Тереза Вейр - Прохладная тень

— Ох, ох. — он засунул руку в карман на своих шортах.

— У меня есть таблетки от доктора Макса. — он передал их Эдди.

— Спасибо. — Эдди почувствовал себя плохо, оттого, что она так быстро уезжает.

— Приезжай завтра, мы пойдем на рыбалку, хорошо?

— На речку? Или на пруд?

— На речку. Пару дней назад я видел там больших рыб.

— Хорошо, Эдди. Прими свои таблетки и ты почувствуешь себя лучше. Доктор Макс сказал, что если ты начнешь принимать их, тогда, возможно, ты не будешь бояться выходить из дома. Ты не хочешь прийти ко мне домой, Эдди?

— Я не знаю — Просто подумав об этом, Эдди ощутил тесноту в груди. Но он не примет ни одну и таблеток Макса, это он точно знал.

Эдди достал стодолларовую купюру из кармана, разгладил ее и дважды сложил.

— Здесь деньги за собачий корм и все остальное. — Он засунул деньги в передний карман мешковатых джинс Джейсона. — Не выставляй их напоказ, хорошо? Возьми их домой. Передай их Адели.

— Хорошо, Эдди.

— Увидимся. Завтра, хорошо?

— Хорошо.

Джейсон забрался на велосипед, а Эдди отвернулся и медленно пошел к дому, обратно к своим мыслям.

Смылась.

Она смылась от него.

Неистовое чириканье, доносящееся из дома, поразило его.

Он направился в кухню, откуда оно раздавалось.

Там он открыл банку с насекомыми, которую подготовил за день до этого, вытащил маленького мотылька и покачал им над коробкой, где бешено прыгал птенец малиновки, настолько возбужденный, что сначала даже не заметил насекомое.

Эдди легонько посвистел. Птенчик яростно чирикнул. Наконец он заметил пальцы Эдди и атаковал, полностью проглотив мотылька.

Эдди скормил птенцу еще два насекомых, прежде чем тот успокоился и прекратил пронзительно кричать.

Теперь, когда голод был утолен, Эдди смог подсадить его на палец. Он крепко уцепился лапками, когда Эдди понял его их коробки.

Эдди изучал его, осторожно поддерживая. Птичка постепенно переставала выглядеть как птенец, обрастая настоящими перьями.

— Ты скоро сможешь летать.

Одним пальцем он гладил мягкие перья под ее клювом, пока глаза птички не закрылись.

— Это больше, чем я могу сказать большинству из нас.

Мадди потеряла чувство собственного достоинства. Помимо этого, она утратила свою девственность.

Куча людей сказали бы, что давно пора. Давным-давно. Но она всегда гордилась своей непохожестью с Энид. Ее девственность всегда была реальным, физическим тому подтверждением.

Как она позволила произойти такому?

Теперь, день спустя, сидя за кухонным столом Энид, она даже не получала удовольствия от воспоминаний, в любом случае немногочисленных воспоминаний. Она была слишком возбуждена и разгорячена. Все что осталось после — это распухшие губы и болезненное ощущение. Там. Она в считанные секунды перестала быть фригидной ханжой и превратилась в сексуальную маньячку.

Что на нее нашло?

Она занималась с ним сексом. Не говоря уже о том, что это был незащищенный секс. На сегодняшний день, в двадцатом веке — это глупейший поступок, который может совершить человек.

Она, которая не имела секса ни с одним из ее парней. Даже с Харрисоном, который просил и умолял.

Эдди Берлину даже не надо было просить. Он всего лишь коснулся ее и она буквально взорвалась.

Энид. Она превратилась в Энид.

В довершение ко всему, Эл требовал с нее тридцать процентов от выручки.

— Не заставляй меня посылать за тобой одного из моих парней.

И это сподвигло ее к решению еще более неотложной проблемы.

Она была разбита.

И несмотря на почти неодолимое желание запихать Хемингуэя в машину и свалить ко всем чертям, судя по всему, ей придется застрять в Честере на некоторое время.

Она собиралась запихать в дальний угол своей памяти случай с Эдди и поискать работу.

Она собиралась найти работу.

Стоило начать с внимательного чтения раздела для тех, кто ищет работу, в газете.

Она просмотрела первую колонку. «Телефонный агент».

