— Ну что вы, — проводив, испуганно отвёдшего взгляд, водителя глазами, я улыбнулась, — самая обыкновенная рядовая баба.

— Я не жалею, что поговорила с вами. Совсем некстати вы стали мне симпатичны.

— Взаимно. Мне тоже было приятно с вами пообщаться. Прямые люди сильны и интересны. И ещё приятнее осознавать, что мы поняли друг друга.

— Скажите… — начала она неуверенно, — почему он так резко изменился ко мне?

— Ну я не знаю… могу только предполагать…

— Пусть так… — давясь нетерпением поторопила она.

Я сказала:

— Вы сделали какую-то ошибку до ужаса напугавшую его.

Она как-то вся поникла и кивнула, её губы чуть слышно прошептали:

— Я вошла, он спал. Не удержалась… поцеловала… Совсем чуть-чуть, невинно…

Вдруг она подалась вперёд и схватила меня за руки. В какую-то минуту мне показалось, что передо мной была уже совершенно другая женщина- одинокая, несчастная. Но вскоре я поняла, что то был миг. Маска вновь заняла место на её лице, но та другая прорывалась.

— Спасибо, что вышли, что не прогнали, что выслушали, — она сорвалась и всхлипнула. — Я думала, он прогнал потому, что понимает, как обязательное доброделание надоедает этому самому носителю добра. В жизни так и есть, ведь правда же?! Но он одно не учитывает: война и я влюблена в него. Мне это в радость, понимаете, и никогда, никогда не надоест. Надежду на груди держала, а выходит… Не убивайте меня позвольте писать ему, дружить?…

Я порывисто обняла её. "Какая же она настоящая, такая? Или это опять игра?" Какой-то миг, мы так постояли. Отпускала я из объятий прежнюю Седову. Она ещё раз смерила меня взглядом полным непонимания. Покопалась в сумочке, вероятно ища платок или давая себе шанс войти в образ. Резко вскинула голову: взгляд гордо презрительный. Попрощавшись и мотнув модным подолом, повернувшись на высоченных каблуках, хлопнув дверью так, что стоявшая невдалеке и топырившая уши медсестра вжала голову в плечи, она ушла. Я тяжело выдохнула: "Можешь сердиться пока не лопнешь!" Не думала же она, право дело, что я собственного мужа на блюдечке подарю. Пиши, дружи, но на большее рот не разевай! Я с трудом отвела взгляд от двери, скрывшей её и, отлепив ноги от места, поплелась в палату. Они просто подгибались и с трудом тащили моё худенькое тело. Была б пополнее, сломались бы запросто. Шла не торопясь. Нужно время прийти в себя и осмыслить разговор. — "Нет, я с ней правильно говорила. Сюда она больше не придёт, хотя и от него не отстанет. Заела отставка. Но это меня мало волнует. Он никогда не свяжется с ней. А вот её намёки о его фронтовом романе… Надо подумать. Сам молчит. Значит, инициативу проявлять не буду, с разговором не полезу".

Костя, введённый в курс дела своим водителем, встретил меня насторожённо.

— Седова была? И что она от тебя хотела?

Я не торопясь отвечать прошла к кровати, подвинула стул, хорошо устроилась, расправила складки на халате и только тогда, когда его нетерпение зашкаливало, театрально вздохнула:

— Совета.

— Совета? — полезли его глаза на лоб. — Какого?

Я сколько-то молчу нагоняя его терпение, а потом рассекречиваюсь:

— Как можно научиться любить в жизни только одного мужчину.

Костя похлопав глазами честно признаётся:

— Я её боюсь.

Усмехаюсь себе в кулачёк.

— Примерно это я ей и сказала. Думаю, сюда она больше не придёт, но от тебя не отстанет. Завелась не на шутку. Отставка в её психику не укладывается.

— Что же мне делать? — панически схватил он мою руку.

Я долго-долго молчу, а потом выдаю совет:

— Не обращать внимания. У тебя правильная и хорошая на таких женщин реакция. Продолжай в том же духе. И вот ещё что…Надеюсь ты понимаешь, что птички такого полёта вот так просто, без причины по госпиталю не порхают. У военных такого ранга без санкций соответственных органов не засиживаются. Актрис, балерин и проституток ещё царская охранка в своём букете держала.

Смущаясь он оправдываясь, бормочет:

— Гм- гым… Ты хочешь сказать, её послали ко мне, вытрясти душу? Чёрт! Может быть, может быть… Бывший зек, немцы не малый интерес проявляют к моей персоне…

— Ну вот ты и сам всё видишь…

— Понимаешь, несколько представлял её себе другой. Ещё и обрадовался дуралей, что актрису живьём вижу. Вот, думаю, повезло-то.

Я благоразумно молчу о том, что актриса влюбилась. Дело делом, но чувство присутствует. Мне предстоит нелёгкая работа развенчать королеву в его глазах и оставить актрису. Приходится объяснять ему и оправдывать Валентину. Двоякая роль, совершенно не нужная мне, но я говорю:

— Кино и реальный человек, это разные вещи. Ты должен понимать…

Но он понимать не хочет и со страдальческим лицом, ноет вновь:

— Чего ей от меня надо… Я только разговаривал. Шантажистка. К тому же говорят у неё писатель Сиронов есть…

Я набираюсь терпение и говорю:

— Костя, ситуация же проще не бывает. О тебе легенды по стране ходят. Её, поди, с "культурной шефской программой" сюда отправили. Разведка боем, так сказать… Бабе-то душу вывернешь. А тут не сморчок или колобок, а рыцарь-богатырь. Любопытство расшевелило. Женщина взыграла. Зацепило. А ты щит выставил. Самолюбие взыграло. Избалованная популярностью актриса. Её просто носят на руках. Сам понимаешь, кино, театр, покровительство Сталина… Море поклонников и цветов. Любимица миллионов. Но её жизнь игра. А тут реальный рыцарь-герой, привлекателен, интеллигентен и совсем ещё не старый. Заметь, не вымышленный из сценария, а самый настоящий, так почему не поиграть…

— О том, что на мне можно обыграть сценарий, я не подумал, — вытаращился он.

Я делаю умное и терпеливое лицо и иду в своих "рассуждениях" дальше:

— Безусловно, лирика, киношные фантазии взыграли, а ещё обида, что любимая всеми отвергнута тем, на кого указал её пёрст. Твоё упорство её только раззадорило. Ни кому — нибудь, а ей, Седовой и отказ. Вот её и понесло. А ты, дорогой, вместо того, чтоб разобраться и принять меры, струсил. Да ещё дверь закрыл перед её носом.

Он дёргает плечами и возмущается:

— Закроешь тут… — он запнулся чуть не выпалив про поцелуй, но передумав сказал другое:- если Сталиным пугают. А она лезет как коза. Зачем мне такая головная боль… Я устал от неё… Нет-нет… Боже упаси, сохрани и помилуй! Очень прошу, вытесни её отсюда, избавь…

Я молчу. Со Сталиным он переборщил. Меня убедить хочет. Те разговоры про вождя пошли после приказа не пускать Серову на порог. Её выдумка и больше ничья. Дело понятное. Она вертится на самом верху. Не могла перенести отказ, придумала себе щит. Мол, Сталин Рутковского припугнул, поэтому он и не со мной: разве б устоял. Умная бестия. Но это доказывает, что Костя чист и между ними ничего не было. Иначе зачем ей маскировать так отказ Рутковского. Это я понимала. А вот он похоже нет.

Я с трудом спрятала улыбку, он явно был напуган и раздражён. Ждала, что он расскажет про тайный поцелуй, но муж упорно молчал. Ладно подожду. И наслаждаясь мелкой местью поддала жару в огонь.

— Не мудрено. Смотри ещё и Сиронов к барьеру поставит. Про вас уже вся Москва небылицы плетёт.

Он закашлялся.

— Да-а!? Нет, не пугай меня. Сиронов, в отличии от этой дамы, не сумасшедший.

Чтоб не расхохотаться я прикрылась рукой и принялась искать на полу якобы что-то потерянное.

— Не знаю, не знаю… Причём рассказывают жуткие подробности. — Не выдержав всё же хрюкнула я.

Вздох, облегчения, вырвавшийся из его груди, говорил о том, что я рассекречена. Он понял, что всё это мои шутки.

— Чем головы у народа забиты, ведь такая кровопролитная война идёт. Я поражён. Но ведь ты не поверила, почему? — смеялись его сделавшиеся совсем голубыми глаза.

— Я просто прикинула, что, во-первых, на сколько я тебя знаю, ты наверняка, её испугался. Во-вторых, с таким тяжёлым ранением и кувыркаться с первых дней попадания в госпиталь, это не реально. Хотя после сегодняшней ночи, я могу и засомневаться, — запрыгали чёртики в глазах. "Если б не дочка, которую не потащишь за собой, на фронт, я б никогда, не оставила тебя ни на минуту. Ах, каким бы это было разочарованием для твоих поклонниц".

— Психолог. — Поймав, притянул, он, смеясь, к себе. — Ты не находишь, что в кино она более мила и безобидна?

