Патрисия Грей - Проигранная ему

— Хочу трахнуть тебя, как грязную шлюшку, — обнимая сзади, шепчет мне на ухо он. — В туалетной кабинке.

От его прикосновений у меня темнеет в глазах. Нет, не от возбуждения. Я так пьяна, что ничего толком не соображаю. Он меня всё-таки споил… Хотя я и сама этого хотела… Так легче.

— Хорошо… — запрокидывая голову, выдыхаю я.

— Не-е-ет, — тянет он мне на ухо, обдавая его горячим дыханием. — Ты не поняла. Для этого тебе надо будет кого-нибудь соблазнить. Иначе, как я пойму, что ты — шлюха?

Он отпусккает меня и я нехотя поворачиваюсь к нему. Чувствую, что меня ведёт в сторону.

— Что ты имеешь в виду?

Слова даются с трудом. Он сверлит меня сверкающим из-за светомузыки взглядом.

— Я хочу, — читаю я по его вспыхивающим губам, — чтобы ты танцевала с другим и он лапал тебя… Везде… И чтобы ты отдалась этому…

Толпа танцующих похожа на океан, на единый организм. Под грохот клубной музыки в едином ритме мелькают лица. Закатанные, закрытые и распахнутые глаза, пьяные улыбки, уходы в себя, плавные и резкие движения тел. Смесь запахов искусственного, кальянного и сигаретного дыма, алкоголя, разнообразия мужской и женской туалетной воды, пота, дезодорандов, и шампуней для волос… Меня мутит, и я пытаюсь выбраться к краю танцевальной площадки.

Он резко хватает меня за руку.

— Куда намылилась? — различаю сквозь долбящий бит я его звонкий голос. — Ты слышала, что я сказал?

Пытаюсь сфокусироваться на его замершем в свете мелькающих лучей лице, на сверкающих глазах.

— Мне нужно на воздух…

— Сначала соблазни кого-нибудь.

— Не сейчас, прошу тебя…

Он сжимает моё запястье, резко дёргает на себя, отчего я чуть не падаю. Его лицо оказывается прямо перед моим и меня обдаёт волной тёплого перегара. От резкого движения и этого тяжёлого запаха, меня чуть не выворачивает прямо здесь, на, заполненной людьми, огромной танцплощадке.

— Послушай меня! — прислонившись колючей щекой к моей, шипит он мне в ухо, — Ты будешь делать, как я сказал! В ином случае, ты знаешь…

Он тащит меня сквозь ряды танцующих к бару. Покачиваясь, вижу, как он щёлкает пальцами и что-то говорит подошедшему и наклонившемуся к нему через стойку бармену. Тот охотно кивает, улыбается и соображает какой-то коктейль. Ставит его передо мной.

Я мотаю головой, показывая, что не хочу. Но Антону плевать.

— Пей! — схватив меня за плечо, приказывает он.

— Антон, прошу тебя, я больше не могу… Меня мутит…

— Я сказал, пей! - схватив меня за шею, кричит в ухо он. — Либо ты будешь делать, что я говорю, либо…

Я знаю цену его угроз. Он не шутит. И никто мне тут не поможет. Тем более полиция. Я это понимаю даже сквозь пелену обволакивающей сознание тошноты.

— Хорошо, — удерживая подступающий ком к горлу, говорю я. — Я соблазню… Только, пожалуйста…

Он резко разворачивает меня лицом к себе:

— Что?! — подставляет ладонь к уху.

Его лицо искажено гневом.

— Я соблазню… Только можно я не буду пить? Пожалуйста…

Он отвечает господским кивком и машет кистью в воздухе в направлении колыхающейся под музыку тёмной толпы с ползающими по ней световыми овалами.

Покачиваясь на спотыкающихся ногах, рискуя навернуться на шпильках, я бреду к ней, оглядываю лица танцующих. Компании, пары, одиночки… Мужчины, молодые парни, девушки, женщины… Белые, чернокожие, азиаты… Люди со всего мира…

Когда я была подростком, всё что я знала о Монако ограничивалось парой фотографий роскошной жизни приезжих богатеев. Теперь я знаю немножко больше.

По время вспышки света взглядом вновь выхватываю фигуру стоящего неподалёку у стены с фонтанчиком мужчины лет тридцати пяти. Уже второй раз замечаю его. Трудно не заметить. Он снова на меня смотрит. Будто следит. Суровый, брутальный, с колючим взглядом тёмных глаз, одет в тёмный пиджак, тёмную рубашку и джинсы. Коротко стрижен, небрит. Сильные руки сложены на груди. Взгляд его, сверкающий во тьме, будто стыдит меня, прожигает насквозь. Сверлит, заставляя испытывать ещё больший стыд. Нет, к нему я точно не подойду. От него исходит чувство опасности… И почему-то я уверена, что он тоже русский…

Диджей на сцене колдует за эквалайзером, приглушает мелодию, взрывает зал всплеском битов и последующей чарующей энергичной музыкой. Зал отзывается одобрительным гулом. Толпа вновь принимается ритмично колыхаться, отдаваясь мастерству музыкального колдуна.

Я не знаю, кого тут соблазнять… И вообще чего хочет Антон в этот раз… Не думаю, что он желает, чтобы дело зашло слишком далеко… Видимо просто ждёт от меня грязных танцев… Надеюсь, у него хватит ума не использовать меня, как повод для драки. Он довольно агрессивен, а сейчас ещё и обдолбан. Охрана здесь работает жёстко и быстро, а учитывая то, чем подобная потасовка обернётся для меня, лучше не провоцировать. Но и отказать ему я не могу. Если он бросит меня здесь в том положении, в котором я оказалась — депортация с огромным штрафом мне покажется доброй сказкой… То, что ослушаться Антона — чревато последствиями, я хорошо уяснила в первый же день.

Как мило всё начиналось… Простая девчонка из бедной провинциальной семьи, оставшейся без спившегося и умершего от алкоголизма кормильца, я была замечена модельным агенством, и уже сразу после окончания школы, работая продавщицей продуктовом магазине, выиграла сначала районный конкурс красоты, а затем заняла второе место на областном… Яркие истории успешных моделей манили блеском роскошной жизни, огромными заработками и путешествиями по всему миру… И я всерьёз гнала от себя совсем другие истории, о которых предпочитают не писать в глянцевых журналах, но о которых где только не шепчутся. У меня всё должно было быть по-другому. Я ведь действительно стремилась стать высокопрофессиональной моделью. И для этого мне нужна была столица. Мои провинциальные победы слабо котировались там, где действительно крутились большие деньги.

Чужая роскошь, как наркотик. Когда впервые вкушаешь красивой жизни, начинаешь искренне верить в то, что достойна её, что она будет продолжаться и дальше, и тебя не коснётся то, что касается разных дурочек… Ты давно уже одна из них, но искренне этого не понимаешь. Просто игрушка в руках тех, кто умело управляет тобой. И, если смотреть правде в глаза, это — твой личный выбор.

Модельная карьера в Москве привела за задолженности по арендованной квартире, страху позорного возвращения в свой посёлок и дикой зависимости от богатых мужчин. Эскорт стал совершенно логичной ступенью, которая позволила быстро поправить свои дела.

И первое время мне везло. Пара дней туда, жаркие ночи с приятным состоятельным мужчиной, пара дней туда — прикольная вечеринка и даже никакого секса, так оно и шло. При этом я зарабатывала за эти пару дней столько, сколько получила бы продавщицей за несколько месяцев. Первым делом решила свои проблемы, отдала долги, затем стала помогать маме, сестрёнкам и маленькому брату. Врала, что модельная карьера идёт в гору, что у меня много съёмок, что я блистаю на подиуме, правда печатают эти фотографии в зарубежном глянце.

Потом пошла череда извращенцев, провалов из-за моих отказов, ухудшилась репутация… Я всерьёз подумывала о том, чтобы пойти в "Дом-2" для того, чтобы поднять ценник, и за счёт нескольких бренд-факеров заработать достаточно денег, чтобы покончить со всем этим, получить высшее экономическое образование и открыть своё ателье или салон красоты. Но планам этим не было суждено осуществиться.

Вместо этого спустя несколько месяцев я оказалась здесь. На очередном заказе, в котором так вляпалась, что лучше даже об этом не думать. Одно можно сказать точно. Это закончится. Надо просто перетерпеть. Не перечить ему, богатенькому и пресытившемуся сыну чиновника, который обдолбанным был просто страшен в гневе… Он уже поднимал на меня руку. Швырял в меня вещи. Хорошо, что хоть не бил по лицу. Но того, что дальше этого не произойдёт, я гарантировать не могла.

Он стоял у барной стойки, пил и ждал, пока я, словно собака, выполню его команду. И я чувствовала спиной его мутный взгляд. А с другой стороны, сбоку — пронзительный, осуждающий взгляд другого мужчины. Того самого, от которого исходило чувство опасности. Нет, к нему я точно не подойду.

Надо выбрать кого-нибудь другого… Как минимум, более дружелюбнего на вид. Но кого?

Конечно, среди танцующих — мужчин полным-полно. Но, во-первых, я пьяна, во-вторых, я не хочу это делать, и, в-третьих, я не понимаю толком, чего от меня ждёт Антон.

Бреду сквозь толпу, меня задевают, извиняются на разных языках, толкают, пихают, обходят, зовут танцевать, тянут за руку… Я оказываюсь в круговороте пляшущих тел, вижу вспыхивающие лица с застывшими эмоциями, пытаюсь удержать равновесие, думаю о том, чтобы сбежать и о том, как это глупо и чревато…

В какой-то момент я ощущаю, как меня начинают лапать. Обнимают за талию, хватают за задницу, похотливо сжимают её… Я чувствую запах крепкого, терпкого мужского пота, мою шею кто-то целует, я пытаюсь увернуться, уйти, но меня прижимают к себе… Чувствую попой прижимающийся эрегированный член, силу мужских рук, колкость щетины… В этом мелькании света и грохоте музыки я даже не понимаю, кто это…

Пробую танцевать, чтобы соответствовать роли, но я так пьяна, что просто качаюсь на месте и сдерживаю то и дело подступающую тошноту… На лбу выступает холодный пот, мне трудно понять, достаточно ли Антону или надо двигаться ещё, хотя больше всего я сейчас хочу упасть и уползти отсюда… Куда-нибудь туда, где никого нет. Где мне никто ничего не прикажет и где я не буду обязана слушаться… В какое-нибудь безопасное место…

Мне что-то кричат в ухо по итальянски, а затем бесцеремонно обнимают за талию и принимаются нащупывать грудь, а затем мять её и в какой-то момент, когда мне становится больно, я дёргаю плечом, вырываюсь и бреду обратно.

Меня снова толкают, задевают, зовут за собой…

Я иду сквозь толпу обратно к барной стойке, просто потому, что должна.

Антон стоит к ней спиной, водрузив на неё локти и смотрит на меня. Передо мной всё плывёт.

Он хватает меня за руку и подтягивает к себе:

— Ты чё, сачкуешь, что ли, я не понял? — орёт мне в ухо он. — Чё за херня? Это ты типа соблазнила-кого-то?

У меня больше нет сил. Я хочу хотя бы присесть. Ноги просто подкашиваются.

— Мне нужно в туалет… — разомкнув пересохшие губы, говорю я. — Мне надо умыться…

— Да успеешь ты в туалет! — надрывается он. — Я тебя там оттрахаю так, что ты визжать будешь от восторга! Сейчас чё делаем? Ещё по рюмашке?

Я мотаю головой. Даже сама мысль об алкоголе заставляет меня испытать новый прилив тошноты.

— Ну, как хочешь, — милостиво разрешает прекратить возлияния он. — Кароч. Погнали в казино.

Господи Боже… Какое казино?

— Давай-давай, пойдём, — он машет кистью у меня перед носом. — Ща там зажжём!

Он хватает меня за запястье и куда-то тащит. Стараюсь не упасть, чтобы не вызвать его ярость. С надеждой смотрю на охранников у стен, но они игнорируют мольбу в моём взгляде.

Мы выходим на свежий воздух и мне становится полегче. Тут довольно прохладно и заметно тише. Хотя из клуба доносится приглушённый и размеренный гул битов.

Кто-то курит, кто-то общается. Антон тащит меня за руку к своей машине — серому "Порше 911". Подойдя, он машет на машину рукой:

— Херня, я бухой, мне за руль нельзя. Пешком д-дойдём.

Он разворачивает меня лицом к себе.

— Ты чё, охерела вырубаться? Приди в себя, сучка. Ты — моя девочка для ебли. Я тебя купил. Отрабатывай бабло!

Он принимается щипать меня за плечи, за руки. А затем несильно, но очень неприятно хлестать по щекам. Я промаргиваюсь и смотрю на него. Пытаюсь сфокусировать взгляд.

— Всё, я понял, — пьяно говорит он. — Ты в говно. Пошли блевать.

Он снова тащит меня куда-то за руку, а затем заставляет засунуть два пальца в рот. Меня тут же начинает рвать. Согнувшись пополам, я едва не падаю. Почти сразу мне становится легче. Лоб мокрый от холодного пота, я пытаюсь сфокусировать взгляд и понимаю, что потихоньку мне начинает это удаваться. Вытираю губы бумажной салфеткой.

Минут через десять я сильно трезвею. Но испытываю ужасную слабость. Ещё почему-то мёрзну, хотя на дворе лето, а ночи тут тёплые.

— Ну чё, ты в поряде?

Киваю.

— Да, мне лучше, — тихо говорю я.

— Погнали в казино. У меня есть баблишко, и я чувствую, что сегодня нехило подниму.