Лэм уже понимал, что именно так и скажут, мало того, это будет правда. Но Каролина так легко влюблялась, что пока действительно опасности не предвиделось. И все же он подумал, что нужно посоветоваться с матерью.

— Я постараюсь присутствовать при ваших беседах, чтобы эти слухи рассеялись, но мне бы не хотелось мешать, возможно, мое присутствие будет стеснять лорда Байрона.


Каролина чувствовала, что запутывается. Еще впервые увидев Байрона, она записала в дневнике, что это прекрасное бледное лицо — ее судьба. Теперь после целого вечера общения женщина чувствовала, что не может думать ни о чем, кроме завтрашней встречи. Она забыла, что осталась без обеда, не ужинала и позволила раздеть себя, почти не понимая, что происходит. Долго лежала без сна, уставившись в темноту и перебирая в памяти каждое слово, произнесенное глухим голосом, все казалось важным и значимым.

Конечно, такой человек не мог сравниться ни с кем, только он мог написать «Чайльд Гарольда» и напишет еще много гениальных произведений. Ах, как ей повезло, что такой человек не просто бывает в ее доме, но и избрал ее для доверительных бесед, осчастливил своей дружбой!

Каролина была на седьмом небе от счастья.

За окнами уже брезжил рассвет, когда сон наконец смежил ее усталые веки. Спать оставалось совсем недолго, потому что лорд Байрон обещал приехать в одиннадцать, к этому времени она должна быть готова и успеть позавтракать, чтобы не смущать его своим видом при жевании. Каролина не задумывалась, что требования Байрона нелепы, что в чужом доме не принято диктовать свои условия, она считала, что гениальному поэту можно все!

Если он не желает видеть жующую женщину, она будет есть рано утром и поздно вечером, чтобы не раздражать Байрона, ему не нравятся даже собственные приятели в Мельбурн-Хаус, значит, остальным будет дан от ворот поворот. Байрон не любит танцы, следовательно, в этом сезоне в Мельбурн-Хаус не будет больше балов. Поэт желает проводить дни почти в уединении, значит, и она тоже откажется от шумных вечеринок и посетителей.

Влюбленная Каролина была готова на все, только бы поэт заходил в их дом ежедневно!

Пока счастливая супруга придумывала, как избавиться от гостей и отменить планируемые балы, Уильям Лэм все же решил посоветоваться с матерью. Он не был маменькиным сынком, однако справедливо полагал, что та лучше понимает его супругу Каро.

Герцогиня Мельбурн была личностью не менее примечательной, чем Байрон, только без трагического налета. Нет, леди Элизабет не писала поэм и даже прозаических произведений в отличие от своей подруги герцогини Девонширской, но она была женщиной исключительно мудрой, что иногда важней самого большого поэтического таланта.

— Доброе утро, дорогой.

Леди Элизабет больше любила этого сына, похожего на лорда Эгремона, и не стеснялась демонстрировать такую любовь. Герцог Мельбурн столь же откровенно показывал свое предпочтение старшего сына перед младшим. Впрочем, это не мешало семье жить достаточно дружно, во многом благодаря женской мудрости самой леди Элизабет. Сумев родить детей от разных любовников, она все же старшего произвела на свет от мужа, и, кроме похожести отпрысков, никто не смог бы упрекнуть ее в любовных связях с кем-то, хотя все прекрасно знали, что таковые существуют.

В этом отношении герцогиня Мельбурн считалась образцом женщины. Достаточно свободная, чтобы вести себя так, как хочется, герцогиня была достаточно умна, чтобы это поведение не шокировало ни мужа, ни общество. Все знали о ее многочисленных любовных связях даже в нынешнем, весьма солидном, возрасте, но никто не мог упрекнуть леди Мельбурн в этом. Наследника она родила от супруга, а в судьбах остальных детей немалое участие принимали их собственные отцы, также не афишируя ни отцовство, ни помощь.

Герцогиня Мельбурн считала, что женщина может делать все, что угодно, но умело скрывать свои увлечения, чего совершенно не умела ее младшая невестка Каролина. У супруги Уильяма что на душе, то и на языке.

Леди Элизабет могла бы стать прекрасной наставницей Аннабелле, если бы та считала необходимым иметь наставницу. Еще в прошлый приезд сэр Милбэнк пытался объяснить своей дочери, что не мешало бы брать пример с тетки, однако Аннабелла лишь строптиво дернула плечиком:

— Брать пример с женщины, у которой главная забота — скрыть свои любовные связи даже в шестьдесят? У меня несколько иные интересы, папа.

