Северинцев появился в оперзале, когда синюшное тельце младенца уже было обложено стерильными салфетками, операционное поле обработано бетадином, а Лисовицкий взял в руки ретрактор.

Он молча ждал, пока Саша завяжет ему халат. Лицо закрывала маска, а в тёмно-карих глазах, обращённых казалось внутрь себя, были холодная сосредоточенность, спокойствие и предельная концентрация. Сейчас это был совершенно другой человек, а вчерашний визит казался просто необычным сном.

— У вас всё? — негромко спросил он, когда на него надели оптику.

А потом наступила тишина, прерываемая только негромкими переговорами двух кардиохирургов.

Нара услышала, что аорта сидит верхом на желудочках, что-то про гипертрофию, про полное закрытие легочной артерии и ещё про осложнение и «удивительно, что дожил», и это показалось страшней всего предыдущего.

«Бедный малыш, — с жалостью думала она, механически подавая инструменты, — только родился, а уже такие страсти».

— Мы не успеем, — в голосе Лисовицкого звучала досада.

— Сорока минут хватит.

Лисовицкий недоверчиво фыркнул.

— А у нас есть альтернатива? — тихо сказал Северинцев.

— Всё, я молчу, — Лисовицкий повернулся к перфузиологу, — Женя, готовь аппарат.

Когда был запущен АИК и сердце малыша остановилось, приступили к новому этапу операции.

«Господи, помоги этому крохе! — мысленно взмолилась Нара».

— Показатели? — негромко спросил Северинцев у Нины Аркадьевны.

— Устойчивые.

— Поехали…

Прозрачные трубки аппарата искусственного кровообращения налились тёмно-алым цветом: кровь из вены обогащалась кислородом и подавалась в аорту для циркуляции по телу. Анестезиолог впилась взглядом в показания мониторов. В тишине операционной слышались лишь вздохи аппарата и лязг инструментов, бросаемых в лоток. Наблюдая за ходом операции, Нара то и дело бросала взгляд на настенные часы — пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять, — профессор всё колдовал над беззащитной плотью младенца, щедро обложенной салфетками, обвешанной зажимами, в трубках аппарата по-прежнему циркулировала кровь. Наконец, когда секундная стрелка подобралась почти к сорока минутам, он разогнулся и посмотрел на часы:

— Тридцать девять минут, — самодовольно сказал он, с грохотом швыряя в кювету иглодержатель. — Он весь твой, Лис, — на пол полетели окровавленные перчатки — попадание в бак для мусора, его похоже не интересовало.

— Женя, мать твою, хватит ворон считать! — сердито крикнул Лисовицкий перфузиологу, — запускаем сердце! — и посмотрев на Северинцева покачал головой:

— Ну ты даёшь, Север. Сорок минут!

— Тридцать девять, Лисёнок. Тридцать девять, — довольно промурлыкал тот, сдирая с головы оптику.

— Всё выделываешься.

— Угу. Имею право.

Нара проводила его глазами: Северинцев вышел в предоперационную, снял халат и маску. Тыльной стороной ладони он устало потер лицо; на скулах остались полукруглые вдавленные отпечатки от микрохирургических очков. Она снова сосредоточилась на инструментах — операция была окончена, оставалось лишь зашить разрез.

В глубине души Нара чувствовала разочарование: ей показалось, что Северинцев колдовал над маленьким сердцем, чтобы похвастать своим искусством, а вовсе не из добрых чувств к ребенку.

«Бедный малыш, — расстроенно думала она, — для него ты не маленький человечек, а всего лишь очередной удавшийся эксперимент».

— Наш Димка теперь будет как огурец, — довольно сказал Лисовицкий, делая аккуратные шовчики.

— Вот и будешь его выхаживать теперь, — проворчала анестезиолог.

— Ну и выходим, куда ж деваться! И родителей ему найдём, правда маленький, — Лисовицкий обращался к ребёнку так, будто тот мог его услышать и Нара поняла — радикальная коррекция пентады Фалло прошла блестяще!

Нара шла по безлюдному переходу в сторону своего блока и думала о том, какая же всё-таки Северинцев бессердечная сволочь! На малыша ему было совершенно плевать, а вот удачная операция…

— По-моему вы всё принимаете слишком близко к сердцу, — раздался из-за плеча мелодичный голос.

Бесшумно подошедший сзади Северинцев заставил Нару подпрыгнуть от неожиданности.

— Зато Вы, похоже, ничего к нему не принимаете!

— Ну почему же. Вас вот, например, принимаю, — он обошёл её, загородив путь, — нужно уметь абстрагироваться, девочка моя, иначе вы слишком быстро сгорите. Если бы я испытывал хоть каплю жалости к своим пациентам, больше половины из них сейчас гнили бы в земле. А они живут!

— Всё равно так нельзя! Нельзя относится к людям будто они для вас ничто. И вообще, я не ваша девочка.

Первую часть Нариной пламенной речи, Северинцев проигнорировал, а вот вторую…

Он склонился к её уху и шепнул:

— Пока не моя. Но я думаю, что мы скоро исправим сие досадное недоразумение.

Затем круто развернулся и стремительно пошёл вперед, оставив Нару в полном раздрае посреди пустого перехода.

Из ступора её вывели голоса, приближающихся людей.

— Вот скотина! — покачала головой Нара, — ну это мы ещё посмотрим.

* * *

— Мотечка, миленький, ну поехали, пожалуйста! — Нара в двадцатый раз повернула ключ в замке зажигания.

«Мотя» к просьбам хозяйки оставался глух и трогаться с места категорически отказывался.

От больничной парковки, Нара успела отъехать лишь на полквартала, когда её малолитражка сначала начала чихать, потом дергаться и, преодолев рывками ещё пару метров, остановилась окончательно. Включив аварийку, она вот уже полчаса тщетно пыталась тронуться с места.

Машине было всего четыре года, ездила Нара немного и очень аккуратно, и что могло приключиться с автомобильчиком, она не имела ни малейшего понятия.

Вообще-то Нара хотела купить себе небольшую отечественную машинку, но её тогдашний любовник сказал, что они ненадёжные, и уговорил купить эту, предложив добавить недостающую сумму.

Со Славиком Щегловым она познакомилась, когда тот приехал в область на специализацию по урологии из районной больницы. Нара тогда работала в областном стационаре и только более-менее пришла в себя после гибели Гешки. Первое время, она была в жуткой депрессии, научилась курить, несмотря на истерические вопли родных и однажды, когда Гешка в очередной раз ей приснился, чуть не наложила на себя руки, попытавшись перерезать себе вены. Если бы отец, почуяв неладное, не вышиб дверь в ванную и до сей поры ни разу не тронувший даже пальцем, от всей души не отходил по щекам, её уже может и на свете- то не было.

Как ни странно, именно этот случай с суицидом, подействовал на Нару отрезвляюще, и она потихоньку стала возвращаться к себе прежней, хоть и съехала из отчего дома в доставшуюся по наследству бабушкину квартиру.

Вот тогда и нарисовался на её горизонте Славик — симпатичный разговорчивый блондин, чем-то отдалённо напоминающий покойного Гену. Роман начался бурно, уже через неделю Славик жил у неё и неизвестно чем бы всё закончилось, если бы не его законная супруга, о которой Нара понятия не имела. Узнав от неизвестных «доброжелателей», что муженёк помимо урологии ещё активно наставляет ей рога, дамочка примчалась прямо в стационар и закатила скандал. В результате, которого, Нара узнала о себе много нового, а ещё о том, что у Славика, клявшегося ей в вечной любви есть двое маленьких детишек.

Узнав правду, она выставила любовника за порог и несмотря на его причитания, мол жену не люблю, разведусь и всё такое, пригрозила вызвать ментов, если ещё раз сюда сунется.

В самый разгар их отношений Нара как раз собралась поменять машину и по Славкиному совету купила «Мотю». До сих пор он ни разу не подвёл хозяйку, но за пару дней до случившегося начал дергаться и глохнуть, но потом как-то успокаивался, и Нара всё откладывала визит в автомастерскую на потом. Дооткладывалась!

Нара вышла из машины, открыла капот, зачем — то заглянула туда, хотя в устройстве машин не разбиралась совершенно и тяжело вздохнула. Мимо проехал чёрный внедорожник, и вдруг свернув к правой обочине, остановился.

— Вот чёрт! — Нара почему-то даже не сомневалась, кто сейчас выйдет из машины.

— Можно узнать, что за идиот купил Вам это ведро с болтами? — Северинцев подошел к машине и тоже заглянул под капот.

— Любовник — огрызнулась злая как собака Нара.

— Печально. Передайте ему, что он жмот, коль денег пожалел на нормальную тачку.

— Обязательно! Как только будет оказия в район смотаться. И вообще, я её сама покупала. Профессорской зарплаты у меня нет, так что купила, на какую денег хватило.

— Тогда тем более жмот.

