Я оглядела комнату. Да, он был из породы одиночек. Вся обстановка — от письменного стола, на котором царил образцовый порядок, и картотеки до темных, до блеска натертых полов, — указывала на то, что хозяин ее отличался уверенностью в себе и самодисциплиной.
И все-таки он внушал симпатию. Да и подушки на диване были, без сомнения, набиты настоящим гусиным пухом, мягкие и удобные.
— Что меня больше всего бесит, — не могла успокоиться я, — так это то, что я сама помогала ей придумать, как бы заставить вас жениться на ней или хотя бы взять на содержание. Мне было так жаль ее.
— Хотите выпить?
— А что, мой вид наводит на эту мысль?
— Нет. Просто хочу, чтобы вы побыли здесь еще немного. — Он улыбнулся и улыбался до тех пор, пока я не удержалась и тоже не попыталась усмехнуться.
— Пожалуйста, немного водки, если найдется.
Он отправился на кухню и зазвенел там посудой, а я стала рыться в сумочке, проверяя, хватит ли мне денег на такси домой. И тут я вспомнила, что оставила свой бумажник дома — вынула кошелек из сумочки, чтобы дать на чай посыльному из бакалейной лавки, и забыла его на кухонном столе.
Я закрыла глаза. Я чувствовала себя такой уставшей. Хотелось уснуть и спать не просыпаясь, видеть во сне прошлое, фары, освещающие наш задний двор, дверь на кухню и внутреннее убранство нашего старого дома на Элм-стрит, дома, в котором все было так гармонично.
Разве случалось, чтобы моя мать выходила из себя? И отец, бедняга, под конец стал таким жалким, боялся всего. Страх вызывает в человеке неверное убеждение, что если внешние приличия соблюдены, вы в безопасности. Но внешние приличия не могут оградить вас от реальной жизни.
Джой была абсолютно права, сравнивая меня с Агнес Мурхед. Я отчасти действительно смахивала на некоторых ее персонажей. Угрюмые, резкие, никогда не позволяющие эмоциям выплеснуться наружу — таковы были мои родители и такими они воспитывали нас, детей. Все мы были как бы стражами собственных темниц.
Он вернулся с двумя фужерами, наполненными кубиками льда, и поставил их на столик.
— Тоник?
— Нет, просто воды.
Он наполнил мой фужер и подвинул его ко мне, подсунув под него салфетку. Движения его были проворными и ловкими — движения человека, привыкшего самому заботиться о себе.
Он с интересом посмотрел на меня.
— Так к какому же выводу вы пришли?
Неужели его и вправду интересовало то, о чем я думала? Разве я не выразила и так достаточно ясно свою точку зрения, которая ему скорее всего показалась все той же набившей оскомину проповедью феминизма?
— Я пришла к выводу… — Голос подвел меня. Я готова была разреветься. Как Джой. Как какая-нибудь ничтожная рабыня. Я быстро поднесла фужер к губам и плеснула водки на свои дрожащие голосовые связки. Горло обожгло, зато плакать сразу расхотелось. — Я пришла к выводу, что, учитывая все обстоятельства, я могу лишь сожалеть о том, что не родилась мужчиной.
Я действительно сказала это. До сих пор не понимаю, как это получилось. Зачем, почему? Может, потому, что доверяла ему. И я не убеждена, что эта фраза, произнесенная мной, вызвала во мне впоследствии какие-либо угрызения совести, я не испытывала ни удовлетворения, ни вины. В любом случае это была правда, в тот момент, по крайней мере.
Он сочувственно покачал головой. Профессор-зоолог увидел, как дикое животное являет признаки бесспорной сообразительности: уронив голову на лапы, оно признается в сокровенном и постыдном желании стать самым большим и самым сильным зверем в лесу.
— А вот я хотел бы быть Маризой, — заметил он.
— Маризой?
— Я имею в виду в другой, будущей жизни.
Я уставилась на него, пораженная его признанием. Да что это за человек, в самом деле?
— А вы знаете о богинях? — осторожно спросила я.
— Богинях? Как Венера? Диана?
— Да, но я подразумеваю других — из более древних мифов, о которых почти ничего не говорят. Об Эвриноме, Нут, египетской богине неба, или Намму, о которой можно узнать из легенд шумеров. Они, по представлениям древних, создали мир.
— А, это как в теории Роберта Грейвза о Белой Богине?
