Господи, Даш, зачем?

Она вздохнула и выдавила:

— Семен…

— Что Семен? Он тебя бросил? Господи, да пошел он… Ну серьезно! Травиться из-за какого-то дерьма!

Даша всхлипнула:

— Он мои драгоценности забра-ал! И уше-ол…

— Скатертью дорога! Нет, стоп! Вот выйдешь из больницы, пойдем в полицию. Нефиг тут, понимаешь… Вернем твои побрякушки!

— Ты не понимаешь… Они все такие. Все одинаковые… А я ду-урочка…

— Дашка! Отставить самокопание и заниженную самооценку! — почти весело сказала я. — Блондинка это не состояние души, а всего лишь цвет волос! Никакая ты не дурочка, просто тебе не повезло в этот раз.

— Ага, и в прошлый, и в позапрошлый…

— А в следующий повезет! Мы тебе такого жениха найдем — закачаешься!

— Ой, не надо, — вяло отреагировала Даша. — Все они одинаковые…

— Ладно, не надо так не надо. Ты, главное, поправляйся, а мы тебя дома ждем.

— Ты Дане не говори, а? — она глянула умоляюще своими большими и в чем-то телячьими голубыми глазами, и я не смогла не пообещать:

— Не скажу. Скажу, что это случайность. Все равно его уже выпустили…

Ляпнула и испугалась: а стоит ли сейчас Даше говорить про Тому? Про завещание?

— Откуда выпустили? — тут же спросила Даша. — Он же был дома!

— Ну там такое было… Недоразумение, в общем. Но не волнуйся, он теперь опять дома и на этот раз насовсем!

— Его оправдали?

— Да. Вашего отца убила Тома.

— Черт… Это точно? Ну да, о чем я… Тома могла, да. Она такая… А почему?

— Из-за наследства, — пробормотала я. Нет, мне надо отрезать язык! Человек в реанимации, сейчас еще разволнуется… — Но ты не беспокойся, Даш, все хорошо.

— Да уж куда лучше, — съязвила она, и в этот момент я поняла — эта женщина не умрет, она поправится и будет еще ехиднее, чем раньше!

Домой мы ехали в молчании. Уже на крыльце, когда Лена открыла нам, Данила спросил:

— Что нового?

— Вам письмо, Данила Алексеевич. С курьером принесли.

Она вручила ему тонкий крафтовый конверт. Беркут с озабоченным видом вскрыл его, вытащил сложенный вдвое лист бумаги и воскликнул:

— Результаты ДНК!

Мое сердце замерло, а потом забилось часто-часто. Минута истины настала! Данила пробежал взглядом по печатным строчкам и протянул мне:

— Что это значит? Вероятность? Почему вероятность?

— Ты резко поглупел, Данила Беркутов? — съязвила я, посмотрела, что написано. — Вероятность отцовства — девяносто девять целых девяносто девять сотых процента. Что тут непонятного?

— Почему не сто? Это может означать, что…

— Это не может означать, что. Это означает, что я ношу твою тройню! — твердо ответила я.

— Нифига себе… — пробормотал он, запустив пальцы в волосы. — Так это правда… Я стану отцом!

— Ты станешь отцом, — с нежностью подтвердила я, прижимаясь к нему. Беркут обнял меня и поцеловал, а отстранившись, сказал:

— Я тебя люблю, девчонка!

— А я тебя, — призналась.

— Теперь все будет хорошо.

2 месяца спустя

Поддерживая руками поясницу, я вышла в сад. Август выдался теплым и сухим, на небе с утра ни облачка, но меня знобило. Как бы не подхватить простуду! Запахнувшись в широкий вязаный жилет, я подвязала его пояском под животом. Даже не поверить, что в восемнадцать недель он может быть таким большим!

Впрочем, я уже была подкована во многих вопросах. На форуме мамашек-овуляшек говорили обо всем на свете, а в темах девочек с многоплодной беременностью я практически прописалась. Да и гинеколог Ирина отвечала на все мои вопросы, частенько дурацкие. Например, больно ли рожать, или можно ли мне носить стринги…

Я доползла до столика под зонтиком и села в специально купленное для меня Данилой кресло — широкое, мягкое, похожее на облако. На столе лежала рация. Зажав кнопку, я объявила в эфир:

— Прием! Ева Лене. Отвечай!

Рация затрещала, и голос горничной откликнулся с энтузиазмом:

— Лена Еве, прием. Слушаю!

— Лена, принеси, пожалуйста, мою подушку и графин с соком, я забыла на кухне.

