— Не понимаю, как они ухитрились нас догнать, — сказал Трестка — Мы же выехали гораздо раньше.

— Должно быть, карюхи пана майората начинают сдавать, — иронически бросила панна Рита.

Вальдемар весело оглянулся на нее через плечо:

— Если помните, мы добрых четверть часа стояли на дороге, ожидая, когда вы соизволите пересесть.

— Вы не в духе?

— Отнюдь!

— Нет, правда, вы не в настроении?

— В превосходнейшем! Только не обижайте моих каурых.

Экипажи приближались. В первом сидели княгиня Подгорецкая, пан Мачей и князь Францишек с супругой. Во втором ехали пани Эльзоновская и Чвилецкие со старшей дочерью Михалиной.

Вальдемар остановил коней. Догонявшие их тоже остановились. Князь Подгорецкий спросил:

— Отчего вы так медленно едете?

— Мы не рассчитывали вас догнать, — добавил пан Мачей.

Вальдемар, держа вожжи в одной руке, зажав в другой бич, оперся ею на козлы и сказал весело:

— У нас была катастрофа.

— Что случилось?!

— Панна Рита взбунтовалась.

Он развеселился, серые глаза смеялись, зубы блестели из-под усов. Элегантный, изящный, он казался совсем юным.

Рядом со Стефой они казались прекрасной парой. Обе княгини внимательно приглядывались к ним, причем то, что Стефа сидела рядом с магнатом, неприятно задело графиню.

Панна Рита встала в бричке и махнула перчаткой:

— Не верьте тому, что он говорит.

— Позвольте! Разве вы не устроили мне сцену! — запротестовал Михоровский шутливо.

Рита пыталась что-то сказать, но графиня Чвилецкая процедила сквозь зубы:

— Послушайте, мы сегодня доберемся наконец до Глембовичей или нет? Нам еще предстоит неблизкий путь.

— Каких-нибудь пять верст, не больше, — сказал Вальдемар.

— Всего пять? Это уже лучше.

— Ну что ж, не будем терять времени. До свиданья! Встретимся через полчаса, если… — майорат усмехнулся, — если только панна Рита опять не забастует.

— Ох, я вам и отомщу! — рассердилась она.

— Лишь бы не сейчас!

Бричка помчалась вперед. Экипажи остались позади. Молодая княгиня тихонько сказала мужу:

— Тебе не кажется, что Вальди и панна Стефания — красивая пара?

— Я видел, что они оба прямо-таки сияли.

— О ком вы говорите? — спросила старшая княгиня.

— О молодой паре на козлах.

— О да! Вальди словно родился заново.

— А она словно расцвела, — добавил пан Мачей.

— Красивая пара.

В другом экипаже разговор принял иной оборот. Графиня с гневом сказала пани Идалии:

— Знаешь, со стороны этой девчонки было форменным нахальством рассесться рядом с майоратом.

Ты слышала, что говорила Рита? Они тянули жребий.

Хоть ты-то ее не защищай, нахалку этакую! Как ты ей только позволяешь так держаться? Все эти ее выходки…

— Какие выходки? C'est une noble fille, [35]Люция ее очень любит.

Пани Идалия была сегодня в исключительно добром расположении чувств. Графиня, заметив это, ничего больше не сказала, только сопела от злости.

А в бричке было весело. Все громко болтали: графиня Паула с бароном, панна Рита с Тресткой, Люция и Вилюсь, заходясь от смеха, распевали веселые песенки. Вальдемар говорил Стефе:

— Видите два белых столба по сторонам дороги? Это межевые знаки. Отсюда начинаются глембовические земли. Никогда я не был так рад, что обладаю этими землями, как сегодня. И виной тому вы.

— Я? Как это понимать? — удивленно спросила Стефа.

Вальдемар усмехнулся:

— Да хотя бы потому, что я везу вас сюда, могу вам показать эти цветущие луга. Разве это не достаточный повод для радости?

Она посмотрела ему прямо в глаза и серьезно сказала:

— То, что вы сейчас сказали, так непохоже на вас…

— А на кого же похоже?

— Ну, на пана Шелигу… а впрочем, не знаю.

— Вы не можете объяснить понятнее?

— Думаю, вы меня и так поняли.

— Клянусь вам, не совсем.

— Это непохоже на вас, потому что звучит слишком тривиально.

— О!

— Вы говорили неискренне…

— Помилуй Бог! Почему я не могу простыми словами выразить то, что думаю, без опасений прослыть неискренним?! Почему Вилюсю можно?

— Потому что Вилюсь есть Вилюсь, — засмеялась Стефа.

— Он — Вилюсь, а я — Вальди.

