Посередине главной улицы ехало прекрасное ландо, запряженное четверкой черных арабских лошадей. Лакированная упряжь сияла начищенной бронзой. Кучер и лакей в изысканных ливреях гармонировали с экипажем. На темно-красных подушках сидел в изящной позе Вальдемар. Он часто приподнимал шляпу или кланялся в ответ на приветствия знакомых. Прекрасная упряжка производила большое впечатление на горожан, то тут, то там на тротуарах слышалось:

— Чьи это лошади? Кто едет?

— Это из Глембовичей. Майорат Михоровский.

— Тот магнат? У него лучшие на выставке конюшни. Вальдемар направлялся на вокзал, чтобы встретить дедушку и дам. На вокзале он встретил панну Риту, Трестку и Вилюся, нервно прохаживавшегося в ожидании поезда.

Трестка шутил над студентом, уверяя, что тот бросил занятия и примчался сюда вовсе не на выставку, а исключительно встречать поезд, и что студент вот-вот потеряет сознание от тоски, вызванной известными причинами.

Студент отшучивался как мог, но в главном не перечил. Вальдемар покусывал усы — его это рассердило. Когда после удара сигнального колокола он вышел на перрон и увидел Вилюся, неотрывно взиравшего на приближавшийся поезд, — Вальдемар не выдержал и бросил с усмешкой:

— Как это вы приехали без букета!

Студент жалобно глянул на него, потупился и покраснел.

Поезд подъехал к перрону. Вальдемар медленно шагал вдоль вагонов первого класса, поглядывая в окно. Вот в одном засветилось личико Люции, потом показались пани Идалия и пан Мачей. Обеспокоенный майорат вскочил внутрь, прежде чем поезд окончательно остановился, но тут же увидел Стефу — склонившись, она завязывала какой-то пакет. Вальдемар быстро подошел к ней, они подали друг другу руки. Глядя ей в глаза, он поднял к губам ее ладонь. Стефа засмущалась. Видевшая это Люция уже не удивлялась. Следом вошли пана Рита, Трестка и Вилюсь, зазвучали приветствия, начался шумный, бессвязный разговор.

Вскоре по главной улице вновь проехало ландо майората, с паном Мачеем, баронессой, Люцией и Вилюсем Шелигой. Во второй бричке ехали панна Рита со Стефой, Вальдемар и Трестка. Рита говорила:

— Знаете, мои кони произвели фурор. Ваших им не затмить, но они все равно на высоте…

— На какой высоте? Моих коней или ваших амбиций?

— Ехидный! До ваших конюшен я пока что не доросла.

— Забавная формулировка!

— А я вот счастлив, — громко воскликнул Трестка. — Я сюда ни одного одра не пригнал!

— Это увеличивает ваши шансы, — усмехнулся Вальдемар.

— Вот именно!

Панна Рита окинула их суровым взглядом, но оба пана лишь усмехнулись.

— О чем это вы тут говорили? О каких-то шансах? Вальдемар сделал преувеличенно серьезную мину:

— Всего лишь о скачках, ясновельможная пани спортсменка.

— А точнее?

— Каждый из нас может проиграть скачки, но тот, кто не выставил коней, не окажется среди проигравших. Следовательно, его можно считать выигравшим.

— Парадокс! А вы что имели в виду, граф?

Трестка смутился:

— Я? Да примерно то же, что и майорат.

— Дорогой мой, будь посмелее, — засмеялся Вальдемар.

Панна Рита пожала плечами и обернулась к Стефе:

— Что вы думаете об этих вот двух панах?

— Что вы в постоянном конфликте и не можете понять друг друга.

— Я совсем не это имела в виду…

В ресторанном зале, расположенном на первом этаже отеля, собралось за обедом человек двадцать. Тон задавали Мачей Михоровский и княгиня Подгорецкая. Изящные прически и платья дам рядом с элегантными мужскими костюмами делали собрание гостей изысканным.

Воцарилось веселье, надежно удерживаемое в рамках хорошего тона благодаря присутствию пана Мачея и княгини.

Однако молодым ничто не мешало чувствовать себя свободно.

XXV

В павильонах встречались люди разного круга, разного общественного положения, но одержимые схожими стремлениями: осмотреть все, что здесь отыщется интересного.

Повсюду шум, гам, гомон тысяч голосов, перекрывающих друг друга. Шум, толчея, вавилонское столпотворение.