— Можно подумать, ваша женщина, разъезжает на «Мазератти». Хотя нет, скорее летает на метле, потому что с нормальной, Вы вряд ли уживётесь, — Нара понимала, что за такие слова в его адрес, может запросто вылететь с работы, но её просто колотило от его самодовольства.

Северинцев притворно вздохнул:

— Нет. К сожалению, пока ещё не моя женщина раскатывает в яичной скорлупке, нисколько не заботясь о собственной безопасности, — он достал из кармана сотовый и набрал номер. — Толик, привет. Эвакуатор пришли на Челюскинцев… Ага, я тут напротив банка стою… Нет. Не моя. У девочки машинка сломалась. Ага. Я через часок заеду, да, до встречи…

— Что это вы такое делаете?

— Эвакуатор вызвал, Вы разве не слышали? У вас коробка накрылась. Нужно менять.

— Какая ещё коробка?

— Коробка передач, — Северинцев закатил глаза, — вас вождению тоже любовник учил? Или всё же в школу ходили?

— Не ваше дело! Что вы ко мне прицепились, в конце концов! Я вас не просила никого вызывать! Поезжайте своей дорогой, ишь раскомандовались тут! — её просто разрывало от возмущения, а этот нахал стоял и улыбался.

— Как же вам идёт, когда вы злитесь! Ладно, не надо кипятиться, я просто хотел помочь.

— Без вас справлюсь! — Нара сердито смахнула каплю, упавшую ей на лицо, — Чёрт, дождь ещё этот!

— Вот и я о том же. Пошли лучше ко мне в машину. А то простудитесь не дай Бог. У нас завтра план большой.

— Спасибо, мне и здесь не дует, — она упрямо тряхнула головой и забралась в салон «Моти».

Северинцев обошёл машину, открыл пассажирскую дверь, и для удобства отодвинув сиденье, уселся рядом.

— Любуетесь собой, да? — Нара сердито на него покосилась, — то же мне, рыцарь нашелся!

— Забочусь о сохранности ценного сотрудника. Вдруг Вас украдут?

Нара махнула рукой, состязаться с ним в язвительности только себе нервы портить.

Она замолчала, профессор тоже и пока дожидались эвакуатор, просто сидели и слушали как в окна стучит дождь.

…- В машину ко мне быстро! — Северинцев повернул голову, заметив, как к его джипу подъехал эвакуатор, — и без возражений, пожалуйста! Я не кусаюсь, а на улице дождь стеной.

— Спасибо, но я лучше такси поймаю.

— Нарываетесь на путешествие в моих объятиях? Нет? Тогда вперёд!

— Хорошо, — вздохнула Нара, понимая, что он всё равно не отвяжется, вышла из машины и стрелой понеслась к джипу.

Дождь действительно лил как из ведра, и за каких — то пару минут, она вымокла до нитки. На Северинцева же когда он открыл дверь, вообще без смеха смотреть было невозможно.

Взъерошенный, в прилипшей к телу рубашке, сейчас он был похож не на профессора медицины, а на большую диковинную птицу.

— Уф! С вас полотенце и горячий кофе. Надеюсь, он у вас есть?

— Только растворимый, — Нара впервые за всё время улыбнулась ему.

— Тогда чай.

— Угу. С малиной.

— Лучше с мёдом.

— Договорились.

* * *

Когда они промокшие, появились на пороге, Маша развила бурную деятельность. Нару загнала в комнату переодеваться в сухое, а профессора — в ванную, притащив ему большое махровое полотенце. Потом, покопавшись в недрах стоявшего в прихожей шкафа, выудила оттуда старенькую, но чистую футболку Нариного отца, в которой тот делал ремонт в квартире дочери. Через полчаса все сидели в кухне и чинно пили горячий чай с мёдом, малиной, сушками и шоколадными конфетами, которые Северинцев достал из портфеля. Маша болтала без умолку, рассказывая свои сегодняшние хождения по медосмотру:

— Ой, у вас такие драконовские правила! Одних справок надо целую кучу собрать! Будто я не в санитарки поступаю, а в космос полететь готовлюсь.

— Что есть то есть, — Северинцев сунул в рот ложечку с мёдом и принялся со вкусом её облизывать, — но ничего не поделаешь, таковы правила. Вот поступишь в институт, тебя там замучают СанПином. Тебе что-нибудь уже удалось пройти? Я имею ввиду медосмотр.

— Уфу, я уше две спвафки повучива — от пфифоф и навколоха, — ответила Маша с набитым конфетами ртом.