— Да не теории. Существуют доказательства, что в доисторические времена люди веровали в верховную богиню. Ее образ присутствует во всех устных легендах. — Я замолчала, ожидая, что он вот-вот зевнет от скуки. Но ничего подобного не произошло. Он внимательно слушал меня.
Я помешала лед в фужере и поудобнее вытянула ноги. Я начала успокаиваться.
— Однако, что остается для меня полной загадкой, — продолжала я, — так это то, как мужчины могли поклоняться всемогущей богине и при этом в течение многих десятилетий держать в подчинении женщин. И даже теперь в газетах можно прочесть об избиениях жен или про то, что мусульмане снова пытаются напялить на женщин паранджу, а в Афганистане женщины подвергаются клиторотомии. Все это заставляет меня думать, что держать нас в угнетении — это естественный закон жизни. Может, такова наша формула ДНК (или чего там еще), что мы во веки веков обречены на униженное существование. И наша судьба так же не зависит от нас самих, как и у тех насекомых, которых я упорно рисую.
Он закинул вверх голову, глаза его были задумчивы.
— Но если было время, когда люди верили в могущественных богинь, значит, не существует закона природы, по которому с женщинами следует обращаться как с существами низшего порядка, разве не так?
— То есть?
— Это доказывает, что общество может круто меняться в своем развитии, а следовательно, мужчины вовсе не запрограммированы тиранить женщин бесконечно. Просто они занимались этим в течение того промежутка времени, о котором известно нам, а именно — последних шести тысячелетий. — Он поднял свой фужер в знак приветствия. — Так выпьем за следующее тысячелетие.
— Звучит чарующе. Хотелось бы верить в это.
— Посмотрите, например, какой переворот произошел в умах американцев в вопросе о положении негров. Всего тридцать лет назад о них говорили как о неполноценной расе, а теперь избирают мэрами.
— Вероятно, поэтому мне черные так нравятся. Они внушают мне надежду. — Я глотнула еще водки, — Но если они и добились определенных успехов, это еще не означает, что подобное удастся и нам.
— Но это вполне может случиться, — пробормотал он рассеянно.
— Вас, должно быть, утомил этот разговор.
— Вовсе нет. Сознание человека постоянно меняется. — Он уже не смотрел на меня, а уставился в потолок, поглощенный какими-то своими мыслями. Может быть, они были о его книге? Или обо мне? Как бы то ни было, проблемы женского равноправия больше его не занимали.
Я хранила вежливое молчание, выжидая, пока он додумает свою мысль, глядя на симпатичную сверкающую люстру над его головой. Она состояла из восьми латунных стержней и пергаментных абажуров. В меблированных комнатах таких никогда не встретишь. Сам, наверно, повесил.
Наконец он вернулся из своих мысленных странствий.
— Я опять думал о реинкарнации. Мне пришло в голову, что я бы, пожалуй, не прочь родиться этаким бродягой старого типа, который ест бобы, испеченные на костре где-нибудь у железнодорожных путей.
— Но они были гомосексуалистами. Вы не читали о них у Хэмингуэя?
— Ну, гомиком бы я не был.
— Интересно, все одиночки лелеют подобную мечту?
Он рассмеялся. Кажется, ему понравилось, что я назвала его одиночкой. Он с хитрецой посмотрел на меня.
— Хотя, в какой-то мере мне понятно ваше желание. Я имею в виду — быть мужчиной. Я бы не хотел быть художницей, разрыв&ющейся между домом, мужем и творчеством, к тому же вовсе не загребающей кучу денег. Но в один прекрасный день успех может прийти к вам. И ваша жизнь не так уж плоха. У вас есть дети. Джой говорила, что вы очень гордитесь ими.
— Так оно и есть.
— Значит, кое-что у вас все-таки есть.
— Но у мужчин тоже есть дети.
— Знаете, а вы мне нравитесь такой, какая вы есть. У мужчин не встретишь столь привлекательную внешность.
— Моя внешность не является сейчас предметом обсуждения. Она определяется моей принадлежностью к женскому полу. Всего лишь навсего.
— А мне она нравится.
— Спасибо.
— И беседовать с вами нравится.
— О, Бог мой! Может, вы вставите меня в свою следующую книгу?
— Да перестанете вы, наконец? — спокойно спросил он меня.
Взгляд его голубых глаз стал мягким. Эти глаза были похожи на подушечки из бархата цвета сапфира, излучающие понимание и симпатию. Глядя в них, вполне можно было потерять голову. Джой была так занята своими кознями, что, скорее всего, даже не заметила, какие у него глаза, как не удосужилась рассмотреть книги на его полках. Но, с другой стороны, мошенник по природе своей не может относиться к своей жертве с уважением, тем более отмечать за ней какие-либо достоинства.
