Патрисия Грей - Проигранная ему

— Поняла… Скажите, а почему одного секса недостаточно?

Он усмехается.

— Потому что вариантивность хотя бы одних только поз будет меньше. Потому что твоих реакций во время секса должно быть много. Специалисты отсеют то, что забракуют респонденты.

— По этим видео будут опросы проводиться? — я несколько шокирована.

— Не по видео, — снова усмехается он. — Долго объяснять. Оцениваться будет много что. Та или иная реакция, тот или иной вздох, то или иное движение. По отдельности в комплексе. Это очень большая работа. И намного сложнее, чем тебе, полагаю, кажется. Это не то что: взял, записал видео и тут же создал робота. Переносить реакции человека на машину очень трудно. Некоторые — пока невозможно. нужно найти такие, которые будут цеплять в комплексе. Потом будет создаваться рекламная компания новой модели. Привлекаться инвестиции для того, чтобы воплотить проект в жизнь. Это не один месяц, Полина. То, что сейчас оценивает и обрабатывает система — это только первичный сбор данных. На его базе создаётся компьютерная визуальная модель. Потом она будет анимирована с помощью нейросетей. Много работы. Можешь верить на слово.

— Верю, — киваю я. — А можно ещё вопрос?

— Слушаю.

— А Инна скоро приедет?

— А зачем она тебе? — хмурится он.

— Да нет, я просто… вы же сказали, что мы с вами будем заниматься сексом и я…

— Я тебя понял. Она приедет часа через два. Мы к тому времени закончим. А начнём прямо сейчас, как поедим. В туалет сходишь, душ примешь — и вперёд. Я — тоже, разумеется.

И вот мы снова в комнате. В другой, но в такой же пустой. Всё отличие в том, что площадка — раза в три больше, как и световая сетка в виде большого шара. Сама сетка более плотная. И оттенок у лучей несколько другой. Скорее сиреневый, чем фиолетовый. А в остальном — всё так же, как и было.

Внешность Давида завораживает меня. Нет, я конечно же, не раз видела красивых обнажённых мужчин. И видела мужчин физически мощных, накачанных, рельефных. Но Давид производит какое-то особенное впечатление. Он ошарашивает своей внешностью. Он будто бы весь сделан из камня. И отполирован до гладкости. Но при этом получился всё-равно грубовато-жёстким. Его матовая кожа чуть сглаживает его жилистую, но мощную мускулатуру, но впечатление жёсткости, даже какой-то возможной резкости, никуда не пропадает. Он будто опасное оружие, которое просто не применяется конкретно ко мне. С такими людьми не хочется шутить. Из опасения, что они поймут тебя неправильно и среагируют жёстко или и вовсе — агрессивно. От Давида и голого исходит ощущение опасности. При этом теперь мне не страшно его присутствие. По крайней мере не так страшно, как было. Я всё же, конечно, его опасаюсь.

А ещё он очень нравится мне. Он сексуальный. От него исходит мощная волна мужской силы. Таких людей хочется иметь на своей стороне. Теперь, глядя на него голого, только совсем вблизи, я понимаю, что он совершенно точно занимался каким-то жёстким спортом. Единоборствами, например. А может занимается и сейчас.

На его теле нет татуировок. Зато видны мелкие и чуть более крупные шрамы. Он не похож на обычного коммерсанта. Даже крупного. И мне становится очень интересно узнать о его прошлом. Но я конечно же не решаюсь его об этом спросить. Да и неуместно это сейчас.

Я очень стараюсь подойти к этой своей новой работе, как к работе прежней. Стараюсь не выходить на эмоции. Хотя бы сейчас, когда я иначе стану очень волноваться.

Давид же совершенно невозмутим. В глазах его я читаю желание. Его член готов вот-вот подняться, видно что он немного напряжён. Но сам Давид ведёт себя так, будто бы готовится к каким-нибудь переговорам в офисе. Он сосредоточенно налаживает работу системы и в месте с пультом, минуя сиреневую сетку, заходит ко мне на площадку. А затем выключает и без того приглушённый свет. И экран монитора.

Мы стоим на площадке, повернувшись друг к другу.

- Слушай своё тело, — произносит он. — Я сейчас уберу видимость сканера. Эти полосы, — показывая на них, он крутит указательным пальцем, — сейчас пропадут. Скажи мне, когда будешь готова. И до тех пор, пока я не выключу свет, не прикасайся ко мне. Даже случайно. Стой ровно и не приближайся.

Между нами сантиметров двадцать, не больше.

— Я готова, — тихо говорю я.

Мне боязно, но я стараюсь держать себя в руках.

— Тогда начинаем, — кивнув, произносит Давид.

Он нажимает кнопку пульта и комната разом погружается в кромешный мрак.

У того, что происходит следом, названия нет.

И не описывается это никак.

То, что я раньше считала сексом — было не им.

В моей памяти не остаётся ничего, кроме пролетевшей перед глазами плеяды бешеных оргазмов, во время которых я срываю голос. Кроме остаточных судорог-спазмов, сотрясающий моё тело во тьме.

Я рухнула с огромной высоты в пучину бушующего океана, кометой ворвалась в самую его глубь, потерялась во времени.

Всё это не называется никак.

Я не знаю, сколько раз я кончила. Это был какой-то сплошной долгий оргазм. Менялась только интенсивность и сила удовольствия. Я вообще думала, что вот-вот умру, не выдержав остроты разноцветного, объёмного, то и дело взрывающего меня, наслаждения. Думала задохнусь, лишусь чувств, сердце остановится. Оно не колотилось. Оно металось во мне.

А между моих ног извергался вулкан и горящей, обжигающей наслаждением лавой, заполнял меня всю, до кончиков волос.

Никогда до этого я не срывала голос во время секса.

Пытаясь сказать Давиду, что я просто больше не могу, я понимаю, что не способна говорить. Не издаю звука. Только выдыхаю слабый шёпот.

У меня нет сил не то, что стоять на ногах, а даже руку поднять, да что там… пальцами пошевелить.

Я оглохла от собственных криков.

И всё моё расслабленное, обмякшее тело, будто бы мелко-мелко дрожит. Внутренне дрожит.

Ничего кроме трепета и охеревания от того, что произошло со мной — нет.

Я настолько поражена, что просто ничего не соображаю. Не могу оценить произошедшее со мной.

Нет никаких удовольствий, сравнимых с этим. По крайней мере, я их не знаю.

Давид не просто умелый любовник. Он маг секса… Титан. И то, что он со мной делал, кажется мне чем-то невероятным. Мне сложно поверить в то, что только что произошло. Я вообще не думала, что такое возможно.

Я ведь правда даже испугалась, что умру. Задохнусь блаженством. Просто не выдержу. У наслаждения ведь тоже есть какие-то пределы. И я будто по грани ходила. Будто вот-вот сердце остановится. Будто вот-вот прекращу дышать. Не смогу больше вдохнуть.

Может я даже теряла сознание на мгновения. Не знаю… Трудно осознать себя во тьме, где тебя просто бешено сотрясает оргазм за оргазмом, а каждое мужское прикосновение — только усиливает это всё…

Я очень долго прихожу в себя. Давид уже одет, в комнате включён свет. А я всё лижу, распластанная и совершенно потерянная на этой площадке с мягким и упругим покрытием. И сил встать у меня нет никаких. И разговаривать я не могу.

Будто по полу лужей растеклась.

Давид усаживается рядом со мной на корточки. Сквозь полуприкрытые глаза, вижу, как он внимательно смотрит на меня. Минуты три он молчит. Просто смотрит и всё. А я только иногда губами слабо шевелю, не в силах ничего ему сказать.

— Знаешь, — вдруг произносит Давид, продолжая смотреть мне в глаза, — как бы там дальше не сложилось, знай: ты просто потрясающая женщина. Я таких не встречал.

"Это был чудесный секс"… — хочу благодарно прошептать ему я, но не могу…

Давид берёт меня на руки, подхватывает, будто пушинку и несёт в мою комнату. Пультом открывает двери, осторожно опускает на ковёр, затем стелит мне постель.

— Тебе надо поспать, — говорит он.

Наверное. Мне проще лежать с закрытыми глазами. Приоткрывать их и удерживать полуприкрытыми — усилие, которое даётся мне с трудом. Тело будто свинцом налито. Слабость ужасная… Организм, наверное, все килокалории сжёг. Энергии просто нет.

Давид снова берёт меня на руки, укладывает на постель, бережно поправляет под моей головой подушку, укрывает одеялом.

Наклоняется к моему лицу, нежно целует в висок и тихо произносит своим низким, но теперь вовсе не страшным, голосом:

— Спи.

И перед выходом из комнаты, выключает свет.

И как только комната погружается в темноту, я выключаюсь. Просто мгновенно проваливаюсь в сон.

Вот так и началось наше общение с Давидом. Не было никакой романтики, и в то же время, он не был моим клиентом. И спонсором не был.

Учитывая то, что суровость касалась меня только тогда, когда он объяснял правила работы, я к нему быстро привыкла.

С Инной было сложнее. Она держалась максимально отстранённо, при этом оставалась вежливой. Я редко пересекалась с ней в доме, она предпочитала завтракать одна, а вечерами часто уезжала. А иногда целыми днями пропадала на работе в Центре или моталась по разным странам.

Давид же методично обучал меня тому, что я по идее должна была знать сама. Потому что практически всё, что он мне рассказывал, напрямую касалось взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и секса.

Никогда раньше не встречала мужчину, который бы в этом так разбирался. А учитывая внешность Давида, то узнай я об этом от кого-нибудь другого, пожалуй бы и не поверила.

Но это было именно так.

Моя дни делились на три категории: "Невербальный контакт", "Вербальный контакт" и "Интимный контакт".

В понедельник и среды Давид в основном записывал мои движения.

Чего я только не делала!

Танцевала под разную музыку, ходила на месте минут по тридцать-сорок, повторяла за Давидом или фигуркой на экране различные движения, стояла то на одной ноге, то надна другой ноге, наклонялась, делала берёзку, пила чай из чашки, стоящей на блюдце, и прочее, прочее, прочее. Даже прыгала со скакалкой.

Все мои движения записывались в различные файлы и после фильтрации и отбора Системы анализировались её на предмет так называемых "идеальных движений". Что происходило дальше, я понимала плохо. До тех пор пока Давид не показал маленькую демо-версию того, что получилось. Впервые. К тому моменту я прожила в этом доме уже около полутора недель.

На экране была точная копия меня. Но впечатления, что это я у меня не создавалось, потому "я" на экране делала не то, что я делала в комнате, где мы с Давидом работали. Более того, "я" там была в совершенно других локациях и носила совсем другую одежду. По клику беспроводной мышки рядом с ноутбуком, подключенным к Системе, Давид мгновенно менял серьги в "моих" ушах, одежду на "мне" — от элегантного вечернего платья до нижнего белья, цвет волос, цвет глаз, цвет кожи, что порой воспринималось особенно чуднО. Но при этом ценились именно мои базовые характеристики. Поэтому девушка на экране в 95 % случаев выглядела идентично мне. Включая родинки и линии на ладонях.

Потом я стала видеть "себя" на экране значительно чаще. Это уже не было маленькой демо-версией, Давид называл это тестами.

Несмотря на то, что выглядела очень-очень похоже на меня, а улыбалась, двигалась и танцевала, пожалуй даже намного лучше, Давида редко устраивал результат.

Он всё время заставлял Систему переписывать данные, менять жесты, которые входили в многочисленный "базовый набор", угол подъёма губ при уоыбках, интонации голоса, и так далее.

Для того, чтобы это было возможным, часто Системе было необходимо получить новые данные. И поэтому я снова и снова поднимала согнутую в локте руку, растопыривала пальцы, делала различные взмахи руками и повороты головой, улыбалась, моргала, хмурилась и так далее.

Всё это было довольно интересно и я не просто редко уставала от таких занятий, мне они даже нравились. Порой, правда, когда Давид уж очень дотошно подходил к тому, что его не устраивало и чего я при этом часто не понимала, я уставала. Но Давид относился ко мне бережно и внимательно, и когда видел, что я уже начинаю выматываться, либо делал перерыв, либо переносил эти занятия на следующий день.

Во вторникам и четвергам я в основном разговаривала. Причём на разных языках. Чаще всего мне требовалось просто повторить то, что произносила мягким женским голосом Система. Причём, что интересно, я поняла, что Система общается голосом Инны только спустя пару дней, когда Инна на первом этаже дома разговаривала с братом при мне. Это редко бывало, они обычно предпочитали общаться без моего присутствия рядом.

Так вот, мне нужно было в точности повторять то, что произносила Система. И эти занятия меня немножко утомляли. Потому что одну и ту же фразу нужно было не только сказать с идеальным произношением, но ещё и говорить её с множеством разных интонационных оттенков. Проще всего, конечно, было говорить на русском. Чуть сложнее — на английском. А вот финский, норвежский, немецкий, китайский, японский и ряд других азиатских языков давались мне с большим трудом. Всего языков было пятьдесят.