— Однако в мудрости леди Элизабет не откажешь.

К мудрой матери Уильям и шел посоветоваться.

— Доброе утро, мама. Как ты себя чувствуешь?

Мать и сын без свидетелей общались безо всяких церемоний, это тоже было свидетельством их духовной близости.

— Уже совсем неплохо, если вспомнить мой возраст.

— Ах, ради бога! Тебе ли говорить об этом?

Мать улыбнулась, в голосе сына звучали любовь и восхищение.

— Я молода душой, дорогой, но мое тело слишком долго живет на этом свете, чтобы не напоминать об этом. Как твои дела?

— У меня все в порядке. У нас гость, знаешь?

— Лорд Байрон? Очередная любовь твоей неугомонной Каро.

— Ты даже об этом знаешь?

Герцогиня улыбнулась:

— Плохой бы я была хозяйкой, если б не знала, кто гостит в нашем доме. Лорд Байрон уже третий день рассказывает о себе твоей Каро. Вчера и сегодня он у нас с самого утра, до этого был вечером.

Уильям невольно рассмеялся:

— Тебе поистине не нужно выходить из своей комнаты, чтобы знать все.

— Все гораздо проще, Каролина отменила сегодняшний вечер под предлогом моего самочувствия и объявила мне об этом так, словно лорд Байрон своим появлением спас меня от неминуемой гибели.

— Ты радуешься этому?

Герцогиня рассмеялась:

— Я действительно рада, после болезни трудно принимать гостей, но, боюсь, если твоя неистовая супруга отменит и все остальные приемы и балы, вам придется принимать соболезнования по поводу моего тяжелого состояния. Все и так решили, что я плоха, смотри, сколько записок с вопросами.

На столике и впрямь лежал десяток листов, видно, обеспокоенные отменой вечернего приема знакомые герцогини нашли нужным осведомиться о ее самочувствии.

— Я скажу Каро, чтобы она не смела этого делать! Если не желает сама появляться на приеме из-за гостя, пусть сидит с ним в своей гостиной.

— Нет-нет, ничего этого говорить не нужно. Мне неприятно говорить об этом, но твоя супруга в очередной раз влюблена и не находит нужным скрывать этого. Уильям, пусть уж лучше блестит глазами в своей гостиной, чем делает это у кого-то в салоне или на балу. Кстати, сегодняшний вечер она отменила именно из-за танцев, поскольку Байрон не танцует.

Уильям только развел руками:

— Что я могу поделать с Каро? Недаром ее зовут неистовой.

— Неудивительно, что она влюблена в Байрона. Не она одна, если поэт сумел очаровать Аннабеллу, то неудивительно…

— Белл? Неужели?

— Да, Ральф приходил советоваться со мной, что делать из-за этой влюбленности.

— Если даже Аннабелла не устояла перед его обаянием, то влюбленности Каро и удивляться не стоит.

Мать с сыном с удовольствием посмеялись, пошутили над сложившейся ситуацией и пришли к выводу, что Байрона лучше «держать при себе», то есть у себя в доме, тем более он нравился и герцогине Мельбурн, и самому Уильяму.

Больше чем на полгода Байрон стал завсегдатаем особняка Мельбурнов, почти каждый день проводя по несколько часов в гостиной у Каролины либо в беседах с леди Мельбурн или Уильямом.


Байрон возвращался домой, будучи под впечатлением от продолжительной беседы с леди Каролиной до такой степени, что не обратил внимания на стоящую подле дома коляску, поэтому вздрогнул, услышав голос Томаса Мура:

— Наконец-то! Это никуда не годится, мы опоздаем в клуб!

— Клуб? Какой клуб?

— Бог мой! Ты забыл, что на сегодня назначена встреча с возможным покупателем Ньюстеда?!

Байрон нахмурился, очарованный вниманием, оказанным ему леди Каролиной, а еще больше собственными рассказами о нелегкой судьбе, он совсем забыл о том, что готовится продажа родового поместья — единственного, что у него осталось, не считая способности писать. Однако за поэму он денег не брал, считая это неприличным, а жить на что-то нужно, кредиторы уже осаждали дом. Ньюстед и впрямь нужно продавать, и пропускать встречу с покупателем никак нельзя, в трудные времена таковых немного.

Хобхаус говорил, что на аукционе имение можно было бы попытаться продать дороже, однако Роджерс в этом сомневался, к тому же аукционные торги не скоро, а деньги нужны сейчас. Если предполагаемый покупатель выложит задаток, можно будет заплатить первоочередные долги и хоть на время забыть о кредиторах.

Как все это далеко от прекрасной женщины в прекрасном особняке, для которой финансовые заботы нечто непонятное и слишком далекое! В эту минуту Байрону страстно захотелось стать богатым, чтобы не вспоминать о долгах и необходимости где-то добывать деньги.

— Одну минуту, — он уселся за стол, намереваясь что-то писать.

— Что это? Ты собираешься написать еще пару поэм, когда нас уже ждут?!

— Нет, только записку леди Каролине Лэм.

— Ты же только что от нее? Слуга сказал, что ты в Мельбурн-Хаус.

— Да, я был там, но обещал вернуться, а теперь не смогу. Мало того, после тягостного разговора мне совсем не захочется портить настроение леди Каролине. Придется объяснить свое отсутствие.

Он быстро посыпал написанное песочком, проглядел, свернул и запечатал письмо.

— Джон, это в Мельбурн-Хаус для леди Каролины. Срочно! И одеваться.

— Для прогулки, милорд?

— Нет, для деловой встречи, — вздохнул Байрон.

Мур с изумлением наблюдал за приятелем. Они подружились неожиданно. Байрон в своих поэтических строках не раз, совершенно не задумываясь о последствиях, незаслуженно обижал знакомых и незнакомых людей, потом извинялся, но все же не раз наживал себе врагов.

Едва не стал таковым и Томас Мур. Обидевшись на такой выпад поэта, он отправил Байрону письмо с вызовом на дуэль, однако письмо поэта в Лондоне уже не застало, тот отбыл на континент в свое знаменитое путешествие.

Когда Байрон вернулся, Томас Мур счел себя обязанным напомнить о вызове и поинтересовался у поэта, почему тот не ответил на письмо. Лорду пришлось разыскать письмо и предъявить Муру нераспечатанным с ответным предложением либо принести извинения, либо удовлетворить требования. Мур, который к тому времени был счастливо женат и вовсе не жаждал крови, поскольку злость уже прошла, предложил заменить дуэль завтраком, причем в доме Роджерса.

Так они стали приятелями. Роджерс принялся нахваливать всем поэму нового друга, а заодно и рассказывать небылицы о его приключениях, подогревая интерес к персоне поэта. Теперь они активно помогали Байрону продать его единственные владения — имение Ньюстед и земли, доставшиеся по наследству.

Приятели были против продажи Ньюстеда, хотя имение не приносило приличного дохода. Чтобы оно стало прибыльным, нужно отправиться туда и в сельской глуши заниматься хозяйством. Первое Байрон сделать мог, его давно влекло уединение, второе категорически нет. Заниматься делами имения для поэта равносильно ссылке на рудники. Это прекрасно понимали управляющие, а потому, не страшась проверок, беззастенчиво бездельничали, зарабатывая только на собственные нужды.

И все же продавать Ньюстед опасно, Роджерс противился не зря. Он хорошо понимал, что Байрон быстро потратит даже немалые средства, которые выручит за имение, а получить новые просто неоткуда.

Но покупатель нашелся, он согласился приобрести имение за сто сорок тысяч фунтов стерлингов — огромную сумму, к тому же обещал выплатить задаток в размере двадцати пяти тысяч фунтов. Двадцать пять тысяч для Байрона в его положении отчаянного должника были манной небесной, позволяя погасить самые неотложные долги, потому поэт был согласен распрощаться с родовым имением немедленно.

— Тебе нужно немедленно жениться на богатой девушке, чтобы приданое могло спасти Ньюстед!

Байрон с усмешкой посмотрел на Мура:

— Чтобы какая-то перепелка с утра до вечера чирикала мне в уши?

— Но ты же слушаешь чириканье своей леди Каролины?

Поэт вздохнул:

— Это другое…

— Ты пропадаешь в доме Мельбурнов уже неделю, Каролина отменила все балы и приемы, закрыла двери даже перед нами с Роджерсом, прекрасно зная, что мы твои друзья. Что происходит, Джордж? Как к этому относится герцогиня Мельбурн? А Уильям?

— Удивительно, но хорошо. Мы почти подружились с Уильямом Лэмом, он вовсе не рохля, каким иногда кажется со стороны. Умный, сильный, только до сих пор без ума от своей Каролины, а потому не может противиться ни одной ее выходке.