Павильон пасечников в форме улья, павильон рыболовства, садоводства, отделы шелкоткацкого производства, цветоводства… Туда в основном стремились пожилые пани, сельские хозяйки. В павильоне птицеводства людской гомон перекрывали гагаканье, кудахтанье, воркование цесарок, пронзительные крики павлинов, и все это — под аккомпанемент хлопанья крыльев. Из дальних клеток другого павильона доносились хрюканье и визг свиней. Посверкивали выкрашенные в яркие цвета машины отечественного производства. Глухой рокот мощных моторов притягивал специалистов: там в основном виднелись мужские шляпы, разговоры шли тихие, профессиональные, словно гигантские машины и бег приводных ремней, помимо воли, заставляли людей приглушать голос.

Вместе с другими там прохаживался и Вальдемар Михоровский, сопровождая дам, которым давал пояснения. Панна Рита, Стефа и Люция несли охапки цветов, подаренных им майоратом в павильоне цветоводства. Стефе достался ворох желтых хризантем.

Они вошли и замерли, ошеломленные мощью техники. Огромные локомобили и двигатели поневоле притягивали взоры. Все было в движении, быстром, но размеренном, каким отличаются хорошо отлаженные механизмы. Стефа и Рита не скоро ушли отсюда. Машины привлекали их, словно некие живые гиганты. Вальдемар давал подробные пояснения.

Стефа была увлечена, но Люция стала капризничать:

— Пойдемте отсюда! Мне все время кажется, что ремни упадут мне на голову или платье порвется об эти железки.

Они перешли в отдел экипажей и упряжи. Здесь Люции понравилось больше.

— Вальди, купи в Слодковцы карету, — предложила она.

— Там уже есть две.

— Да, но это твои, а я хочу, чтобы и у мамы была своя.

— У нее есть ландо и бричка. Когда будешь выходить замуж, я тебе подарю английскую карету.

— Такую, как в Глембовичах?

— В точности такую.

Стефа и панна Рита разглядывали дамские седла. Одно понравилось им больше всех: целиком из светлой кожи, уздечка, налобник и хлыст украшены серебром, чепрак из голубого бархата и серебряной вышивкой.

Панна Рита осведомилась о цене, оказавшейся крайне высокой. Вальдемар, поторговавшись, купил седло.

— Это для вашей будущей жены? — спросила Рита. — Ведь у вас в Глембовичах и так хватает прекрасных дамских седел…

— Это предназначено для Слодковиц.

— А для кого конкретно?

— Для панны Стефании.

— Но я почти не умею ездить верхом! — воспротивилась Стефа.

— Будем учиться.

Рита нервно рассмеялась:

— Вы сегодня un vrai chevalier de la gйnйrositй![53]Люции подарите карету, панне Стефании подарили седло, не забудьте же и обо мне. Рассчитываю на вашу милость.

— Подарок вы получите немедленно, — ответил он весело.

— Сгораю от любопытства!

Майорат отошел и вскоре вернулся с хлыстом прекрасной работы. Рукоять его была оплетена серебряной проволокой.

— Рад служить, — с поклоном подал он панне Рите изящную вещицу.

— Благодарю! А он для коней или для вас?

— Ну, если я провинюсь перед вами…

— Вы уже провинились. Но, увы, не мне принадлежит право вас наказывать…

Они осмотрели еще несколько павильонов. Побывали в глембовической псарне, где суетилось множество псарей в темно-желтых куртках, высоких сапогах и широких перевязях. На головах они носили плоские коричневые шапочки. Там стоял писклявый скулеж щенят, множество собак повизгивали и гавкали — знаток сразу мог бы распознать породы по голосам. Особенно красивы были таксы, гончие и борзые. Пандур, огромный дог майората, разгуливал в красивом, обитом серебром ошейнике. Когда вошла Стефа, он в несколько прыжков оказался рядом с ней и дружелюбно вскинул ей на плечи мощные лапы.

— Он вас узнал! — обрадованно шепнул Вальдемар.

— Ну мы же с ним друзья!

— Пойдемте к лошадям! — предложила панна Рита.

В конюшнях они встретили много знакомых. Кони майората пользовались большим успехом. Перед входом старший конюх держал под уздцы Аполлона, окруженного толпой знатоков. Пояснения давал главный глембовический конюший с помощью нескольких подчиненных. Зрители рассматривали кобыл, которых водили конюхи в темно-пунцовых куртках и белых панталонах, черных лакированных сапогах и высоких шапочках с золотым галуном и княжеской шапкой над козырьком. Дальше стояли кони панны Риты. Среди них наибольшее внимание привлекал рослый фольблют Бекингем. Рита сказала, что на него рассчитывает больше всех. И в самом деле, он один не уступал фольблютам майората.

Не желая слушать сугубо профессиональные оценки знатоков, дамы отошли. К Вальдемару приблизился высокий, по-спортивному одетый господин и, снимая шляпу, учтиво сказал:

— Пан майорат, мы хотели спросить вас о жеребце Аполлоне. Он ведь чистокровный?

— Чистокровный. Жеребенком привезен из Аравии. Но простите меня, со мной дамы, и им наш разговор неинтересен…

— О, разумеется, прошу простить!

— Остальное вам расскажет и покажет бумаги Аполлона мой конюший. Но должен заметить — конь не продается.

Спортсмен прикоснулся к шляпе и отступил с поклоном. Майорат с дамами осмотрел еще несколько конюшен, пока не дошли до хлевов.

— Ну, скот вас явно не интересует? — спросил Вальдемар.

— Ничуточки, — ответила Рита. — Вернемся к Идальке. Она там наверняка мучается со своими колбасами.

Пани Идалию пригласили участвовать в дамском комитете выставки как эксперта по колбасам, копченостям и сырам. Графиня Чвилецкая взяла на себя конфитюры и вина, молодая княжна Подгорецкая — разнообразнейшие водки, меды и наливки. Все они сидели в обширном, красиво декорированном павильоне в обществе нескольких мужчин. Баронесса пробовала разнообразные колбасы, подаваемые на тарелочках с карточками производителей, и делала свой приговор.

Все это сопровождалось шутками, но и чисто профессиональными разговорами. Графиня Чвилецкая искоса посматривала на Стефу и на букет желтых хризантем в ее руках. Ее сердил майорат, неотлучно сопровождавший «эту троицу».

Пани Идалия, увидев их, сказала:

— Ну, вы, должно быть, недурно развлекались, а я horriblemenet fatiguйe.[54]

— Смените колбасы на конфитюры, а княжна пусть от наливок перейдет к сырам, — пошутил Вальдемар.

— Хороший совет! А потом ты будешь за нами ухаживать, когда мы расхвораемся и сляжем.

— Как вы находите эти продукты?

— В основном весьма неплохие. Особенно колбасы заслуживают похвалы.

— Это доказывает, что хороших хозяек у нас хватает. Кто-то из мужчин обратился к Вальдемару:

— Если я не ошибаюсь, пан майорат, и вы числитесь среди выставочных экспертов?

— Да, по сельскохозяйственным машинам, скоту и лошадям.

— Каково же ваше мнение?

— Машины и культиваторы отечественного производства неплохие. Но мы чересчур уж верим в заграницу: заграничное — значит, великолепное, а все, что сделано у нас, чаще всего вызывает лишь ироническую усмешку. Но смеяться легко, производить гораздо труднее.

— Значит, вы против заграничных машин?

— Нет, что вы. Просто мы обязаны больше приложить усилий, чтобы иметь лучше результаты. Увы, у нас еще много поклонников Запада, глухих и слепых к отечественному прогрессу.

Вмешалась графиня Чвилецкая:

— Вы забыли, что заграница дает нам то, чего мы не можем найти здесь, — ведь каждый предпочитает заграничные шелка местному тику.

— Однако если вы постоянно будете покупать тик, производство и качество его улучшится, и постепенно мы начнем сами производить и шелк.

Графиня иронически бросила:

— Однако ж вы почему-то не следуете своим взглядам в собственном хозяйстве.

— Ну да, мои фабрики и имения оборудованы на заграничный лад, однако я устраиваю их не за границей а у себя на родине.

— И тем не менее в былые времена вы не пренебрегали так заграницей, проводили там гораздо больше времени, чем здесь.

— Не стану перечить! Но именно годы жизни за границей привели меня к моим нынешним убеждениям.

Графиня смолкла. Она не нашла, что ответить. Панна Рита устремила на нее злорадно-насмешливый взгляд, совершенно смутивший графиню.

Вальдемар продолжал:

— Нам не следует бездумно отдавать загранице деньги за что попало. Мы должны создавать у себя не суррогат западной цивилизации, а брать у нее самое толковое — и убедимся, что у нас самих достаточно умов и умелых рук.

— Кстати, как вы находите на выставке скот и лошадей? — спросил кто-то из мужчин Вальдемара.

— Прекрасно! Здесь собраны самые разные породы. Животные красивые и ухоженные.

— А почему вы не выставили ваш скот?

— Я его выставлял в прошлый раз в М.

— Да, я помню, ваш коровник получил тогда золотую медаль, — запечалился Трестка. — Сегодня вы ее опять получите за лошадей, а я столько трудился над своим коровником — и все зря.

— Наберитесь терпения! Побольше уделяйте внимания своим животным.