— Вы — майорат Вальдемар Михоровский.

— Он раздраженно передразнил:

— Майорат глембовический, владелец Слодковиц, Грабонова, Белочеркасс и чего-то там еще, с прилегающими и надлежащими, добавьте сами, что вам больше нравится…

— Вот именно, майорат, магнат, аристократ, — весело сказала Стефа.

Вальдемар пожал плечами и стал говорить медленно, не глядя на Стефу:

— Вот что я вам скажу. Поверите — хорошо, не поверите — что поделать. Да, всеми этими титулами и именами, что вы перечислили, я обладаю. Но поскольку обладатель всех этих титулов вращается в довольно душной атмосфере, ему часто не хватает воздуха. Я всегда предпочитал широкие просторы и рвался к ним. Мы все влюбляемся в нежные камелии и туберозы и знать не знаем, что на полях растут еще более прекрасные васильки. Знаем, что полевые цветы существуют, но они отделены от нас стеной предрассудков. Иногда случается по воле судьбы, что такой василек попадает в наши теплицы, и нас тогда охватывают самые разнообразные чувства: удивление, любопытство… на нас повеет чем-то родным. Мы почувствуем себя наконец детьми своей страны, и тому, кто всегда ощущал тягу к широким полям, они станут особенно дорогими…

Он помолчал, потом продолжал:

— Вы для меня и есть такой василек. Вы символ золотых нив отчизны. Вилюсь был прав, сравнив вас с самой природой, он заметил это так же быстро, как и я. Мне вы с первой минуты показались цветком вольных полей. Скажу откровенно, что я о вас думаю. Повторяю, я счастлив от того, что владею в нашей отчизне землями, и не потому, что земли эти делают меня богатым, а потому, что чувствую себя сыном этой дорогой мне земли. Я любил ее с детства и заботился о ней, но лишь теперь эти чувства приобрели подлинную силу. И за это я вам бесконечно благодарен.

Вальдемар сердечно подал ей руку. В какой-то миг он совсем было намеревался поднести руку девушки к губам, но удержался. Стефа была взволнована, губы ее дрожали, она подняла голову и встретила взгляд горящих серых глаз, благородных, гордых и в то же время удивительно нежно смотревших на нее.

— Вы и теперь скажете, что я неискренен? — спросил он тихо.

— О нет! Теперь вы говорите совсем иначе. Ваша земля может гордиться таким сыном. Вы — настоящий Михоровский.

Он рассмеялся чуточку иронично:

— Не хвалите меня, быть может, я этого и не заслужил. Мало кто верит в мою искреннюю любовь к родному краю. Мы слишком долго были «де Михоровски», чтобы я вот так сразу стал просто Михоровским. Кто поверит, что то, о чем я только что говорил…

— Не подвергайте все сомнению, — прервала его Стефа. — Довольно, что вы сами знаете все о своих чувствах к этой земле. Для пана «де Михоровски» этого хватит с лихвой.

Они засмеялись.

Склонившись к ней, Вальдемар спросил с улыбкой:

— А вам хорошо?

— Хорошо, — весело сверкнула глазами Стефа.

— И вам приятно здесь, на козлах?

— Здесь великолепно!

— А может, после Вилюся я вам кажусь старым брюзгой?

— О, что вы!

— Магнатом, большим вельможей, аристократом…

— Ну, им вы всегда останетесь.

— Ладно, ладно! Но сейчас я им быть не хочу. Сейчас я — просто Михоровский, люблю васильки, и один из них, самый прекрасный, везу в свою обитель. И потому счастлив. Почему вы вдруг так напряглись? — спросил он, внимательно глядя на девушку.

— Я? С чего вы взяли?

— Вы — из тех необычайно чутких растений, что сжимают лепестки при первом же прикосновении. Знаю, что вы подумали: вот магнат, который из прихоти сбросил с себя вельможный пурпур и вознамерился украситься простым васильком. И вам не понравилось, что я назвал вас васильком. Верно?

— Если даже я и василек, то уж никак не тот, которым можно украсить себя…

— …особенно магнату-аристократу. Да?

— Никому!

— Ужас! Мы начинаем сходить с рельсов, пани Стефания. Вот-вот приблизится небезопасный поворот… а впереди уже Глембовичи. Отложим пикировку до другого раза, хорошо?

— Если вы снова не сойдете с рельсов…

— Обещаю, что нет. Я хочу, чтобы в Глембовичах мы остались добрыми друзьями, хочу видеть вас веселой, такой, какая вы всегда. Лично я чертовски весел и счастлив.

— Оттого, что мы наконец прибыли в Глембовичи? — спросила она кокетливо.

