Ульяна Гринь - Профессионально беременна

Вряд ли. Только бы если временно сошла с ума. За пятьсот тысяч зеленых можно и убить, а я просто мелкая аферистка, обиженная на мажоров. Макс, конечно, не мажор, он затесался в их компанию случайно. Он бандит. Самый настоящий. Похищение и удержание в заложниках — это уголовка, а не мажорская мелочная мстя… Надеюсь, что Беркут заплатит Максу, что приедет за мной в эту глушь, что не придется объясняться с ним…

Я не знала, что делать. Сесть и сидеть? Ходить по комнате из угла в угол? Полежать? Стало прохладно, меня зазнобило. Потоптавшись по скрипучим половицам, чтобы согреться, обняла плечи руками. Все зря, все даром… Может в диване есть какое-нибудь завалящее одеялко?

Попробовала поднять диван, но его заклинило. Даже руку в щель не просунешь. Пнув с досады проклятый диван, я пошла стучать в дверь:

— Эй! Вася! Эй, как тебя там?! Мне холодно!

Пауза, шаги, скрип, дверь открылась на десять сантиметров, мне сунули в руки невнятного цвета плед, дверь закрылась. Я вздохнула. Даже общаться не хочет. Ну и хрен с ним! Пойду лягу и укроюсь, завернусь в этот пледик, закрою глаза…

Хоть бы уже скорее…

Хоть бы Данила собрал деньги, отдал их Максу и приехал за мной…

Пусть просто приедет и заберет меня, пусть даже не разговаривает со мной, но заберет отсюда в теплый дом, в мою мягкую постель, где рядом стоит прикроватный столик, а в нем спрятаны вкусняшки…

Не знаю, сколько я спала и спала ли. Мне снился Веня Баринов. Было больно и страшно, больно и противно, просто страшно и плохо… Данила маячил где-то вдалеке, но я не могла к нему приблизиться, как ни старалась. Я шла, бежала, даже пыталась лететь, а все впустую. И тогда я плакала, вытирая слезы старым пледом, звала его, пугалась тишины и молчания, и укоризненного взгляда…

А потом Данила пришел. Сам.

Он обнял меня, зашептал что-то на ухо, поднял и понес. Все вокруг качалось, а я боялась этой качки и цеплялась за его шею руками, чтобы не упасть. Потому что если я упаду, то обязательно случится выкидыш. Я даже сказала об этом Даниле и сразу забыла об этом. Мне снова было плохо. Больно, да, но и плохо не от боли. Болела душа, тот самый орган, который пока еще не нашла медицина. И не понять, кто виноват — Веня Баринов, чтоб ему в аду гореть вечно, или Макс, или Данила, а может, и я сама…

Когда я наконец смогла смотреть на мир без облака красных точек перед глазами, первым, что я увидела перед собой, было лицо Ирины. Обеспокоенное лицо. Вяло похлопав ресницами, я спросила:

— А где Данила?

— Тут он, за дверью мается, — сообщила гинеколог. — Как вы себя чувствуете?

— А где я?

— Дома, — улыбнулась она. — Вы пережили сильный стресс, теперь, чтобы не потерять тройняшек, придется оставаться в постели весь оставшийся срок.

— Весь?! — ужаснулась я. — Но ведь еще… Шесть месяцев!

— Да! Шесть месяцев в постели! Ваш муж наймет вам сиделку, чтобы та помогала аккуратненько вставать в туалет и в душ, но никаких больше волнений! Понятно ли вам то, что я говорю, Ева?

— Понятно, — вздохнула я. — Но с малышами все в порядке?

— Пока да, но есть небольшая угроза. С одноплодной беременностью я бы рекомендовала просто щадящий режим, но три плода требуют большой осторожности.

Она сложила портативный УЗИ и встала, улыбнувшись:

— Мы же помним, Ева, что это не для себя. Это для здоровеньких деток!

Я кивнула, как нашкодившая первоклашка перед завучем. Положила руки на живот. Маленькие мои… Толкнитесь! Чтобы я знала, что с вами все в порядке! Но дети не спешили успокоить меня.

— Прощаюсь с вами, надеюсь, что до следующего планового визита не встретимся, — сказала Ирина уже в дверях и добавила явно для Данилы: — Никаких волнений, помните?!

Он появился в комнате — такой бледный, что я сама испугалась за его здоровье. И вспомнила: ведь он заплатил за мои ошибки полмиллиона долларов! Тут кто угодно побледнеет… Вжалась в подушку, чтобы стать незаметнее, как бы глупо это не выглядело. Но Беркут не собирался ругаться. Он присел на кровать и взял мою руку в свои большие ладони:

— Детка… Ты так меня напугала!