— Вас поняла, несу. Конец связи.

В колени ткнулось влажное и кожаное, задышало, щекоча жесткой бородой. Я открыла глаза и потрепала Варвара по лохматой башке:

— Привет, зверюга! Опять хочешь измазать слюнями мои джинсы?

Собака согласилась, покрыв мне неравномерными мокрыми пятнами колени. Я оттолкнула Варвара и проворчала:

— Фу, противный пес! Ну почему нельзя просто поздороваться? Обязательно меня купать в слюнях?

В саду показалась Лена с подушкой и графином, запричитала:

— Да что ж такое! Опять Варвара выпустили!

— Перестань, ему нужно размяться.

— Да проходу ж не дает! Пристает ко мне! Свели бы вы его с сучкой уже, а то сил нет терпеть!

— Лена, не ной! Скажи ему строгим голосом «ФУ»!

— Фу! — завопила девушка, уворачиваясь от мокрого носа, лезущего ей под юбку. Я фыркнула от смеха, потому что Варвар Лену не слушал. Рявкнула сама:

— Варвар! Фу!

Собака воровато наклонила голову, оглянувшись на меня, и Лена воспользовалась моментом — быстренько поставила графин на столик, сунула подушку мне в бок и позорно сбежала обратно в дом, крича на ходу:

— Сучку ему надо!

Мы с Варваром синхронно вздохнули, и я спросила у пса:

— Скажи мне, тебе надо сучку?

Черныш лег на травку, вывалил язык из пасти, дыша, как паровоз, и никак не отреагировал на мой вопрос. Я взяла телефон со стола и в задумчивости набрала в поисковике запрос «клуб черный терьер». Лучше всего узнать обо всем от профессионала…

Основательно окопавшись на сайтах, форумах и вопросо-ответах, я не сразу услышала дверной звонок. Он прокатился по холлу и эхом донесся до сада. Кто к нам пожаловал? Гости? Даже интересно! Но не так интересно, как номер заводчицы роскошных черных терьеров из Гатчины…

Рация на столе ожила голосом Лены:

— Прием! Лена Еве. К Даниле Алексеевичу посетитель, который отказывается уходить. Впускать?

— Как его зовут?

— Вы не сказали «прием», — укорила меня горничная.

— Прости. Прием. Как его имя?

— Тимофей. Прием.

Тимофей? Тот самый? Как любопытно…

— Лена! Прием! Проведи его в сад. Дима, прием! Дима, повторяю, Дима, прием!

Рация помолчала, потом отозвалась пыхтящим Диминым голосом и плеском:

— Дима на связи, прием.

— Чем ты занимаешься? — спросила я удивленно.

— Мою конуру Варвара. Прием.

— Забирай собаку, у нас гость.

— Вас понял. Иду. Конец связи.

Через несколько минут я увидела, как в сад выходит из холла тот самый мальчишка, которого я видела в городе с Томой. Он вертел головой по сторонам со здоровым человеческим интересом — как любой, кто попадал в дом впервые. На плече его висела большая спортивная сумка. Я поудобнее устроила подушку под бок и махнула рукой:

— Сюда!

Парень подошел, смерил меня взглядом. Фамильным взглядом: как сделали до этого его отец и брат. Потом посмотрел прямо в глаза. И это тоже было в генах Беркутовых: смотреть прямо в глаза. спросил:

— Можно видеть Данилу?

— Его нет. Будет вечером, — ответила вежливо. — Садись, чувствуй себя как дома. Хочешь чай или кофе?

— Пива! — его взгляд стал дерзким, и я усмехнулась:

— Черта с два. Чай или кофе?

— Кофе.

— Лена, будь добра, кофе для молодого человека и чай с мятой и шиповником для меня. Тимофей, я Ева, жена Данилы.

— Ты знаешь, кто я?

Я пожала плечами:

— Тоже мне секрет. Ты сын Томы. У тебя к Даниле дело, или просто так зашел?

— Допустим, дело.

— Ну так излагай.

— А ты что, его секретарша?

Я снова фыркнула. Он определенно меня забавлял. Этакий наглый мужичок, которому нечего терять. И уж точно не наследство. По законному завещанию Алексея Павловича Тимофею не доставалось ровным счетом ничего. Но, как объяснил адвокат, биологический сын убитого может, как несовершеннолетний, получить половину от того, что могло бы ему достаться, не будь завещания. Конечно, если кто-нибудь скажет ему об этом…

— Секретарша — это довольно уничижительное название весьма достойной профессии офис-менеджера или референта.

Тимофей пожал плечами: