Она замерла, затаив дыхание, и вытерла холодный пот со лба. Ужас, которого она никогда не знала, вдруг овладел ею.

«Голос, голос! — думала она о звуках, растворяющихся в воздухе. — Так похож, и ведь это его любимая мелодия. Как часто я слышала, что он поет ее, как сейчас помню, как при этом он останавливался за моей спиной, чтобы поправить мой рисунок, не замечая даже, что напевает».

Незнакомец закончил осмотр и спрыгнул с могилы, открыл коробку с красками и, все еще продолжая напевать, начал раскладывать кисточки и тюбики и затем, когда все было готово, снял и бросил свою шляпу на папоротник и вереск.

Затем он нагнулся еще раз, достал что-то из ящичка, чтобы уж окончательно сесть под зонт, и в этот момент Флора подняла свое бледное лицо над краем надгробия и взглянула на него.

Да, это был Уолтер Лейбэн.

Она издала полный ужаса крик и упала лицом в траву. Он не увидел маленького бледного личика, смотрящего на него сквозь плющ, но был очень удивлен криком, который, казалось, исходил из земли.

«Что это? — подумал он. — Душа убитого кричит об убийце?»

Он осмотрелся вокруг себя и увидел лежащую в белом платье фигурку, затем перешагнул через могилу и поднял безжизненное тело.

— Интересная ситуация, — сказал он себе, — рядом со мной потерявшая сознание незнакомка. Лу! Тонни!

Никто не ответил на его крик. Он беспомощно стоял какое-то время, совершенно не зная, что ему следует делать с пострадавшей. Она беспомощно свисала с его рук, ее лицо было повернуто к его плечу.

Он очень растерялся. Наконец, на память ему пришли слова, сказанные когда-то доктором, и он осторожно положил незнакомку на траву бледным лицом вверх. И затем в первый раз взглянул на нее и тут же узнал.

— Флора! — воскликнул он.

Медленно поднялись веки, как будто бы с этим возгласом к молодой женщине вернулась жизнь, томные голубые глаза взглянули на него, сознание возвращалось к ней, как через сон, и губы прошептали:

— Я тоже мертва и нахожусь в стране мертвых?

Художник наблюдал с виноватым взглядом то, как она поднялась со своего мягкого ложа среди могил и побрела к своему любимому месту около поросшего плющом надгробия.

— Флора, — сказал он, — простите меня!

— Простить вас? — отозвалась она, задумчиво глядя на него, — простить за что?

— За то, что заставил страдать из-за своей мнимой смерти. Я, должно быть, выгляжу подонком в ваших глазах, лицемером или кем-то в этом роде, но я был жертвой обстоятельств. Когда вы все узнаете, то поймете.

— Я не хочу ничего знать, — ответила она с достоинством, — кроме того, что мой муж ни в чем не виновен. Я заставила страдать его, себя и весь мир из-за вас.

Она с удивлением взглянула на него. Он, казалось, потерял былую уверенность и славу, которые раньше окружали его наподобие ореола. Он казался совсем другим сейчас, нежели тогда, когда они были вместе. Конечно, он был красив, учтив, все его качества были при нем, но он был не тот. Волшебство исчезло.

— Что заставило вас оставить меня в таком страшном неведении относительно вашей судьбы? — спросила она, вспоминая переживания последних месяцев. — Почему вы заставили хорошего человека страдать по поводу вашей смерти?

— Этот хороший человек, столкнувший меня с утеса, все-таки имел основания для своих переживаний, — ответил холодно Уолтер Лейбэн. — Если мое исчезновение заставило, вас страдать, то я очень сожалею об этом.

— Вы были почти помолвлены со мной, — ответила она. — В целом мире у меня были только вы и доктор Олливент, чью дружбу я не смогла оценить. Вы были почти всем миром для меня в те дни, и события, связанные с вашим исчезновением, наполнили его тоской. Да, мистер Лейбэн, вы заставили меня страдать очень сильно.

— Флора, простите меня! Взгляните на меня, я на коленях у ваших ног, — проговорил он, опускаясь на колени и хватая ее холодные руки. — Я не знал, что делаю, целый месяц я находился между жизнью и смертью, а затем наступило время, когда моя память и сознание вернулись ко мне, но были почти пусты. Когда же я вновь вернулся к жизни и имел силы для того, чтобы разговаривать с вами, нас уже разделял целый год. Я решил поэтому, что вопрос уладился сам собой, и сказал себе, что, как бы вы сильно ни страдали из-за меня, муки ваши кончились. Ну, а затем я услышал, что вы вышли замуж за доктора Олливента.

— Разве не честно с его стороны, что он скрывал все от меня?

— Я не испытываю к нему никакой благодарности. Мы боролись, и он нанес мне удар, ставший почти смертельным. Но из-за доктора у меня нет никаких раскаяний. Я свое отстрадал: сотрясение мозга, месяцы смертельно опасной болезни. Я едва избежал помешательства. Вы считаете, что я должен был переживать по поводу его чувств?

— Ну да ладно, вы взяли свой реванш, — сказала Флора, вздохнув. — Но вы разлучили меня с самым прекрасным мужем, которого когда-либо имела женщина. Что я смогу сказать, если он все-таки вернется ко мне, если он вообще простит мне все то, что я сказала в вашу защиту? В моей жизни было два мрачных события, связанных с вами. Один раз, когда я мучилась неизвестностью о вашей судьбе, и теперь, когда мне сказали, что мой муж повинен в вашей смерти. Никто не мог быть счастлив так же, как я до того момента, как узнала это, и тогда я ушла, ушла ради вас.

— Легко все вернуть обратно, — сказал Уолтер с той простотой, которая раньше придавала ему очарование, это было своего рода особое свойство его солнечной натуры, которая когда-то казалась такой яркой и прекрасной девушке. Но это же качество раздражало сейчас женщину. — Легко вернуть его любовь, он ведь очень привязан к вам.

Флора вздохнула с сомнением. Она знала глубину души того, чью любовь она отвергла. Правдой оставалось, однако, то, что проступок мужа, состоящий в его лжи и лицемерии, не стал меньше оттого, что его соперник оказался жив. Но она увидела все в новом свете: человек, которого она считала мертвым, стоял теперь перед ней, но каким он казался теперь простым и совсем не вызывал прежнего трепета. Разрыв между жизнью и смертью не больше, чем различие между нашей точкой зрения на живущих и умерших. Возвышенный смертью человек поднимается порой до того, что его считают героем.

Ни разу Флора не задала своему бывшему возлюбленному вопроса о прошлом. Она была уверена, что та, темноволосая леди, расставляющая мольберт и зонтик, была его жена, маленькое же порхающее создание в алой и белой одеждах — его ребенок. Он выбрал свой путь, уйдя от нее. Он предпочел уйти, чем признаться в том, что никогда не любил ее. То его обещание жениться на ней весьма обязало его, но ему все-таки удалось выйти из этого положения. Флоре все казалось ясным и она не имела ни малейшего желания знать что-либо еще. Все ее мысли, страхи и надежды сконцентрировались вокруг верного мужа, от которого она ушла из-за этого человека.

Она поднялась с трудом и прошла немного; Уолтер был рядом, поддерживая ее под руку.

— Благодарю, мне сейчас станет значительно лучше, — сказала она, — я пойду домой. Это недалеко, тропинка тениста. До свидания, мистер Лейбэн.

— Но я не могу позволить вам идти одной, — сказал он, — вы живете недалеко отсюда?

— Да, я здесь со своей свекровью отдыхаю в коттедже.

— Вам, должно быть, нравится здесь. А мы, то есть я, прибыли сюда прошлым вечером.

— Вы, ваша жена и ребенок, — сказала Флора, — я видела их сейчас.

— Да, — ответил он с виноватым взглядом, — моя жена и я. Флора, если бы вы только дозволили мне все рассказать вам, объяснить все, что случилось со мной с того дня в Брэнскомбе, я уверен, вы бы подумали обо мне чуточку лучше.

— Что за прок в объяснениях? — спросила Флора. — Никакие объяснения не вернут назад моей счастливой жизни, не заставят мужа забыть о моей жестокости к нему. Пусть все будет так, как есть. Я давно знала, когда еще оплакивала вас, что вы никогда не любили меня.

— Это не так, Флора. Я действительно любил вас, кто может знать и не любить вас? — только…

— Только вы любили кого-то еще и сильнее, — перебила его Флора, — я слышала об этом.

— От кого?

— От старой-старой женщины, назвавшейся миссис Гарнер.

— Что, она имела смелость прийти к вам! — воскликнул Уолтер возмущенно и щеки его вспыхнули. — Да, бывает родство, которое человеку не хотелось бы иметь.

— Не сердитесь на нее. Ей, кажется, стало жалко смотреть на мою печаль. Она сказала мне, что вы влюблены в ее внучку. Это ваша жена, я полагаю.

— Да. Но вы не должны думать о ней, сопоставляя ее с бабушкой. Моя жена умна и образованна. Она была… но мне все равно не удастся оценить ее преданности. Она одарила меня такой любовью, которой вряд ли когда-либо был удостоен человек. Вы, может, простите меня, когда узнаете, как многим я обязан ей: самой своей жизнью, даже больше чем жизнью, ничто, кроме ее безграничной заботы, не смогло бы вернуть меня на этот свет. Я лишь отдал ей жизнь, которую должен был отдать в ответ на ее чувство.

— Я не завидую ей, — сказала Флора холодно, — я лишь сожалею о том, что вы не подумали сообщить мне о том, что здоровы и счастливы и создали новую жизнь, и сказать, что я вольна творить свое счастье. Это было не так-то трудно сделать.

Уолтер некоторое время хранил молчание, а затем сказал покорно.

— Те, кто заботился обо мне в дни моего забытья, должны поговорить с вами. Это, конечно, кажется поздноватым. Я признаю правду. Да, я был достаточно низок и не имел смелости признаться вам в своем непостоянстве, боялся вашего презрения. Мне казалось самым простым оставить все как есть. Я покинул Англию в день свадьбы и вернулся назад лишь этим июнем после того, как я и моя жена путешествовали по Шотландии. В Ирландию мы приехали несколько дней назад. После знакомства с Италией нам захотелось узнать красоты родной земли.

— А ваша слава? — спросила Флора. — Я удивлена, что слухи о вас не сказали мне, что вы живы. Вы должны были стать великим художником со временем.

— Увы, нет, — ответил он улыбаясь, — великим трудно стать, будучи сделанным из такого материала, как я. Я честно и усердно работал последние два года. Моя жена понуждала меня к этому, строя большие планы по поводу моего будущего, Я послал небольшую картину на Парижскую выставку, и о ней очень хорошо отозвались — это был первый мой шаг на пути к славе, которую я должен был бы завоевать. Я подписал мою картину так, что даже если бы вы и узнали о ней, то вряд ли догадались, кто автор. Вы не могли услышать обо мне ни от друзей, ни от знакомых. Я и моя жена переезжали с места на место, оставаясь неузнаваемыми. Мы жили только ради нас, никакого общества, и следовали только собственным прихотям и капризам.

Они медленно стали удаляться от монастыря, идя тенистой аллей, ведущей к коттеджу. У ворот этого маленького домика они расстались; Флора с холодной учтивостью, а Уолтер — с необычайной живостью.

— Мы будем друзьями, Флора? — спросил он с мольбой в голосе, удерживая ее руку.

— На расстоянии, — ответила она. — Вам не доставит удовольствия встреча с моим мужем. Я благодарю Бога за ваше спасение в тот ужасный день. Желаю вам и вашей жене счастья, но мне хотелось бы, чтобы мы больше не встречались. Воспоминания о прошлом горьки для нас обоих. Благослови вас Бог, Уолтер! — сказала она тепло, с улыбкой. — Прощайте!

— Значит ли это, что вы прощаете меня, Флора?

— Да. Ради той, умершей любви, ради отца, который так любил вас и который, надеюсь, понимал меня.

— Теперь я счастлив, Флора. Прощайте!

Он поцеловал ее маленькую руку и ушел.

— Мама, — сказала Флора, входя в прохладную маленькую гостиную, где миссис Олливент занималась проверкой счетов, которые сравнивала с собственными записями, — мама, мы ведь завтра отправляемся домой?

— Нет, моя дорогая. Разве ты не помнишь, что мы собирались сделать это послезавтра? Я дала тебе пару дней, чтобы попрощаться с любимыми местами.

— Не могли бы мы поехать завтра, мама?

— Ты хочешь этого?

— Очень. Всем своим сердцем.

— Что за каприз, дитя мое! Хорошо, я думаю, это нетрудно сделать, мне лишь придется засидеться допоздна, собирая вещи.

— Позвольте мне помочь вам, мама. Мне очень нравится делать это.

— Ты думаешь, я бы позволила тебе утомляться? Что, почему ты так бледна, Флора! — воскликнула миссис Олливент, отрывая взгляд от счетов, — ты так давно уже не выглядела. Ляг на софу, дорогая, и полежи, пока я принесу чай. Ты переутомилась.

— Нет, мама, со мной ничего плохого не произошло. Но я хочу вернуться в Лондон. Я хочу увидеть своего мужа и, если небеса будут благосклонны к нам, то мы будем счастливы. Если, конечно, Гуттберт сможет простить меня.

— Простить тебя, дитя? Он думает только о твоем счастье. Хотя я не знаю причины вашей ссоры, я знаю, что он страдал и его любовь к тебе безгранична.