— Прости… — прошептала. — Я не хотела.

— Ты не виновата, — он поцеловал мои пальцы.

— Виновата. Но я не хотела, правда.

— Я не хочу тебя волновать, детка… Ирина сказала, что тебе нужен покой.

Он выглядел странно. На лице написано, что у него куча вопросов ко мне, но что-то удерживает от них. Заботится… Обо мне или о том, чтобы я не потеряла детей раньше срока? Но я не могу больше врать и выкручиваться. Тем более, что Макс ясно сказал ему…

— Я не буду волноваться, — приклеив на губы улыбку, ответила почти весело. — Чего мне волноваться?

— Ладно. Ладно, детка, я просто хотел спросить. Ты же не брала у этого типа деньги?

Боже, как он хочет, чтобы все, что сказал Макс, оказалось неправдой! Я могла бы сейчас покачать головой и уверить Беркута, что я ни при чем, что я невиновна и вообще колокольчик. Легко! Но мне показалось, что настал момент во всем признаться. Будь что будет…

— Брала, Данила. Я взяла у него деньги.

Увидев, как брови на красивом любимом лице сдвинулись к переносице, поспешно добавила:

— Но только триста тысяч. Рублей!

— А полмиллиона баксов?

— Это не я. Могу поклясться на чем угодно, что это не я.

— Совпадение? Таких совпадений не бывает!

— Как видишь, бывает, — я усмехнулась. — Зачем мне его полмиллиона баксов? За такое сажают. За такое даже урыть могут, а мне это не нужно. Я никогда не была жадной.

— Значит ли это, что… У тебя были и другие разы?

В смятении Данила даже отпустил мою руку. Да, милый, добивай меня. Сейчас мне уже все равно. Потом придет раскаяние, страх за будущее, боль от потери любимого человека, а сейчас…

— Ты хочешь, чтобы я все тебе рассказала? С самого начала? Предупреждаю, на сказку это совсем не похоже.

Он поколебался, но кивнул. Что ж. На его месте я сделала то же самое.

Я рассказала ему все. С самого начала. Как сбежала с подружкой в клуб, пока родители были на даче, как меня заметил Веня Баринов — самый мажористый мажор города, как он меня напоил и привез к себе на дачу… Как взял силой. Как потом вышвырнул подобно ненужному старому носку.

Мой голос был ровным и почти скучным. Слова уже не вызывали картинку, уже не причиняли боль. Это было давно, три года назад, я пережила, переболела…

— Когда я поняла, что беременна, я никому не сказала. Пошла прямиком к Вене. Не знаю, что хотела ему этим доказать… Наверное, хотела увидеть его глаза. Чтобы ему хоть на секунду стало так же страшно, как мне.

— А что он?

Это был первый раз, когда я услышала голос Данилы с начала моего рассказа. Видимо, действительно хотел знать. Я усмехнулась:

— Он сказал, что все будет хорошо. Посадил меня в машину и повез на дачу. Но мы не доехали. Он остановился в лесу, вытащил меня на траву и снова изнасиловал. А потом из другой машины вышли его друзья. Вместе они били меня — сначала кулаками, потом ногами. В живот в основном… И оставили там, в лесу.

Я помолчала. Тоненькой привычной ниточкой боль вернулась — фантомная боль от переломанных ребер и удаленной селезенки. Фантомная боль от выкидыша. Но я оборвала эту ниточку, смотала в клубок и забросила в дальний уголок души. Все позади. Все давно закончилось. Боли больше нет.

— Когда я поправилась, собрала свои вещи и уехала. Не подавала заявление в полицию, не говорила никому. Уехала, чтобы не вариться в этом соусе всю жизнь… В Благовещенске встретила одного богатого парня, мы повстречались немного. Я думала, что делаю это, чтобы забыть все, что случилось, потом хотела убить его, потому что он был похож на Веню… Потом решила, что не хочу всю жизнь сидеть в тюрьме, и соврала ему, что беременна. Он так обрадовался! А я захотела отомстить ему. За Веню. Взяла деньги, которые он дал мне, и сбежала…

Улыбнувшись самой себе, продолжила:

— За два года я сделала многих парней. И не жалею об этом. А потом встретила тебя.

— И чем я отличаюсь от них всех?

Я пожала плечами:

— Картина. Пуансеттия в горшке. Лошадиная прогулка. Кошки. Семья. Всем ты отличаешься. А главное — тем, что я в тебя влюбилась. Но ты вправе не верить мне. Я пойму.

Данила встал. Хмуро глянул на меня, отвел глаза и сказал:

— Я должен понять — хочу я тебе верить или нет. Прости.

