Маша набрала в трикотажном отделе трусов и маек и потащила свою подругу в джинсовый. Пока выбирали джинсы и куртку, Анка не проронила ни слова. В обувном отделе она поделилась идеей:

— Ты можешь им сказать, что Алька была у нас на даче. Села на электричку, доехала и жила там, пока были продукты. Кончилась еда — она вернулась домой.

— Я подумаю, — пообещала Маша.

Они выбрали белые пружинистые кроссовки, как и просила Алька, и для более теплого времени — босоножки.

Когда Маша расплатилась за босоножки и приняла из рук продавщицы желтую глянцевую коробку — поняла, что подсознательно уже готова уехать. Но сознательно..: она совершенно не могла придумать: куда? Ехать на юг — дорого. Поселиться у кого-нибудь из друзей на даче? Но в мае они сами все покинут шумную Москву и расползутся по уютным подмосковным гнездышкам…

Родственников в деревне у Маши не было.

Отягощенная покупками и своими проблемными мыслями, Маша спускалась вслед за подругой по лестнице к выходу и сначала не поняла того выражения, с которым многозначительно взглянула на нее Анка.

— Ну и чего ты рожи корчишь? Думаешь, я что-нибудь поняла?

Остановились внизу, в холле, где продавали всякую мелочь: заколки, расчески, а заодно — мороженое и воздушную кукурузу.

— Ничего не слышишь? — Анка смотрела на Машу хитро-хитро.

Маша поставила пакеты на пол и послушно распахнула уши. Шум двухэтажного торгового центра обрушился на нее со всей бесцеремонностью. Ровный гул кондиционеров, шарканье ног покупателей, жужжание эскалатора, голоса, звуки проверяемых электроприборов, радио, сразу несколько программ телевидения…

— Ну?! — Анка чуть не подпрыгнула от нетерпения. — Радио!

Маша хлопнула себя по лбу. Как же она сразу не выхватила из этого хаоса звуков своеобразного, слегка снисходительного, но всегда четкого и внятного голоса Вовки Спицына? Он был в прекрасном настроении, судя по окраске голоса. Делился с радиослушателями впечатлениями от фестиваля.

— Приехал! — сделала вывод Анка.

Маша схватила пакеты и рванулась к выходу.

— Анка, поехали! Я должна с ним немедленно увидеться!

Глава 12

До Спицына долго доходила суть дела. Он и думать забыл о стихах. А что еще можно было от него ожидать? Он по уши был в каком-то новом проекте и разговаривал с девушками, не переставая лазить по ящикам своей каморки. Искал не то кассету, не то сценарий. Маша так и не поняла. Она следила за Вовкиной макушкой и долбила его вопросами.

— Ну показывал одному спецу. В конце концов ты сама просила, разве не так?

— Так-так. — Маша смотрела Вовке в затылок, а он вытаскивал из ящиков стола вороха бумаг и бегло просматривал их.

— И что сказал твой спец?

Вовка повернулся на минуту к девушке лицом и даже удостоил се рассеянным взглядом.

— Что сказал? Сказал, что девочка родилась не вовремя и что сейчас это никому не интересно. Вот лет десять — пятнадцать назад об этом феномене трубила бы вся пресса.

— Он тебе сразу отдал рукопись? — поинтересовалась Маша.

— Конечно. — Вовка снова повернулся к дамам спиной и, скрючившись на полу, стал выгребать хлам из-под нижнего шкафа.

— То есть полистал при тебе и отдал сразу, чтобы не возиться? — уточнила Маша.

— Обижаешь, — уткнувшись в старую газету, возразил Спицын. — Я же тебе говорю: спец. Он взял на несколько дней, ознакомился. А потом принес и сказал все это.

— А ты ему поверил, — констатировала Маша.

— А почему, собственно, я должен…

— Потому! — не выдержала Маша и уселась перед Спицыным прямо на ворох пыльных папок. — Потому что теперь ее песни поет с экрана некий Игорь и выдает тексты за свои. Мало того, девочку похитили в надежде на то, что она и дальше будет день и ночь нести им песни как золотые яйца. Достаточно?

В Вовкином затуманенном взоре мелькнул проблеск интереса.

— Детектива… — с улыбкой произнес он. — Слушай, Сивцова, а ты не прикалываешься? Я к приколам отношусь с пониманием, но в разумных пределах.

— Да пошел ты! — не выдержала Маша.

Анка, сидевшая все это время в уголке, отложила журнал и навострила уши.

— Нет, ты что, все это серьезно? — обалдел Спицын. Наконец он отвлекся от своих поисков и глянул на свою однокашницу по-человечески. Туман в глазах окончательно растаял.