— Да. И еще потому, что вскоре мы будем обедать, — ответил Вальдемар живо.

Стефа засмеялась. Вальдемар тоже рассмеялся, хлопнул бичом и, пуская коней вскачь, сказал:

— Ах, как я на вас зол!

Бричка помчалась с удвоенной скоростью.

— Что опять за шутки? Вы нас растрясете! — воскликнула панна Рита.

— Au nom de Dieu![36]Мы выпадем! — закричала графиня, хватая за руки Трестку и Вильгельма.

Вальдемар встал на козлах во весь рост, подбоченился рукой, в которой держал бич, и, потрясая вожжами, кричал:

— Вперед, вперед!

Кони неслись так, что щебень градом взлетал из-под копыт.

— Пан Вальдемар, вы с ума сошли? — крикнула, хватая его за рукав панна Шелижанская.

— Быть может!

Стефа, Люция и Вильгельм хохотали, глядя на испуганные лица графини, барона и невезучего Трестки, у которого вдобавок свалилось с носа пенсне, и он искал его под ногами, ругаясь на разных языках. Наконец, нашел и с невиданным воодушевлением воззвал:

— Черт раздери, вот оно!

— Ну, наконец-то по-польски заговорил! — засмеялся Вальдемар.

Все вновь разразились смехом.

Они достигли каменного моста над быстрой рекой. За ним, на том берегу, росло множество деревьев, на горе виднелись мощные стены замка, башни и башенки. На главной башне развевалось знамя с родовым гербом Михоровских. Огромные деревья парка, тесно окружая замок, тянулись вдоль реки. Колеса прогрохотали по мосту, словно по барабану, глухо простучали копыта, и кони свернули в угрюмую аллею, обсаженную вековыми елями. В конце ее возносились распахнутые высокие ворота, выложенные каменными плитами, с гербом наверху. Перед ними другой каменный мост был перекинут через ров, бегущий вдоль вала и окружавший парк стены. Глубокий ров соединялся с рекой и был наполнен водой. Это придавало замку вид крепости. На мосту стояли столбики с матовыми шарами электрических ламп. Такие же столбы сторожами взметнулись по обе стороны ворот и у домика привратника, напоминавшего прекрасный грот из каменных плит, тонувших в зарослях плюща.

Когда бричка свернула на еловую аллею, Вальдемар сел и придержал коней. Они пошли шагом. Все замолчали. Мощью и великолепием повеяло от темных стрельчатых елей, стоявших словно стражи векового родового гнезда. Повсюду витал дух величия и силы. Все это ощутили, один Вальдемар сидел, высоко подняв голову, — он приветствовал ели-стражи, как своих подданных. А они шумели вершинами, клонясь словно в поклоне, приветствуя хозяина и наследника родового поместья.

Барон Вейнер с любопытством оглядывался. Он еще не бывал в замке, и ему очень понравилась аллея.

Граф Трестка, придерживал рукой шляпу, смотрел на верхушки елей и повторял шепотом:

— Титаны… Никогда не могу на них насмотреться…

Панна Рита и графиня сидели, задумавшись, быть может, пытались отгадать, когда наконец майорат въедет сюда в свадебной карете шестерней и кто будет его избранницей. Как знать, не себя ли видела каждая из них в этой роли, скрывая эти грезы в потаенном уголке души…

Вальдемар выглядел серьезным, знал, что его поместье всем очень нравится. В нем мешались гордость и некая меланхолия.

Он произнес мысленно: «Да, я владелец красивейшего, великолепного поместья, и что с того?…» И его охватила грусть. Наверное, впервые в жизни он отчетливо осознал, что живет один-одинешенек в этом великолепии, в этой пышности. И усмехнулся: — Ну, сейчас-то я не одинок…

Думая это, он краешком глаза смотрел на Стефу.

Она сидела, притихшая, словно угнетенная величием гигантских елей, отбрасывавших на нее густую тень, чуть побледневшая. Холод охватил ее, рождая смутное беспокойство.

«Что я тут делаю? Я — рядом с этим магнатом… Заблудилась… случайно угодила сюда, словно василек в теплицу…»

В точности, как Вальдемар только что, она подумала что одна-одинешенька здесь, посреди роскоши и магнатского великолепия.

И вздрогнула.

Заметивший это Вальдемар наклонился к ней и смотрел на нее долго, проникновенно, потом шепнул серьезно:

— Какая вы впечатлительная…

Стефа улыбнулась, ей стало приятно. Вальдемар понял обуревавшие ее чувства. Он шепнул:

— Василек!

Стефа удивленно подняла на него глаза.

— Отгадал я?

— Да…

Они въехали на мост. Панна Рита и графиня воскликнули хором: