Тереза Вейр - Прохладная тень

−Теперь ты знаешь, − пробормотал он сквозь закрывающие лицо руки.

− Знаю что?

− Я боюсь.

− Боишься? Чего?

− Этого.

Она медленно закрыла дверь.

− Чего этого?

− Того, что там, снаружи.

Не удивительно, что он четыре года не выходил из дома. Он не мог.

− Ты… − Как же это называется? − страдаешь агарофобией?

Она пыталась связать все воедино, зная, что это поможет ей разобраться, все же она поняла, что пока не в состоянии воспринять это все целиком. Это было слишком непривычно. Слишком неожиданно.

Он выпрямился, облокотился головой о стену, глаза закрыты. Свет с лестницы отбрасывал тень на его лицо и мускулистую грудь.

− Это началось как боязнь толпы, − сказал он, не открывая глаз. − Но затем это выросло в нечто большее. Я никогда не понимал, что послужило причиной.

− Здесь нечего стыдиться, − сказала она, пытаясь заставить свой голос звучать ровно.

− Нечего стыдиться? − он издал резкий смешок, открывая глаза.

Отчаянье. Ненависть к самому себе.

Он подтянул ноги к груди и зарылся лицом в колени. − Я думал, что смогу сделать это, − сказал он, его дыхание становилось быстрым и поверхностным.

− Темнота. Рядом никого. Я думал что могу держать себя в руках. Дерьмо. Вот дерьмо.

На него было больно смотреть. Это был мужчина, который так впечатлял ее своей внутренней силой. Он казался таким спокойным, таким близким.

Она положила руку на его плечо, почти ожидая, что он дернет плечами, чтобы ее сбросить. Вместо этого, он, казалось, находил успокоение в ее прикосновении.

Она опустилась на колени рядом с ним.

Он повернулся. Его глаза, его прекрасные глаза поэта, смотрели на нее с болью.

Он притянул ее к себе, его губы искали, находили ее.

− Мадди, − простонал он возле ее губ, — Чувствуешь как хорошо. Проклятие, как же хорошо.

Он нуждался в ней. Уже довольно давно Мэдди не чувствовала, чтобы в ней кто-то нуждался.

− Заставь меня забыть, − сказал он осипшим голосом, полным обещания. − Заставь меня забыть.

Он так долго хотел ее. Слишком долго. Возможно, именно поэтому он на самом деле отправился на своем мопеде в город. Обнять

Вероятно не столько для того, чтобы отыскать пропавшую пленку, сколько для того, чтобы увидеть Мадди, обнять ее, почувствовать ее запах, прикоснуться к ней, узнать ее, познать ее.

Ее пальцы, запутавшиеся в его волосах, говорили ему, что она тоже хотела его.

− Мадди. Милая, милая Мадди.

Он прижался губами к ее горлу, чтобы ощутить ими ее бешено бьющийся пульс, услышать ее учащенное, дыханье, почувствовать ее трепет.

− Ты нужна мне, − сказал он. − Я хочу тебя.

− Эдди, я не знаю, я не думаю…

Он накрыл ее губы своими, заглушая ее протест.

Он ощутил ее руки, маленькие и горячие, скользнувшие под его футболку, почувствовал как они поднимаются вверх по его груди.

− Не думай, − прошептал он. − Ни о чем не думай. Забудь обо всем, кроме того, что здесь и сейчас. Только ты. И я.

Мадди слышала его слова, но ее разум больше склонялся к тому, чтобы не забывать. Ее воспоминания о том, что случилось в прошлый раз, были такими туманными, что иногда она задавалась вопрос, а было ли это вообще на самом деле.

И теперь это могло случиться снова. Она хотела, чтобы это случилось снова. Ей было необходимо, чтобы это случилось снова.

На этот раз, она не забудет.

− Наверх, − с трудом справившись с дыханием, сказала она. − Давай поднимемся наверх.

Они сделали это в три шага.

А затем он поцеловал ее снова.

От его поцелуев и прикосновений у нее подкашивались колени. Она не могла стоять, поэтому она опустилась на ковер, лежащий на ступеньках лестницы, Эдди споткнулся вместе с ней.

Каким-то образом ему удалось избавиться от своей влажной футболки. Затем пришел черед его ботинок и джинсов.

Нижнего белья на нем не было.

Он не носил нижнее белье.

Ее ночнушка была следующей. Она последовала за ее трусиками.

− Здесь. − Он положил ее руку на перила над ее головой. − Держись.

Она не поняла. Эдди навис над ней, опускаясь на колени между ее бедер, на мягкий ковер на котором она сидела.

− Мы собираемся сделать что-нибудь грязное?

Она даже не представляла себе, что это могло бы быть, ей очень хотелось это узнать.

Искренне удивленный, он рассмеялся.

− Подожди и увидишь.

Не время удивляться.

Одну руку он положил на ступеньку рядом с ее головой, другой он прижал ее к себе, пристально смотря в ее глаза, он вошел в нее.

Без малейшего труда.

Она знала, что ей следовало бы закрыть глаза, но она не смогла. Была какая-то телесно-духовная связь между ними, что-то соединявшее их тела и души, она не понимала, это одновременно пугало и удивляло ее.

Словно под гипнозом она смотрела как он вышел из нее и снова вошел, затем, когда снова наполнил ее собой, она наблюдала как участилось его дыхание и потемнели глаза.

−Т-ты напугана, − сказал он, удивляя ее своей интуицией. − Что тебя напугало? − Его голос был одновременно нежным и горячим − страсть, удерживаемая под контролем.

− Т-ты как будто что-то у меня забираешь.

Она пыталась вспомнить своего полуночного собеседника, пыталась подумать о любви, которую она чувствовала к нему, но он казался ей таким далеким. Она ничего не знала о сексе. Это оказалось выше ее понимания. Или знания как этим управлять.

Его глаза, его темные страстные глаза глубоко заглядывали в ее, словно пытаясь что-то вытащить из нее, признание, правду.

− Что я забираю у тебя, Мадди?

В этом было так много нежности. Слишком много. Больше, чем она могла выдержать.

− Я… я не знаю.

Его жесткий живот прижимался к ее. Она могла чувствовать его в себе, большого и горячего.

Она ощутила как слезы подступили к ее глазам. Она моргнула. Еще раз моргнула.

− Мою душу, − стыдливо и искренне прошептала она. − Ты отнимаешь мою душу.

Медленна мука отразилась на его лице.

− Ах, Мадди.

Она испытывала странное ощущение того, что он видит ее, впервые он действительно ее видит. И это было больше, чем он мог выдержать. Она не знала как, но она понимала, что ему нужно было держать людей на расстоянии, что он не хотел знать их, или видеть их, видеть их на самом деле. Когда-то ему уже причинили боль. Сильную боль. И он сделал все, чтобы этого больше не случилось.

− Боже, Мэдди. Прости. Я думал, ты хочешь…

Он начал выходить из нее.

− Нет! − Она испуганно вцепилась в него, опасаясь, что он оставит ее. − Не отпускай меня! Ты не можешь меня отпустить!

− Ну, ну, тише. Шшш.

Уже лучше.

Глядя на него, она ногами крепко обхватила его бедра, прижимая его к себе, повторяя его недавние телодвижения.

И затем это произошло, почти так же, как это бывало раньше. Что-то вроде дурацкого удивления.

Соединяться.

Задыхаться.

Ласки, которые закончились так быстро, которые оставили ее измученной и слабой, пытающейся вспомнить, что же только что произошло.

− Когда это заканчивается, я с трудом могу это вспомнить. Она говорила это, уткнувшись в его плечо, пробуя на вкус его соленую кожу.

− Ты действительно знаешь, как сделать парню комплимент.

− Нет, я имею ввиду… Я не могу это объяснить. Это так, не знаю… Мимолетно. Эфемерно.

− Ты анализируешь секс?

Он говорил это не раздраженно, а скорее удивленно.

− А почему нет?

− Вы, женщины, до смерти любите все анализировать. Иногда о некоторых вещах лучше слишком сильно не задумываться.

Она подумала о своем полуночном собеседнике и почувствовала острую боль сожаления, небольшую боль глубоко в своем сердце из-за того, чего уже никогда не будет.

Он подумал о некоторых вещах. Очень хорошо подумал.

− Вы именно так и живете? Не думая?

− Для меня это работает.

Она не могла себе представить, как можно так жить. Просто жить. Для нее жизнь была анализом всего. Жизнь была ответами. И чувствами. Она задрожала.

Он неправильно прочел язык ее тела и решил, что ей холодно.

− Пойдем. Ляжем в постель.