И вышел.

Я откинулась на подушку, закрыв глаза. Может быть, он вернется. Может быть, нет. Во всяком случае, я смогу переболеть и им тоже… Главное сейчас — не волноваться.

2 недели спустя

— Бонджорно, синьоро! — приветствовала я вошедшего дядю Рому с подносом. Повар охотно окликнулся:

— Бонджорно, синьорина! Только не синьоро, а синьор!

— Зато в рифму, — вяло отмахнулась я. — Что у нас сегодня на обед?

— Протертый картофельный суп с беконом и сухариками, — принялся перечислять синьор дядя Рома, пока я облизывалась от вкусных запахов блюд, накрытых клошами. — Рагу из овощей под соусом фромаж и нежные куриные котлетки «Деревенские»!

— Боже, вы меня разбалуете, — выдохнула я, разглядывая поднос, поставленный на кроватный столик.

— Что надо сказать дяде Роме? — ухмыльнулся повар.

— Спасибо!

— На итальянском!

— А… Граци!

— Нон че ди ке! — шутливо поклонился дядя Рома. — Скоро будем на итальянском общаться, времени у нас еще много!

— Не напоминайте, — сразу сдулась я. Лежать было тяжело. Приходящая сиделка помогала мне вставать по нескольку раз в день, «чтобы не залежалась», а в остальное время подсовывала утку. Это было противно. Я рвалась походить, но меня твердой рукой и непререкаемым авторитетом удерживали в постели. Лето проходило мимо — красивое солнечное лето, цокающее каблучками и щеголяющее мини-юбочками… А я валялась. Когда мне осточертели мелодрамы первого канала, решила изучать итальянский.

Конечно, меня навещали по нескольку раз в день. Эля подружилась с Тимофеем, они вместе готовились к поступлению — каждый в свое заведение. Тим выбрал экономический колледж, Эля — институт дизайна. Уж не знаю, как они готовились, если предметы совершенно разные, но, наверное, просто будили друг друга, когда клевали носом над книжками.

Даша ходила грустная. Во-первых, за меня, «бедненькую» — и очень расстраивалась, что не пошла тогда со мной из фитнес-клуба. Наивная. Макс бы ее не пожалел… Во-вторых, из-за своей неудачливости в любви. Плакалась, что надоело быть одной, что никто на нее внимания не обращает, кроме мальчиков из обслуги. Но Аполлона из фитнес-клуба решительно забыла. Будто я ей завет дала тогда.

От нечего делать я решила найти ей нормального мужика с деньгами и мозгами. Это оказалось нелегкой задачей. На сайтах знакомств обитали, похоже, исключительно кролики, женатики и судаки на букву «м». Отчаянье мое передать было невозможно.

Вот и сейчас, подумав о Дашке, я спросила у повара, не питая никаких особенных надежд:

— Дядя Рома, у вас случайно нет брата?

— Случайно у меня есть сестра, — вежливо ответил тот. — Вы мне лучше скажите: вкусно или так себе?

— Вкусно, как всегда… Сестра… Как вы могли, дядя Рома?!

— Как я мог — что? Заиметь сестру вместо брата? Так это она меня заимела! Она на пятнадцать лет меня старше!

— А…

— Но у меня есть племянник. А вам зачем?

Я навострила уши. Племянник… Это интересно!

— Сколько лет? Где работает? Как выглядит? Женат? Дети есть?

— Вау, вау! — дядя Рома поднял руки, словно сдался без боя. — А вам зачем, Евочка?

— Надо! — с жадностью заявила я. — Отвечайте!

— Тридцать два года, не женат, детей нет, времени нет, женщин нет, ибо у мальчика своя фирма и магазин, — отчеканил дядя Рома как по книжке. — Так вам зачем мой племяш?

— А какая фирма? Какой магазин?

— Господи, Ева, вы меня пугаете!

— Какой вы пугливый! А еще мужчина…

— Вы решили завести любовника? — усмехнулся дядя Рома. Я с трудом удержалась, чтобы не пнуть его ногой:

— Вы считаете, что все, чего мне не хватает для полного счастья — это любовник? Я для Дашки стараюсь!

— Да что вы… Дарья даже не взглянет в сторону племяша!

— Фотка есть? — деловито спросила я, проглотив еще одну ложку супа. Дядя Рома вздохнул и вытащил смартфон:

— Где-то должна быть…

— Не нойте, — с аппетитом уплетая суп, ответила я. — От вас сейчас зависит счастье одной несчастной Дашки!

— Угу, угу… Вот, нашел! Это он на рабочем месте!