— Костя, ты жесток, она просто несчастная женщина. Седов был сильной фигурой. Герой, лётчик, командир дивизии, сильный, настырный, амбициозный, во всём первый и лучший, обласкан властью и хорошо материально обеспеченный. Рядом с ним она чувствовала себя принцессой. Такого же по габаритам мужчины рядом с ней больше не случилось. И вдруг ты… Про себя же всё она хорошо знает. Все видя в ней только знаменитость, мечтают сфотографироваться, потрогать руками, похвастаться знакомством с ней и так далее, но не одному она не интересна как человек, женщина. Она не глупа и это её убивает и обижает. Даже если ей предлагают быть женой, то только потому и для того, что она вдова Седова, вхожая во власть или актрисе, чтоб показать её рядом с собой…

— А Сиронов? — перебил он.

— Это сейчас он Сиронов. А ей не давал прохода, давя своими ухаживаниями и слёзными признаниями никому неизвестный несчастный сочинитель. Он не так чист и прост как кажется. До "влюблённости" в Валентину, он был женат на Евгении Ласкиной. Она сестра того самого редактора в издании которого он работал.

— Ну и…

— Почувствовав высоту взятой, а перспективам предел, сочинитель отправился в поиск. Валентина лакомый для него кусочек. Есть что показать и как воспользоваться. Она поверила в сочинённое и представленное им чувство и пожалела его, и себя заодно. Прикрыла своё одиночество. Решила убить жизнь на помощь в его становлении. Толкала его пьесы, играла в них, знакомила с нужными и влиятельными людьми. Выводила шаг за шагом на самый верх- связи, знакомства, то да сё… Он талантлив, но никто без неё в его сторону даже не плюнул бы. Таких много. Ему нужна актриса Седова, а не Валя. Это чудовищно для женщины, тем более не простушки. Думаю: она очень скоро поймёт, что он за карьеру мать родную продаст. К тому же ужасный бабник и волокита. А может уже понимает, но идёт на это, потому что другого кандидата нет. Возможно, поэтому её нервы не совсем в порядке. Кто знает, могло и это её подтолкнуть к такой сильной фигуре, как ты. Хотела вырваться из сетей сочинителя и убежать от себя. За взбрыками актрисы кроется душа. Она обнажена и затянута лишь театральной дымкой. Кто злится, кто завидует, а душу не видят. По-доброму такая жизнь не кончится. Поэтому надо терпеливо к её причудам отнестись. Знаменитостям кино по статусу положены некоторые вольности и лёгкий флирт.

— Хорошую перспективу ты мне нарисовала. — Сверкая бездонными от смеха глазами, вновь прижал он меня к себе. — Она тебе больше ничего не говорила?…

Я почувствовала как напряглась его рука на моей спине. Это безжалостно прошло через мою душу. "Что ж его так волнует? Неужели фронтовые сладкие приключения…" Мне было неприятно, но я твёрдо ответила:

— Ни-че-го.

Конечно, опять почувствовала, как его отпустило и он бодрым голосом попросил:

— Люлю, давай попоём, а?

— Неудобно…

— Мы потихонечку. Душа поёт. Не могу поверить, что вы с Адусей рядом и я держу тебя в своих объятиях. С тобой всегда всё просто и понятно. Любая сложная ситуация становится маленькой и пустяковой…

— Возьми с собой, чтоб быть всегда вместе, — мой голос дрожит от надежды.

— Вот придумала… Не время. На чём мы остановились… Ах да… Давай споём!

Я, как всегда, уступаю и мы, обнявшись, тихонько пели. Дочка смеялась и пристраиваясь с другой стороны нежничала с ним. Я была на седьмом небе. Счастье — разве это не оно?!

Как-то приходил Ерёменко с женой. Он лежал с ранением тут же. Говорили о весёлом, смеялись.

Адуся не давала отцу покоя вопросами о войне, либо принималась читать любимцу своему в слух книги. Его трудно было врачам лечить, он был беспокойным пациентом. К нему всё время приезжали военные посетители. Привозили сводки и о чём-то шушукались. В такие минуты, мы с Адой выходили в коридор. Как только стал немного поправляться, крутился, как на иголках, требовал выписать его бегом на фронт, но врачи воспротивились, порекомендовав некоторое время отдохнуть в домашних условиях. Срочно перебрались во вновь полученную, правда, пока ещё не устроенную квартиру в которой нам выделили две комнаты. Господи, как я обрадовалась только нашему гнёздышку. Военные помогли найти кое — какие вещи. Кровати, диван, стол, стулья, шкаф. Моей благодарности не было предела. Кое-что удалось выменять на мыло, которое было на вес золота. Какое счастье. Мы все вместе. Хоть немного, хоть чуть-чуть, но рядом. Определили Аду в школу. Надо чтоб закончила год.