Вскоре они вместе укутались одеялом в постели, как два человека которые хорошо друг друга знают, Мадди лежа с натянутым до самого подбородка одеялом, думала каким же странным все это было. В то же время, она не могла не грустить из-за его признания в том, что он предпочитал глубоко не задумываться, о его склонности к одномерности.

Это заставило ее еще больше затосковать по ее полуночному мужчине.

Эдди потянулся через нее, чтобы выключить свет, затем прижал ее к себе поближе, обняв ее рукой за талию. Она не могла улечься поудобнее. Все было не так, все было неловко.

Она не знала куда куда ей деть ее руки, ноги, голову.

− Сюда. Положи голову сюда. Вот так. − Он перевернул ее, так что ее голова оказалась у него на плече, почти под подбородком, одна из ее ног лежала между его ногами.

− Лучше? − спросил он.

Она кивнула, чувствуя себя наивной, тем не менее, испытывая удовольствие, лежать, обернувшись вокруг него.

− Так ты поэтому ушел из шоу бизнеса?− спросила она, упрямо стремясь заставить его признаться хоть в чем-нибудь. − Боязнь толпы.

Он попался прямо в ее ловушку.

− Это было его частью. Для меня же, это всегда была музыка. Я никогда даже не был уверен, что хотел быть менеджером. Слово «менеджер» это своего рода клеймо, и я не хотел его носить.

Ну вот, наконец-то они хоть в чем-то продвинулись.

− Или, по крайней мере, я не думал, что хотел быть частью этого, − Пока он говорил, его рука начала перемещаться. − Пока группа не сыграла живьем в шоу на распродаже и одна из девчонок в первом ряду не сняла блузку. В тот момент, я подумал, что может быть все не так плохо.

Каким мелким это было?

Ее влекло к двум мужчинам, которые были абсолютными противоположностями. Один был умным, мыслящим, интеллектуальным. Он сделал ее счастливой. Он возбуждал ее разум. Другой возбуждал ее тело.

Она не хотела быть одной из тех женщин, которые предпочитают мускулы вместо мозгов.

− Я не выношу толпы или шума. Люди продолжали говорить мне, что я к этому привыкну. Что довольно скоро это перестанет меня беспокоить. Что довольно скоро, я привыкну к этому цирку

Его пальцы ласкали ее сосок, делая его твердым. Затем он обхватил своими жаркими ладонями ее грудь, его прикосновения казались ей почти рассеянными казалось он делал не отдавая себе отчета, а с ее они были совершенно эротичными, чувственными.

− Этого никогда не случится, — сказал он ей. − Я никогда не привыкну к постоянной сенсорной перегрузке. Это разрушает меня. Я дошел до точки, когда я с трудом мог работать. Люди говорили, что это из-за наркотиков, но я никогда не употреблял что-то подобное. Эту часть музыкальной индустрии я взял себе за правило избегать.

− А почему ты… − ее слова оборвались от резкого вздоха, когда его рука переместилась с ее груди на бедро. Он ласкал ее кожу, гладя своей жесткой ладонью ее бедра.

Она изо всех сил пыталась сосредоточиться. − Что для тебя важнее всего?

− Музыка. Это всегда была музыка. — Он глубоко вздохнул. − Но сейчас даже это ушло.

− Она все еще здесь, когда ты будешь к ней готов.

− Может быть она все еще здесь, но я нет.

Его рука двигалась, лаская ее.

− Ты можешь снова найти ее там, где оставил.

Он поцеловал ее в шею, жадным, влажным поцелуем. Горячо, горячо, горячо. Она пылала.

− Пламя погасло, − прошептал он.

Неправда. Оно все еще тлело в нем, только глубоко внутри.

− Я больше не люблю музыку. Это тяжело когда что-то что ты любишь, становится тем, что ты ненавидишь.

− Ты ее ненавидишь?

− Не то чтобы ненавижу, просто вижу, что она собой представляет. Огромную машину для зарабатывания денег, — Его рука гладила ее живот. − Мадди, прекратим говорить об этом.

Ей нужно подольше остаться сосредоточенной, прежде чем ее разум унесется далеко.

Они уже кое-чего добились. Она не могла это бросить.

− Рик Бэк был способен делать деньги, потому что его слова задели за живое стольких людей. Разве это было плохо?

− Может быть нет. Я не знаю. Я больше ни в чем не уверен. Все что я знаю, это то, что эта часть моей жизни закончилась.

− Ты всегда можешь стать менеджером другой группы.

− Я слишком устал.