— Более чем, — повторила Маша.

— Я, конечно, могу снова связаться с тем писателем, — задумчиво проговорил Спицын.

— И фиг он вам чего скажет, — наконец вставила свое веское слово Анка.

— Да почему же? — возмутилась Маша. — Да, возможно, он сам ни в чем не замешан. Ну, случайно кто-то увидел у него рукопись.

— Чепуха.

— Ну и что же ты предлагаешь? — взвизгнула Маша. — Оставить все как есть? Ждать, когда эти умники придумают что-нибудь похлеще похищения?

Анка глянула на растерянное лицо Спицына и улыбнулась.

Он со своей кучерявой не по моде шевелюрой выглядел сейчас заблудившимся пуделем.

— Я думаю, что Володя сможет сделать передачу о девочке. Тогда ее стихи прозвучат на всю страну. Игорю Золотову придется оспаривать авторское право.

— Или сменить имидж, — добавил Спицын.

— Или тихо исчезнуть с отечественной эстрады, — подытожила Маша.

Подруги покинули заваленную бумагами берлогу Спицына только тогда, когда он твердо пообещал, что сделает передачу.

Тем не менее червь сомнения после этой встречи глодал Машу, и, как оказалось, не зря. Вовка, конечно, интересный радиожурналист, но он, как крыса в коробке, загодя чувствует опасность. Поэтому Маша допускала мысль, что последует звонок от Спицына с вежливым отказом. Разве смогла бы она осудить его за это? Всем нам присущ страх. Но Вовка, кроме осторожности, обладал еще очень ценным качеством — хитростью. И когда он позвонил и сообщил, что передача будет не по радио, а по телевидению, что его знакомый оператор участвует в съемке программы о детях-вундеркиндах, что Маше вместе с Алькой нужно подъехать в Останкино в четверг утром… Маша чуть не рассмеялась в трубку. Ну, Спицын! Ну, лиса! Чтобы не рисковать самому, он подсунул сюжет ничего не подозревающему режиссеру с телевидения, и все остались довольны. Что называется, вышел сухим из воды.

Еще неделя ушла на съемки сюжета. Снимали в студии, потом в парке и даже во дворе их дома.

К Машиному удивлению, Алька абсолютно не смущалась камеры и вела себя так, будто выросла среди этого нестерпимого жара осветительной аппаратуры, суматошной атмосферы телевидения.

Объяснение со следователем по поводу Алькиного «побега» было позади, теперь к Маше приходили из отдела опеки и проверяли, как дела у Альки. Маша уже решила, что Игорь и его продюсер перестали интересоваться Алькой, смирились с неудавшейся аферой, а следовательно, можно спокойно жить. Но Влад так не считал. Он хоть и перестал караулить их по ночам, но считал, что они должны уехать.

Маша смутно подозревала, что Влад ведет собственное расследование и ему что-то известно, но добиться от него ничего не могла. Он приезжал почти каждый вечер, и они отправлялись на Страстной выгуливать Альку и Шейлу. Вероятно, собаки находят в детях родственные души — между собакой и девочкой установились особые отношения. Мало сказать: они играли и резвились вместе.

Алька разговаривала с Шейлой так, будто не допускала и тени сомнения в том, что та ее понимает.

Как-то вечером Маша и Алька сидели за письменным столом и занимались. Занимались математикой. А именно рисовали фломастерами условные задачки: и магазин, и детский сад, и ящики с апельсинами, и большой голубой грузовик.

Маша чувствовала себя по меньшей мере Сухомлинским, хитроумно пробуждая в воспитаннице-«лирике» интерес к точной науке. Ученица не спешила перейти к цифрам и с упоением украшала зеленой травой обширное крыльцо детского сада… Она даже не подняла голову, когда зазвонил телефон.

Маша вышла в прихожую. Не включая свет, сняла трубку.

— Мария Андреевна Сивцова?

Незнакомый мужской голос, ничем не окрашенный. Она подтвердила, что не ошиблись, и поинтересовалась, кому понадобилась.

— У вас все хорошо, Мария Андреевна?

Маша увидела свое отражение в зеркале. Оно было полно недоумения.

— Девочка здорова?

Руке, державшей трубку, стало горячо. Маша дотянулась до выключателя и зажгла свет.

— Кто это? — спросила она.

Ухо уловило чуть слышную усмешку на том конце провода. Этой усмешки Маша испугалась.

— Я тот, кто заботится о вашем благе, молодая леди. О вашем благе…

Маша молчала, пытаясь представить своего собеседника.

Молодой? Старый? Лысый? Высокий? Маленький?