Он поднял руку, словно хотел, преодолев разделяющее нас расстояние, протянуть ее ко мне и погладить меня. Но что-то заставило его изменить это намерение. Может быть, расстояние показалось слишком велико. А может, он испугался, что я оттолкну его.
Страх сдерживает.
И все-таки мы все так тоскуем по любви.
— Не могу допить, — сказала я, напустив на себя строгий вид, как и он. — Мне пора возвращаться домой, но я забыла бумажник. Вы не могли бы одолжить мне на такси?
— Конечно же. Неужели вам действительно пора уходить? Ведь вы все еще расстроены.
— Нет, я не расстроена. Я сказала все, что хотела. Теперь могу отправляться домой и посвятить остаток жизни размышлениям на эту тему.
— Мадлен…
— Да?
Молчание. Он застенчив. А тогда, в Метрополитен-клубе, я приняла его застенчивость за сухость. И вообще считала его авантюристом с головы до ног. Но тогда, конечно, я смотрела на него глазами Джой. А в действительности за этой застенчивостью вполне могли скрываться совершенно честные устремления.
Стремление к некой общечеловеческой правде, которую сумела распознать Франни Фаген. Теперь стал понятен и тот страх, который я почувствовала в нем в тот вечер. И мои собственные более глубокие страхи.
Страх неизбежно сопутствует людям, рвущимся к правде. Мы боимся, что не найдем ее, а если даже и найдем, то у нас может не хватить мужества высказать ее вслух.
Я встала с места и прошла небольшое расстояние, разделяющее нас. Моя рука опустилась на его плечо. Сердце мое сильно колотилось. Не в моем характере первой делать шаг навстречу другому человеку.
— Послушайте, извините меня. Извините за то, что накричала на вас.
Он легонько коснулся моей руки и отвернулся. Он не верил мне. И у него были все основания для этого. Конечно, я могла бы рассеять его сомнения. Если бы опустилась рядом с ним на подушки. Обвила его руками. Притянула бы его к груди.
И тут мы услышали скрежет ключа во входной двери. Вначале повернулась задвижка верхнего замка. Не в ту сторону. Затем — нижнего. Опять не в ту сторону. Она дернула дверь за ручку, поняла, что ошиблась и начала все заново. Мы молча наблюдали за ее стараниями. И только когда дверь наконец отворилась, я убрала руку с его плеча.
— Уф! — произнесла Джой, входя в квартиру. — С этим замком просто невозможно иметь дело. Привет, Скотт. Привет, Мадлен.
— Привет, — сказали мы оба.
— Я явилась сообщить тебе, Скотт, что отправляюсь на побережье, но раз ты тут, Мадлен, я могу убить двух зайцев сразу.
На ней была ночная рубашка в викторианском стиле и брошь с камеей. Она великолепно владела собой и чувствовала себя хозяйкой положения, ничем не выдавая удивления или раздражения по поводу того, что застала меня в квартире Скотта.
— Дать тебе что-нибудь выпить? — спросил Скотт.
— Немного перье, спасибо.
Он тут же встал и удалился на кухню, словно рад был любой возможности уйти от общения с ней, пусть даже на минуту-две.
— Моя сестра пригласила меня к себе в Лос-Анджелес, — сказала Джой пока его не было. — Она заплатила за мой билет. Ее дела в последнее время идут довольно неплохо. Хочет, чтобы я посмотрела ее дом, бассейн, познакомилась с ее новым мужем. Он режиссер на телевидении. И я подумала — отчего бы не прокатиться? Мне необходимо переменить обстановку.
— А дети у нее есть?
— Два сына от первого брака.
— Тогда замечательно.
— Племянники — это то, что надо. Ответственности за них не несешь, а позабавиться можно.
— Да-а. — Словно и речь никогда не заходила о том, как она жаждет собственных детей.
Вернулся Скотт с фужером.
— Когда ты покидаешь нас?
— Ты имеешь в виду свою квартиру?
— Нет. Когда ты едешь в Калифорнию?
— Послезавтра. Мебель я сдам на хранение, а квартиру оставляю — и так не сегодня-завтра меня выселят.
"Прогулочки на чужом горбу" отзывы
Отзывы читателей о книге "Прогулочки на чужом горбу". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Прогулочки на чужом горбу" друзьям в соцсетях.