Она их терпеть не могла и всегда бросала трубку, не дослушав предложения услуг. Как она могла стать одной из них?

«Сделай деньги на подкладывании бюллетеней». Звучит как жульничество.

«Водитель автобуса.» Нужна специальная лицензия. «Водитель грузовиков». Специальная лицензия. С ее любовью к дороге, она могла бы попробовать.

«Няня». Она мало что знала о детях.

«Официантка»

Она была однажды официанткой. И получала много чаевых.

Она досмотрела предложения до конца и перешла с раздела «Требуются работники!» на раздел «продается». Вот так. Она ни на что не пригодна.

Она еще раз заглянула в объявления о работе, вернувшись к «официантке» и на этот раз вчитываясь в детали.

«Нужна официантка для коктейлей в один из Небрасковских клубов. Возможность заработать чаевыми до двухсот долларов за ночь»

Две сотни долларов?

Она позвонила и назначила встречу с менеджером.

Мясистый, потный, с засаленными волосами менеджер Стадса развалился на своем месте, наблюдая, как Мадди читает листок с правилами и постановлениями.

Первое, что она заметила — грамматика. ‹…› She’d never gotten the hang of the lay/lie thing. or the drink/drank/drunk. the swim/swam/swum, но по крайне мере она старалась избегать двойного отрицания.

‹ короче она почитала листочек и до нее дошло, что возможно в ее обязанности будет входить не только работа официанткой›

Окей.

Она опустила лист. Вместо того, чтобы передать его менеджеру, она просто уронила его на стол.

— Вы соглашаетесь со всем пунктами? — он шумно глотнул из банки с надписью Испанская муха, его глаза прилипли к ее вспыхнувшим щекам.

— О, конечно, — вежливо ответила она — никаких проблем.

Когда же она наконец-то поймет, что ничего не достается просто так. Есть причина для двухсот долларовых ночных чаевых.

— Вот это ты наденешь.

Он наклонился, выдвигая ящик стола.

На одном его пальце болтался клочок красного сатина — трусики "танга". Затем она полез обратно и начал еще что-то вытаскивать.

— У меня здесь где-то были декоративные накладки на соски.

Она не наденет такого рода вещи под свою одежду. Иначе она будет более голой, чем просто голой. Ее высоконравственность резко упала, но она не настолько отчаялась.

— Я думаю, что мне пора идти. — сказала Мадди.

Она пошла, и звук изобретательных ругательств мужчины преследовал ее до самой двери.

Может быть телефонный маркетинг не так уж плох, говорила она себе, направляясь к машине. По крайней мере одежда будет при себе.

Она могла бы заявить о том, что безработная и получать талоны на еду, но она уже прошла этот унизительный опыт раньше, и теперь скорее заложит все вещи Энид, чем пойдет в Департамент социального обеспечения еще раз.

Этим же вечером она отметилась в сервисе по устройству на работу, где она прождала 2 часа, поговорила с кем-то, кто не знал с какой он планеты, не говоря уже о том, какая работа доступна для жителей земли. (понимаю, звучит как бред, но там непереводимая игра слов). Затем она вернулась обратно домой — а точнее в дом Энид.

Она выскользнула из машины и попыталась пробраться в дом, не разбудив Эвелин, но у домовладелиц, судя по всему есть чутье на такие вещи. Она поймала Мадди на пол пути к дому и передала ей грабли.

— Лучше разрыхли участок, прежде чем трава совсем засохнет.

Мадди взяла грабли, начиная ощущать себя кем-то вроде раба.

— Я не уверена, что смогу сделать это.

— О, держу пари, ты управишься со всем вовремя.

Было ли это завуалированной угрозой? Мадди провела немало неприятных минут, пытаясь постигнуть эту женщину. Все, что ей было известно это то, что их приоритеты кардинально отличались и она разговаривали на совершенно разных языках.

Ускользнув, Мадди прочесала дом в поисках вещей под залог и появилась с двумя уродливыми абажурами, автоответчиком и телефоном. Ее желудок громко бурчал и голова стала подозрительно легкой от недостатка еды. Она оглядела магнитофон — в ломбардах любят такого рода вещи — но потом решила оставить его на потом.

Десять баксов. Это все, что дал ей тот парень. Десять жалких баксов.

Ее желудок перешел от стадии грохотания к стадии «больше невозможно уменьшаться». Она взяла деньги и направилась в ближайший продуктовый универмаг. Упаковка кошачьей еды, арахисовое масло и буханка хлеба. Это все, что она могла себе позволить.

«Хемингуэй не знает, как ему повезло» — подумала она, становясь в очередь в экспресс кассу за женщиной вместе с маленькой девочкой.

Мадди не жалела о своей одинокой, бездетной жизни, но иногда, когда она видела детей со своими матерями, она чувствовала сладостно-горький материнский инстинкт.

Ребенок напротив выглядел на пять-шесть лет. Длинные шелковистые волосы. Невинные глаза, которые в данный момент смотрели не иначе как в самое сердце Мадди. О, эта милашка собирается что-то ей сказать.

— У меня есть вагина.

Хемингуэй атаковал сумку, прежде чем Мадди смогла ее открыть; сухой кошачий корм посыпался на пол.

— Это все упрощает.

Опустившись на колени, Мадди рванула упаковку, расширив отверстие, чтобы облегчить Хемингуэю доступ и наполнила керамическую миску свежей водой. Затем она приступила к поеданию своего собственного пайка из хлеба и арахисового масла. На десерт был аспирин.

Невесомое состояние в ее голове постепенно сходило на нет, и она решила, что пришло время для очередного визита в полицейский участок.

Офицер Гейбл ни черта не разузнал.

— Вы не заезжали к Эдди Берлину, ведь так?

— Вообще-то нет. — он явно испытывал неудобство.

— Вы говорили мне, что поедете меньше чем через три дня.

— После того, как вы ушли я передумал. Я не могу тревожить людей понапрасну. Если у вас найдутся какие-нибудь доказательства, дайте мне знать. Тогда и поглядим, что я могу сделать.

Замечательно.

Мадди не хотела возвращаться к Эдди, но она собиралась это сделать.

Если копы не намереваются решать вопрос о ее пропавшей сестре, тогда она возьмет дело в свои руки. В этот раз она пойдет прямиком к его двери и проникнет внутрь.

Если его не будет дома…

Она оставила машину в начале дороги, передний бампер указывал в противоположное направление. Полная готовность к быстрому старту.

Она пробиралась сквозь темноту, завеса из деревьев и виноградной лозы закрывала солнце.

В начале, когда она шла к дому, дорога в тени казалась ей прохладной. Но потом начали роиться насекомые. Заманчивая поначалу прохлада устратила свою привлекательность.

Под навесом из деревьев не было никакого, даже самого легкого ветерка. И влажность, которая поначалу дала ей иллюзию прохлады, сейчас стала поистине удушающей.

Москит сел на ее лицо. Она прихлопнула его. Еще один опустился на ее руку. Она хлопнула еще раз, размазав пятно крови. Она ускорила шаг, достигнув наконец относительно расчищенного участка, и с облегчением ощутив дуновение ветра.

Оставив москитов позади в темноте, она подошла к дому и постучала в незакрытую дверь. Если он окажется дома, она будет ему всячески противостоять. Кто она такая, почему она здесь. Жаль, что она не сильно преуспевала в этих шпионских штучках. С другой стороны, если его нет дома…

Она постучала еще раз.

Подождала.

Кинула взгляд через плечо.

Никаких собак, затаившихся в засаде.

Она обхватила пальцами ручку передней двери и потянула, несмазанный метал заскрежетал, словно шарниры от старого гроба.

Она взялась за шарообразную ручку дубовой двери, ее сердечный ритм участился, когда она[ручка] повернулась. (прим. пер. у них двойные двери обычно)

Она распахнула тяжелую дверь.

— Э-эй. Есть кто-нибудь дома?

Голос эхом отразился от стен.

Она крикнула еще раз, громче.

Ничего.

Последний раз обведя взглядом участок, она ступила на порог, закрывая за собой дверь.

Темно.

Душно.

Как в склепе.

Она поднялась на лестничную площадку. Справа — находилась гостиная, слева — кухня.

Она повернула налево. (прим. пер. можно было догадаться)

Это была огромная фермерская кухня с колодой для разделки мяса посередине. С потолка свисали высушенные травы, связанные нитками в пучки.