Подумала вдруг, что в трубке, должно быть, слышны беспокойные прыжки ее сердца.

— Я не понимаю, — выдавила Маша и умолкла.

— Не понимаете, — повторил за ней баритон. — Только это вас и извиняет, девушка. Если бы вы понимали, то не стали бы путаться с телевидением.

Брови в зеркале полезли вверх, на лбу образовалась тонкая ровная складка.

— Я убедительно советую вам, девушка, забрать сюжет с участием вашей подопечной из программы о вундеркиндах. Убедительно советую.

На том конце провода вздохнули. Маша, напротив, перестала дышать.

— А если я не заберу сюжет? — вырвалось у нее. Собеседник помолчал, , давая ей время поразмыслить, и медленно, словно нехотя, сказал:

— В таком случае никто не сможет гарантировать вашу безопасность. Вашу и девочки. — В тоне сквозило наигранное сожаление. — Может случиться что угодно.

Маша посмотрела в зеркало. Ее отражение казалось спокойным. Только если внимательно приглядеться, можно было заметить, как вздрагивает синяя жилка чуть выше виска.

— Я должна подумать, — сухо проговорила она в трубку.

— К сожалению, у вас очень мало времени, Мария Андреевна, голубушка.

«Я не должна показывать, что испугалась, иначе они из меня станут веревки вить». Эта мысль помогла Маше внутренне собраться.

— До утра я могу подумать? — зло крикнула она в трубку.

Опять легкая усмешка и слегка недоуменный, снисходительный ответ:

— До утра можно. Только без фокусов, голубушка. За вашим подъездом наблюдают. Телефон под контролем. Милиция и подобные органы только усугубят. Я ясно выражаюсь?

— Ясно! — Маша бросила трубку.

Родной телефонный аппарат вдруг вызвал у нее чувство брезгливости. Она побежала на кухню мыть руки.

Алька застала свою опекуншу сидящей на табуретке посреди кухни.

— Пятнадцать ящиков, — сообщила она.

— Что?

— Пятнадцать ящиков апельсинов осталось в магазине после того, как три ящика забрал детский сад.

Алька уставилась на старшую подругу с интересом:

— У тебя голова болит, да, Маш?

Маша кивнула. У нее действительно разболелась голова. Сомнений с том, кто звонил, почти не осталось. Его нарочито изысканная речь, манера строить предложения… Она вспомнила фразу Влада: «Бывший директор филармонии с периферии». Почему-то сейчас Маша была уверена, что звонил он. В том, что этот человек способен на гадости, сомневаться не приходилось.

— У меня для тебя сюрприз, — изобразив улыбку, проговорила Маша. Алька вскинула на нее чистые серые глаза. — Мы поедем на поезде. Собирайся.

Это решение пришло мгновенно, из ниоткуда, и показалось верным и осуществимым.

— Далеко?! — Глаза Альки округлились и наполнились свежим, как утро, удивлением. Маша решительно направилась в комнату. Ребенок вприпрыжку побежал следом.

Маша вытащила из шкафа свою большую дорожную сумку, и начались сборы. Пробегая по коридору в ванную за зубными щетками и в кухню за термосом, она старалась не смотреть на телефон. Он вызывал у нее приступ тошноты. Алька громко пела, набивая свой рюкзак всякой всячиной. Маша пыталась рассуждать хладнокровно.

Возможно, ее «доброжелатель» блефует и никто не караулит их у подъезда и не прослушивает телефон. В конце концов он приехал из провинции, здесь еще не раскрутился, и денег у него на крутую войну скорее всего нет. И так пугает. Возможно… Но! Лучше перестраховаться. От телефона Машу отталкивало мощной силовой волной. Она черкнула записку соседке и вставила ее в зеркало.

В подъезде хлопнула дверь. Маша прислушалась. Сигая через три ступеньки, приближался сосед по площадке, Виталька. Маша открыла дверь и вышла. Витальку она определяла безошибочно — он никогда не пользовался лифтом и не умел не производить шума при движении. Иногда он останавливался на площадке второго этажа побить мячом о стенку — Виталька посещал волейбольную секцию.

Путем кратких дружеских переговоров Маша добилась от соседа некоторой помощи. Он вызвал по своему телефону такси к булочной и взялся туда отнести их тяжелую спортивную сумку.

Едва Виталька спустился, Маша с Алькой поднялись на пятый этаж и залезли на чердак. Маша точно знала — люки чердаков и подвалов и даже дверь черного хода открыты, потому что вчера там производили уборку в связи с угрозой терактов. Они перебежали по чердаку до последнего подъезда и благополучно спустились через черный ход прямо к булочной. Купив батон, сели в такси и отправились на вокзал.